Его нельзя любить. Сводные (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

Ника поджимает губы, чтобы скрыть улыбку.

Очень хочу, чтобы она восприняла это как шутку. И не связала со своей матерью. В моих словах нет этого подтекста. Я хочу, чтобы она понимала, все это прошлое для меня. Не имеющее больше никакого значения.

— Свяжешься с меркантильной дрянью? — улыбается, принимая мою игру. — У вас это, видимо, семейное, — произносит и резко замолкает. — Прости.

— Не хочу терять больше не минуты этой жизни, — касаюсь ее щеки.

— Почему ты не приехал?

Вытаскиваю телефон и открываю свою почту. Протягиваю Нике.

Она читает, а потом удивленно на меня таращится.

— Ты купил билет в Цюрих на сентябрь еще в апреле?

— Хотел улететь сразу после релиза. Попросить тебя о встрече.

— Зачем?

— Извиниться.

— Только извинится?

— Поговорить. Объясниться с тобой, потому что тогда не смог. Только нахамил…

— Через пять лет…

— Мой психолог сказал, что если есть желание, то никогда не поздно.

Ника облизывает губы, крутит кольцо. Снимает-одевает его.

— Пообещай, что не будешь лезть в мою работу, — прищуривается.

Киваю.

— И смиришься с тем, что я не буду на тебя работать. И на Азариных тоже.

Снова киваю.

— И жить мы будем раздельно.

— Ладно.

— И…

— Что? — ловлю ее смеющийся взгляд.

— И съездить со мной к ба.

— Вы общаетесь?

— Мы померились. Я обещала помочь ей с ремонтом. А так как с работой пока глухо…в общем, купила на послезавтра билет. Полечу на четыре дня переклеивать обои.

— Согласен. Только если полетим мы туда, как муж и жена.

Никак кусает губы, что выглядит, блядь, невероятно сексуально.

— Это шантаж.

— Это взаимовыгодные условия. Компромисс, если хочешь.

Ника молча выпрямляется и, обогнув меня, идет в спальню. Возвращается уже с чем-то в руках.

— На.

— Что это?

— Мой паспорт.

Открываю первую страницу. Действительно, ее паспорт.

Не сводя глаз с Ники, вытаскиваю телефон и звоню Вале.

— Здорово. У тебя связи в загсе есть?

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Найдутся.

— Я сейчас адрес скину, подскочи паспорта забрать.

— Что у вас там опять происходит?

— Я женюсь. Желательно, чтобы утром печати уже стояли.

— Понял.

Отключаюсь и отдаю Нике телефон.

— Адрес свой напиши.

Она набирает название улицы, дом, номер квартиры подрагивающими пальцами и нажимает отправить.

— Платье, ресторан? — рассматриваю ее, а ощущение, будто мы оба в какой-то параллельной вселенной находимся.

— Через месяц. Если мы не разведёмся через месяц, то ты сделаешь для меня самую красивую в мире свадьбу.

— Выбирай место, — притягиваю ее к себе за талию. — Потому что мы точно не разведемся.

— Посмотрим.

Ника привстает на носочки и касается моих губ своими. Едва ощутимо, но меня вставляет, даже от этого.

Приподнимаю ее над полом и тащу в спальню.

— Мы так не договаривались! — пищит на всю квартиру.

— Первую брачную ночь никто не отменял, — заваливаю Нику на кровать и нависаю сверху.

— Ты еще даже не женился, брачующийся, — хохочет, а сама уже расстегивает мою рубашку.

Не отстаю, задираю на ней футболку и обхватываю губами острый сосок.

Внутри такой ураган эмоций бушует, что на какие-то предварительные ласки меня не хватает. Трогаю ее между ножек, задавая пальцами темп, скольжу по клитору, пока не выделяется достаточно смазки, а ее всхлипы не превращаются в тихие стоны.

Ника стонет, обнимает за шею и целует. Кусает мои губы и шире разводит бедра.

Быстро раскатываю презик, отодвигаю в сторону полоску кружевных трусов и совершаю первый толчок. Искры из глаз летят от похоти. Оттого насколько меня вставляет все происходящее.

От нее. От девочки, которая как засела в моей голове в девятнадцать, так навсегда там и осталась.

Если прошлой ночью, мне хотелось любить ее медленно, будто убеждаясь, что все это реальность, то сейчас, срабатываю дичайшие инстинкты.

Вколачиваюсь в нее как одурелый. Зацеловываю губы и глотаю громкие Никины стоны.

Глава 44

Ника

Пять утра. Пассажиры спят. Многие вырубились еще на взлете.

Ян сидит рядом, ерзает в кресле.

— Нам обязательно было лететь экономом? — ноет, в сотый раз пристраивая свои длинные ноги, упираясь коленками в спинку кресле перед собой.

— Угу. К сожалению, другие билеты мой бюджет не потянет.

После бурного секса, пока Гирш ходил в душ, я купила билет и для него. За свой счет. Он возмущался минут пять, на тему, что, Валя бы с легкостью добыл нам бизнес, но отвлекся на мою грудь.

Теперь вот снова бубнит.

— Смешно, — закатывает глаза, продолжая ерзать.

— У тебя шило в одном месте, что ли?

— У них коньяк есть? — выглядывает в проход, подлавливая взглядом стюарда.

— Без понятия, — пожимаю плечами и натягиваю на глаза маску для сна.

Билеты и бабушкин ремонт, я решила оплачивать из своего кармана. Это не загоны на тему феминизма. Это проверка, насколько долго он сможет со мной соглашаться, и как скоро он психанёт и решит все сделать по-своему.

Моя главная проблема — это доверие. Раньше его было слишком много, теперь же, наоборот, слишком мало.

Честно говоря, я до сих пор в ужасе от его предложения. Только Гирш мог до такого додуматься.

Я испытала такой насыщенный спектр эмоций, что до сих пор дурно.

Пять лет мы были чужими, а теперь за неделю решили наверстать все, что упустили. Не комедия ли?

Забавно, что несмотря на эти пять лет, я не воспринимаю Яна чужим. А ведь месяц назад, была уверена, что между нами не осталось ничего общего.

Я научилась без него жить. Остыла, так мне казалось.

Только вот на деле, все оказалось более прозаично. Несколько суток, и нас снова закрутило в водоворот страсти с примесью одержимости. Это пугает до чертиков.

Я боюсь повторения прошлого. Себя боюсь. Его.

— Ты спишь? — Ян сжимает мое колено.

Приходится стащить маску и состряпать недовольное лицо. К прикосновениям, еще и откровенным, на людях я еще не готова. Да никогда готова не была.

— Пытаюсь.

— Коньяк у них говно, — вздыхает и рассматривает меня, как какую-то диковинку.

Он все эти дни на меня так смотрит. С нежностью. Но чаще кончено проскальзывает похоть. Вот и сейчас, даже мурашки по телу. Я прямо вижу, что у него в голове происходит. Он меня уже отлюбил во всех позах прямо в этом кресле.

Улыбаюсь и невольно закатываю глаза.

— Что?

— Ты слишком громко думаешь, — кладу голову ему на плечо и переплетаю наши пальцы.

Неужели все это реально? Мы вместе. Десять тысяч метров над землей, а он рядом. Держит меня за руку. Волшебство какое-то.

— До туалета не хочешь прогуляться, — шепчет мне на ухо, за что получает шлепок по груди.

— Абьюзерша.

— Спи. Тебе еще обои клеить, — зеваю, прикрывая глаза.

— Как вы вообще помирились?

— Обстоятельства. Бабушка попала в больницу. Я приехала, потому что испугалась.

— Чего?

— Того, что она умрет, и я больше никогда ее не увижу. Не смогу поговорить. Не смогу спросить, почему она так со мной поступила?

— Спросила?

— Да, мы долго говорили. Она плакала. Я тоже. Мне ее даже стало жаль. Ее так воспитывали. А потом она полжизни винила себя за то, что, не смогла должно воспитать мою мать. Я стала для нее вторым шансом. Она заигралась в Бога, Ян. Она это понимает. Мы созваниваемся пару раз в месяц. Удивительно, но она постоянно меня хвалит.

— Я рад.

Гирш просовывает руку мне под спину и крепко прижимает к себе.

— Ты говорил с Вячеславом перед смертью?

Ян издает какой-то странный звук. Я чувствую, как у него вздымается грудь.

— Взаимопонимания мы не нашли. Да я и не хотел его искать.

— Он был тебе дорог. Ты страдал после того, как он умер.

— Не думал, что он так рано уйдет.