Чёрный и Зоя. Без крыльев (СИ) - Ростова Татьяна

Он глубоко вздохнул. Зоя рассеянно села на двуспальную кровать и как будто против воли посмотрела на молодого красивого мужчину.

— Ты знаешь, что я всегда относился к тебе, как к другу, но… это не так. Недавно я понял, что люблю тебя. Я понимаю, что это не взаимно, я вижу, что Чёрный для тебя много значит, и я уважаю друга. Но хочу, чтобы ты знала, Зоя, если будет тяжело, я всегда окажусь рядом.

— Спасибо, Миша, — едва слышно прошептала она. — Но я не могу тебе ответить взаимностью, и надеюсь, что у нас со Славой всё будет хорошо.

— Я знаю, Зой. И знаю, что у вас с ним всё будет хорошо, хоть он и упрям, как осёл. Он тоже любит тебя, а это самое главное. Если понадобиться помощь — звони, я приеду в любое время и помогу, поддержу… Ну, спасибо тебе, что выслушала. Теперь ты всё обо мне знаешь.

Она кивнула, низко опустив голову:

— Мне не хочется делать тебе больно, Миша. Я люблю тебя только как брата.

— Это я вижу. Спокойной ночи, — он вышел за дверь, тихо прикрыв её.

У Зои сложилось ощущение, что разговора у них не получилось. Как же всё было запутано и сложно с мужчинами! Один был самым любимым, но не доверял ей, больше уважая свою свободу. Другой был готов на всё ради неё, но не мог быть ближе, чем друг.

Глава 17. Поднимайся снова и снова

25 декабря 22:10 ч., Москва

На низком стеклянном столике выстроились разного цвета и формы стеклянные бутылки. Выдержанный ром «Bacardi» стоял рядом с виски «Jameson», водка «Столичная» — с коньяком «Дон». Все они были неполные, но содержимое их быстро исчезало, а новые кандидаты появлялись.

Рядом на кресле, в полулежащем состоянии находился Чёрный. Хмурое лицо покрывала чёрная густая щетина, волосы отросли настолько, что почти полностью закрывали уши, тогда как чёлка была криво обрезана намного выше бровей. Усталые, налившиеся кровью глаза смотрели в экран огромного телевизора, висевшего на противоположной стене. На подлокотник он поставил почти допитую бутылку золотистого «Бурбона», которую, не церемонясь и не разливая по стаканам с толстым дном, как это положено, за сегодняшний вечер прикончил из горлышка.

В голове боль отошла, уступив место какому-то тупому веселью. Чёрный смеялся по любому поводу, смотря как раз «КВН» по телевизору. Периодически перед глазами всё плыло, но зато жизнь не казалась такой уж безнадёжной.

Его доставало каждый день все, начиная от этой упёртой бабы, которую он имел глупость увезти из общины к себе, и заканчивая друзьями из мотоклуба.

Грек приезжал несколько раз с того момента, как в конце октября Чёрный переступил порог своей квартиры. Разговора у них ни разу не получилось. Центровой злился, видя апатию и разрушающую силу вокруг друга, а Чёрному было плевать, что будет завтра.

Ничего не делая целыми днями, он пытался справиться с мучающим чувством тоски внутри. В ту ночь, когда в них врезалась машина, он будто на полном ходу мотоцикла увидел смерть между фарами-лучами приближающейся машины. Боль, разбитое стекло, визг тормозов — всё слилось в одну красно-кровавую массу. И после трудно было что-либо соображать через плотный саван боли в голове.

Но появилась тоска не только из-за аварии и головных болей. Та едва видная нить, связывающая его и Зою, разорвалась. Мужчина понял, что она живёт с Мистиком «на посту», тогда к физической муке примешалось безжалостное чувство разочарования. Но она отрицала. Конечно, она, быть может, и сама не хотела признавать, что не может никак решить, кто из них ей больше нужен.

Он хотел бы, чтобы Зоя ушла к Мистику без лишнего шума, скандала и слёз, и всё успокоилось бы. Но она всё ещё была тут, плакала, мучила его и упрямо никуда не девалась.

Чёрный машинальным движением опрокинул бутылку и сделал большой глоток. Лица на экране моментально поплыли, а янтарные пузырьки в бутылке успокоились, едва он вернул обратно кисть.

Да, врачи говорили, что ни в коем случае нельзя пить. А также ездить на мотоцикле, работать, развлекаться, в общем, жить. От громкой музыки его сразу рвало, и боль в голове выжимала мозг, как постиранное бельё. Так что, «Байк-центр» для него теперь стал не очень-то приятным местом.

Существование Чёрного напоминало жизнь таракана — из дыры выползал, только когда никого не было вокруг. Не хотелось ничего, а особенно терпеть рядом с собой кого-то.

Когда они вернулись в Москву из Ростова, он попытался сразу выставить Зою, говоря открыто — иди к Мистику, но она только смотрела затравленным взглядом и молча разбирала свои вещи, раскладывая их по полкам шкафа. Кот, которого она привезла с «поста», тот самый, облезлый, был вымыт и привыкал к новым апартаментам. Чёрному в собственной квартире уже не было места.

Ире, что не замолкала почти всю дорогу до Москвы, он бы с радостью купил билет на самолёт обратно до Ростова. Он определил девушку к Герцогу погостить, той, наверное, понравилось. Во всяком случае, она здесь не появлялась, приезжала только с Герцогом и радостно рассказывала о развесёлых фестивалях, праздниках, которые устраивались в «Байк-центре» обычно. Герцог был тоже доволен, как слон, не отходил от девушки. Обалдеть, можно подумать, он раньше её на «посту» не видел. Как только они приехали в Москву, Ира организовала небольшой сабантуй здесь, в квартире. Был Грек, ребята из мотоклуба, человек двадцать, выпили за его здоровье, пожелали удачи и уехали.

И с того момента стало глухо и пусто внутри. Он был отрезан от жизни, в которой кипел каждый день — теперь его ждало то жалкое, что Чёрный имел сейчас — выпивка и странные мысли, казавшиеся не такими уж и дикими.

Ребята звали в клуб заниматься тем же, чем он жил до аварии — быть помощником Грека, полноправным членом мотоклуба «Железные волки», но не было ни сил, ни желания. Чёрный чувствовал, что всё изменилось, но больше всего — он.

В душе как будто что-то убили, а новое ещё не решало родиться. Ему то вдруг сильнее всего хотелось прокатиться на полной скорости на байке, то встать на подоконник, распахнуть окно и взглянуть вниз. Зная, что это полное безумие, мужчина пил. Тогда боль в голове и эти мысли уходили на задний план, как мутные и неважные картинки.

В душе был полный бедлам. Она умылась кровью, и теперь еле дышала внутри.

Одно он знал определённо — если бы он жил один, то однажды смог бы проверить, насколько сумасшедшие его мысли.

Зою он старался максимально игнорировать. Насколько мог, конечно.

Но ночью на него будто накатывала необратимая нега, физическая слабость, которая выливалась в жадный, поглощающий секс.

Чёрный старался думать, что это происходит не с ней. В темноте, в тишине это удавалось до тех пор, пока она не старалась вызвать его на разговор после близости, или пока руки случайно не натыкались на её живот. А он уже был достаточно большим, чтобы постоянно напоминать о себе. О ребёнке он не думал, как о своём, сознание отпрыгивало от этой мысли, как только он собирался подумать об этом. Даже в глазах темнело и начинало подташнивать. Всю свою жизнь он смеялся над теми парнями, у кого лихо «залетали» подруги, и теперь не соотносил ситуацию с собой, будучи уверенным, что Мистик свалил на него свои проблемы. Вернее, Зоя их хотела переложить именно на него по непонятной причине.

Некоторое время после приезда они жили почти мирно. Чёрный не разговаривал с ней, если только она напрямую не обращалась. Но Зоя на удивление много молчала. Она целыми днями что-нибудь готовила, убирала пыльные углы в его квартире, тихо разговаривала со своим котом, и только по ночам они, как будто скрываясь от самих себя, придавались его сладчайшему величеству — сексу.

Но это настороженное спокойствие скоро закончилось.

В начале ноября уже выпал снег, и в квартире стало свежо, несмотря на тёплые трубы отопления. Наступила пятница, Зоя утром ушла в церковь, крышу которой было видно из окна. Она туда ходила почти каждый день, видимо, пыталась замолить многочисленные грехи.