Виктор Ермаков - Святая, смешная, грешная
Закрывая за собой дверь кабинета, я увидела взгляд Насти, устремленный на Лизу. Даже без высунутого языка, а только по её глазам можно было прочитать: «Ну что? Облом? Я же говорила, у неё снега зимой не выпросишь».
Поработав с документами, подбив дебет с кредитом, я вызвала Лизу.
– Садись Лиз, – показала я глазами на стул. – Ты кем у меня работаешь?
– В смысле? – не поняла вопрос Лиза. – Начальником отдела продаж.
– Да ну, а мне показалось, что профсоюзным лидером. Тебя так и тянет на борьбу за счастье и справедливость трудового народа порадеть. А ты бы лучше взяла да посмотрела отчёт не за предновогодний месяц, а за весь год. Ты же сама знаешь, что у нас сезонный товар. Теперь до июня на все купальники можно крест поставить. То есть половина ассортимента будет лежать мёртвым грузом. А продать в сезон новые коллекции купальников много ума не нужно. Тем более что у нас почти все торговые точки в самых проходимых местах расположены. Поэтому я попрошу не агитировать меня на щедрость. Тем более при коллективе. Договорились?
– Договорились, – ответила Лиза, опустив глаза.
– Вот и хорошо. А теперь иди и поднимай трудовой дух в коллективе. И не сидите в офисе, все – по точкам. План никто не отменял. Через полчаса я жду список, – сказала я, когда Лиза уже держалась за дверную ручку.
– Какой список? – удивлённо и даже, как мне показалось, слегка испуганно спросила она.
– А что, у тебя разве нет девчонок, которых ты считаешь необходимым поощрить?
– Есть, конечно! Вон, девчонки с Кутузовского, да и…
– Ну так дай мне списочек-то, – не дав договорить, остановила я Лизу. – И вот ещё что, не могла бы ты, выходя из кабинета сделать другое выражение лица? Нет, я не претендую, чтобы в твоих глазах светилось: «Ах, какая всё-таки добрейшая, просто душечка наш директор». Я бы согласилась и на меньшее.
– Допустим? – уже улыбаясь, спросила Лиза.
– Допустим, ээээ… – произнесла я задумчиво, – ну, допустим, что-то вроде вот этого: «Нет, всё же справедливый у нас директор. Строгий, но справедливый!»
– А мы и так знаем, что ты у нас строгая, но справедливая. И умная, – уже вовсю улыбаясь, добавила Лиза. – А ещё…
– Спасибо, достаточно. Действительно, очень приятно за объективную и единственно правильную оценку! Но, к сожалению, твои слова никак не влияют на величину твоей премии. Поэтому можешь не продолжать.
– Жаль, – протянула Лиза. – У меня такая заготовочка имелась. И на тебе! Облом.
– А там было что-нибудь о моей скромности? – поинтересовалась я.
– Нет, Катерина, про скромность там ничего не было.
– Неужели? – протянула я удивлённо. – Надо бы добавить, явно просмотрели. Во мне скромности хоть отбавляй. Ум, красота, справедливость и за ними сразу же скромность идёт!
– Извини, Катерина, видимо, ты настолько скромна, что из скромности не выпячиваешь её, как другие, напоказ. Вот и не видно её.
– Очень меткое определение! – произнесла я, подняв указательный палец вверх. – Кратко и по существу! Всё, иди, только не забудь, что я сказала – план на месяц никто не отменял.
– Да уж понятно, иллюзий нет на этот счёт. На тебя где сядешь, там и слезешь. Одной рукой премию подписываешь, другой план увеличиваешь!
– Извини, милая, но, к сожалению, мир ещё не придумал ничего более эффективного, чем кнут и пряник. Я всё сказала, добавить мне больше нечего. И если не затруднит, выйдя прикрой за собой дверь поплотнее, хочу поработать в тишине.
– О! Надо не забыть добавить: «Деликатность не чужда нашему боссу». Умеет тонко намекнуть! – Лиза улыбнулась и вышла из кабинета.
Оставшись одна, я некоторое время сидела молча. Покачиваясь в кресле, упершись взглядом в одну точку, я мысленно дискутирую сама с собой. «Кать, столько лет уже руководишь своим бизнесом, а всё не научилась быть жестче. Сначала наехала на девчонку, а потом поболтала с ней, как с лучшей подругой. Может, стоит уж определиться – у тебя тут детский сад или офис? Накричишь иногда, сорвёшься, а потом чаи с ними распиваешь. А может, такая политика и нужна? Это же люди, а не роботы. Тем более, весь коллектив женский – у всех мужья, дети, свои заботы и проблемы… Ну всё… Опять понесло тебя в лирику. Смотри слезу не пусти! Глядишь, ещё минута и премию всем увеличишь в два раза! Лирика лирикой но, как говорится, ничего личного – это бизнес, – мысленно произнесла я и даже слегка прихлопнула ладонью по столу. – Ну, вот видишь, как только дело касается денег, ты сразу про всю лирику и забываешь, – не отставала я от себя. – М-да, нелегко совмещать в себе одновременно твёрдость и доброту. Твёрдость легко переходит в жёсткость, дальше… Дальше – ноль инициативы в коллективе, все ходят на работу как на каторгу. Ничего хорошего ждать от таких работников не приходится. Но и доброта также чревата последствиями – чуть прогнёшься, и всё – сядут на голову! Твою доброту принимают за мягкотелость и неспособность принимать решения… Кать, ты чего? Годовой отчёт сама себе устроила что ли? У тебя текучка в коллективе почти нулевая, притом что высокими зарплатами ты их не балуешь. Атмосфера в офисе нормальная, без склок и недовольных физиономий – значит, умеешь найти компромисс между твёрдостью и добротой. Чего тебе ещё надо-то? – задала я себе вопрос. – Чего копаешься-то в себе? Ну, ладно, не помешает иногда и покопаться, разложить ещё раз всё по полочкам, – резюмировала я. – А теперь хватит выносить мозг себе и другим, и давай-ка, подруга, за работу!»
За каждодневной работой бежал день за днём, неделя за неделей, приближая весну. Я ждала её как никогда в жизни, почему-то надеясь, что она принесёт новизну в наши с Костей отношения. Хотя я была бы счастлива, чтобы она принесла не новизну, а просто вернула бы нам то, что у нас было: нашу весёлую и беззаботную жизнь, много любви и страсти, неожиданных открытий чего-то нового друг в друге, головокружительных впечатлений от новых ощущений в сексе… Чего только стоят воспоминания о ночи, проведённой на даче! Мы даже дали ей название – «Ночь фотосессии». С той незабываемой ночи прошло уже полгода, но я помнила её, как будто она была вчера. Да разве такое возможно забыть?
А что у нас сейчас? Мы по-прежнему любим друг друга, нечасто, но встречаемся. Иногда он остается у меня на всю ночь, казалось, забыв обо всём на свете. Но наступает утро. Выпив кофе, надевая свежевыглаженную сорочку и завязывая галстук, Костя становится молчаливым, даже каким-то замкнутым. Не чувствуется прежней энергии и желания свернуть горы, создать что-то новое… Как будто ему подрезали крылья, лишив возможности летать. Судебная машина безжалостно и последовательно давила в нём веру в справедливость и убивала надежду. Костя проиграл все областные суды, где Ансаков по-прежнему был влиятельным человеком. Оставалась одна надежда – на Верховный суд.
