Греши и страдай (ЛП) - Винтерс Пэппер

Взяв его за руку, я сжала его пальцы.

— Артур ... ты меня слышишь?

Ничего.

Его лицо было белым, как простыня, под глазами залегли тени.

Мной овладела настойчивость. Он должен был увидеть меня, должен был открыть глаза, чтобы знать, что я здесь …

Я всегда буду рядом.

— Артур. Пожалуйста …

Я крепче сжала его холодную руку, желая, чтобы он ответил.

Страх перед сотрясением мозга сокрушил меня. Воспоминание о том, как он был дьяволом, которого удалось разбудить несколько дней назад, вызвало рыдание в моих легки.

— Арт …

Я повела плечами, прижимаясь лбом к его груди. Его окружали провода и мониторы — некоторые прятались под повязкой на голове, другие спускались по его больничному халату.

Я хотела их всех сорвать. Чтобы освободить его от страданий. Чтобы защитить его.

— Артур… пожалуйста. Мне нужно убедиться, что с тобой все в порядке...

Еще одну долгую минуту ничего не происходило, но затем что-то изменилось. Осознание — выход из глубокого сна.

Первым признаком жизни было подергивание, вдох, дополнительный звуковой сигнал, когда его сердце проснулось. Следующим были приоткрытые губы и румянец, заливший бледные щеки. Это было похоже на наблюдение за бабочкой, вылетающей из куколки.

И затем, наконец, он открыл глаза.

Они были такими же зелеными и блестящими, как я помнила.

Этот цвет окутал меня изумрудной надеждой и прогнал мои цепкие страхи.

— О, слава богу.

Я поцеловала его в щеку, вдыхая его. Его запах был слабым, скрытым под антисептиком, но в нем еще присутствовал аромат кожи и морской соли.

Он все еще существовал.

— Ты в порядке… с тобой все будет хорошо, — сказала я, осыпая его лицо поцелуями любви.

Артур застонал, немного отодвигаясь.

Отступив, я покраснела.

— Извини, не хотела делать тебе больно. Это просто ... Боже, это была ужасная ночь.

Он нахмурился, глядя мне в глаза.

Мое сердце остановилось.

Нет…

Вместо любви и привязанности в них была пустота. Глаза холодные, как камень, и пустые, как могила.

Боль.

Боль, о существовании которой я даже не подозревала, пронзила меня.

— Арт? — сладко улыбнулась я. — Это я ... Клео.

Он поморщился. Покачал головой.

«Нет, пожалуйста».

В голове пронеслись ужасные мысли о том, что он меня забыл. О том, что мы поменялись ролями. О том, что меня снова терзает амнезия, но теперь уже забыли меня.

Я не смогу выжить. Не смогу жить в мире, где Артур меня не любит. Даже когда мы были в разлуке, я чувствовала это — какую-то космическую связь, поддерживающую во мне жизнь. Он делал меня сильной. Он был причиной, по которой я не сдавалась.

Если он бросит меня ...

— Артур ... не делай этого. — я пыталась проглотить рыдания. Слезы залили мои щеки.

— Ты меня знаешь… помнишь? — я снова нащупала его руку. — Это я. Твой Лютик…

Он втянул воздух. Пустота рассеялась, как туман на озере.

— Л…Лютик…

Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы.

— Это я. Пожалуйста, не забывай меня. Я не справлюсь, если ты меня забудешь!

Внезапно его губы скривились от ужаса.

— Чеееерт, Клео…

Действие лекарств прекратилось, его боль отступила, и он по-настоящему увидел меня. Его душа сияла, сверкая агонией.

— Никогда. О боже, как я могу тебя забыть? — Артур зашевелился под простынями своим массивным телом. Он попытался обнять меня за плечи своей сломанной рукой, но застонал от боли, тяжело дыша.

— Я знаю, кто ты. Правда. — Его голос дрогнул. — Мне очень жаль, я немного не в себе из-за того, что мне вкололи. Как ты могла подумать...

— Ты меня не узнал.

Я попыталась скрыть лицо. Недостаток сна и непреодолимое беспокойство не давали мне возможности спрятаться. Меня сбил с толку кошмар, который не был правдой.

Что, если бы все это только у меня в голове? Что, если слова, которые я слышу, ненастоящие? Сможет ли он проснуться после операции на головном мозге и начать говорить так, будто все в порядке? Это имел в виду доктор?

— Эй… — ему удалось прикоснуться к моей щеке рукой без гипса. Он провел шершавым пальцем по моим влажным слезам.

— Ты разрываешь меня на части, Клео. Не плачь. Я здесь. Я по-прежнему я.

Часть меня ему не поверила. Часть меня все еще боялась худшего — того, что врачи вырезали закодированные для меня части его мозга, синапсы, которые делали его моим. Я не могла избавиться от изнурительного ужаса, что ничего не могу сделать, чтобы помешать ему бросить меня — чтобы он остался жив и со мной.

Ничего!

Все только во власти судьбы. И судьба оказалась беспощадной сукой.

Я заплакала сильнее.

— Эй… Лютик. Н…не надо, — он обнял меня за шею, притянув к себе. — Господи, из-за тебя я сейчас заплачу, детка.

Он прижался губами к моему лбу.

— Я тебя люблю. Всегда буду любить. Ты мой мир, Клео.

Его слова стали бальзамом посреди всего этого охватившего меня ужаса, который сейчас медленно рассеивался, по мере того, как Артур приходил в себя. У меня подкосились ноги, и я уткнулась ему в грудь.

Он вздрогнул, прерывисто вздохнув, но не отпустил меня. Артур крепче сжал руку, с любовью притискивая меня к себе.

— Я здесь. Я по-прежнему твой. — Его голос был полон боли. — Я всегда буду твоим. Обещаю.

Я была в замешательстве. Это он лежал в больнице. Он принимал морфий и имел дело с черепно-мозговой травмой. И все же он утешал меня. Артур снова был самым сильным, защищая меня и поддерживая, пока я разваливалась на части.

— Мне очень жаль, — выдавила я. — Я не могу. Мне просто н…нужно...

Я не могла больше этого делать.

Так долго я притворялась, что справляюсь. Я нацепила маску и разыгрывала взлеты и падения жизни. Но внутри была мертва. Мне не хватало не только своих воспоминаний. Мне не хватало и всего этого.

Этого богатства эмоций.

Бессмертной привязанности.

Нерушимой связи.

Я была так одинока. Так напугана. И вот… я дома…

Рыдание вырвалось из моей души, открывая шлюзы для моих слез. В течение долгих восьми лет я никогда не позволяла себе расслабиться. Никогда не расстегивала сковавший мои чувства тугой корсет, чтобы очиститься и исцелиться. В течение восьми лет я боролась с грустью, как будто это чума, пытающаяся меня убить. Я не могла развалиться на части, потому что у меня не было никого, кто мог бы заново меня собрать.

Но здесь... в больнице, в объятиях моей второй половинки, в стране, которую я оставила, я прыгнула с обрыва, за который всегда цеплялась, и упала.

В печаль.

В счастье.

В любовь.

И он поймал меня.

Артур не переставал бормотать, его хриплый голос был лучшим припевом для моей расшатанной психики.

Слезы текли ручьем, я прижалась к нему, вдыхая его запах, пропитанный лекарствами.

— Ты жив.

Снова слезы. Снова рыдания.

— Слава Богу, ты жив.

Он вздрогнул, когда я поцеловала его в лоб, в глаза, в губы.

Я хотела зацеловать каждый дюйм, проникнуть в каждую его пору, чтобы он никогда не смог от меня избавиться.

— Жизнь и смерть ни черта для нас не значит, Лютик. Моя любовь к тебе делает нас бессмертными, — он крепко обнял меня. — Я понимаю это. Понимаю твою боль.

Он поцеловал мои веки.

— Просто отпусти, детка. Дай мне тебя поймать.

Слезы полились еще больше. Я не знала, что внутри меня столько расплавленной боли. Все это выплеснулось наружу проливными водопадами, которые невозможно было остановить.

Время шло, но я не осознавала.

Дверь открылась и закрылась, но я не заметила.

Все, что меня волновало, — это Артур, его тепло и его ровное сердцебиение.

Какое-то время все, что я могла делать, это лежать в его объятиях и рыдать.

Я плакала обо всем.

О прошлом.

О настоящем.

О добре и зле.

И когда я, наконец, выплакала свою последнюю слезу, я обрела завершенность. Каждый отколотый кусочек восстановился, и впервые с тех пор, как огонь лизнул мою кожу и изгнал меня из моего мира, я почувствовала себя цельной.