Владимир Шибаев - Серп демонов и молот ведьм
– Ну-ка плесни на донце, обнови, – велел Горбыш Фирке, указывая на свою рюмку. – А то план не склеивается.
И в ту же секунду в квартире зашелестел зубоврачебной дрелью противный зудящий входной звонок. Через пару минут хозяйка вернулась в кухню, а вслед за ней появился на пороге нерешительный неизвестный господин. Правда, господином он назван оказался условно, ибо был это не кто иной, как замаскированный двухдневной щетиной космический болтостроитель Ашипкин собственной невзрачной персоной, о невзрачности которой, может быть, говорили еще революционные вожди.
– Вот, – представила появившегося хозяйка. – Этот заявился, гусь. Клянется печенкой, скоро здесь появится Алексей Павлович Сидоров, и все проблемы решатся сами собой. А пущу я его на порог, твоего Сидорова! – вдруг вспеснула руками Альбина, и злые слезы пронзили ее щеки. – Или спущу на него… вот этих псов, – и она невнятно, голым локтем ткнула на слесаря и вохра. – У нас проблемы.
Тут прибывший Ашипкин откуда-то из-под кургузой курточки вытянул две банки красивых рыбных консервов – частик и ледяная в томате, и установил, явно тушуясь, на стол:
– Мне бы Алексея Павловича чуть обождать.
– Ты, Альбина Никитична, на этого не кричи… те. Он, может, и хороший человек, – заметил слесарь, разглядывая консервы. – Вы какой профессией владеете? Не слесарь?
– Инженер был по космическому болтостроению. Запускал изделия. Но надышался гептилов, комиссовали. Однако не слесарил, недоучился. Извиняюсь. Своими руками ничего, кроме… Так, с немецкого словаря поворошить или… на раскладушке ночую. По металлам руками не могу. Вот даже завинтку металлическую плохо скручиваю, – и новенький установил на стол четвертинку с серебристо сияющей головой.
– То-то вижу, ваш образ нам чуть мерещится. Пускай что ли сядет человек, неудобно, – посетовал Горбыш. – Подвинься, Фира, на стуле, пусть гражданин с дороги пять минут отдохнет. Видно, запарился… На раскладушках ночами – никогда сон хороший не проснется. Это уж проходили со школы, будь она… А что руками по металлу не получается, это не всем бог дал. Вон слесарь, – и Горбыш ткнул в соседа, – тот на спор может всю женщину разводным раздеть, включая отмычку бюстгалтеров. И не повредит. Или отверткой копейку с пола поднимает за секунду.
– Мы не пьем, – неприязненно Фирка отодвинула «четверть». – Сам подвинься, раскормил задницу в мотоциклетке, думаешь, все такие худые?! Мы не пьем, у нас бабка Дуня дала средство против пьянки. И мы завязали… узлом, редко развязываем. Не за что пить.
Но все-таки гостя усадили между слесарем и вохром, сдвинув два стула. И открыли подходящим ключем прячущиеся в томате деликатесы.
– Личность мне ваша чуть знакомая, – сообщил последнему прибывшему вохр. – Не пересекались ли тут на днях на маршрутах доставки адмиральских возле другого адреса? Я еще на мотоциклетке к Груне подъехал сбоку из переулка.
– Что-то и ваша личность мне мерещится, – мирно согласился господин Ашипкин. – Но у вас больно вид представительный, немудрено спутать с каким другим образом. С большого парада строем или награждением членов донского войска. На днях только видел по ящику.
– Это да, – степенно согласился вохр.
– Откуда такая рыбка вестимо? – вежливо справился, чтобы не начинать при чужом свои проблемы, слесарь, тыча вилкой в рыбный бок.
Но пришелец в ответ на простой вопрос понес такую хреномуть, что сидевшие взялись переглядываться.
– Семь раз стреляли, два повторно, один контрольный, – тихо прошептал Ашипкин, пуча глаза и пихая локтями соседей. – Банки спасли. Достаю списанные с советского времени на космических станциях и базах, и жесть крепка, и руки наши цепки. Старые не пучит, рыба заложена еще та – преодолевала неканцерогенные воды. Лежишь на раскладухе, поставил банки вместо пиявок, и в ус не дуй.
– А кто этот… – в ужасе поинтересовался Горбыш. – Стреляли, что ли, в тебя?
– Точно не разобрал, – сознался Ашипкин. – В упор прострелили. Духи горские подбирались, одна жидовка отравленным взглядом колола, две профурсетки снизу доверху пытались, как сэндвич английский, удушить, клофелина полведра вылили через клизму… Еще богемный юноша… балетный, на вредных пуантах… и других не перечесть. Но Ашипкину клофелин, что коту валерьяна. Все хотят у Ашипкина про болты выболтать, как я скрепил так, что до сих пор никто раскрепить не может. Шварцнигера-двойника с Власовым вторым вызывали, тужатся, скафандры грудью рвут, как тузик пуфик, а все одно – пустое. Ашипкин знает – шаг влево-вправо, и космос рухнет, не останется от него ни пыли, ни колеи – одни души во льду будут барражировать, ища парные. Чтобы секреты было от кого таить. Так сделано, – прошептал он, – устроено так.
Человек-сволочь, хочет похорошеть, а ему раз, сверху, и по носу. Не выворачивайся. Человек носит девять месяцев секрет… болта – а у него, хлоп! Оступился – вывих мозга. Гражданин приходит сдаваться властям – заберите, ради христа, на нары, не могу на раскладной койке больше стереосны глядеть, а властям и плевать – завтра, говорят, неровен час, конец света – упадет звезда Альтаир на нашу низменность и прихлопнет с целью осуществить записанное в скрижалях. А ты лезешь на нары, дефицитные места позоришь. Иди, говорят, калужский мечтатель, изобретай план нового болта, чтобы их звезду паскудную к Господским конюшням прикрепить, где он белых коней держит. Сказано: и был убит зверь, сидящий на белом коне в одежде, обагренной кровью. И лжепророк с ними! Вот. А вы чего рыбой моей заинтересовались, обычная рыба, мелкая.
– Ты, дядя, нас не пужай, – отшатнулся слесарь. – Мы с закалкой еще с ПТУ. Один раз пролило кипяток, так по колено у одних бедолаг ходили. И без болтов, босиком.
– Да я что, – сник Ашипкин. – Мне бы Алексей Палычу долг вернуть.
– А-а, – понял вохр. – Ну и иди. А у нас свои дела, не разгребешь. Вон плащ об угол в электричке порвал. Какая-то сволочь липовым протезом нарочно наступила. Так, бабоньки, план такой.
Но застрекотал вдруг в глубинной комнате телефонный аппарат, и Альбинка, как грудью на амбразуру, бросилась туда. Все молча уставились на дурного посетителя, жующего корку черного хлеба. Вернулась она белее белого коня с растрепанной гривой, которой продолжала мотать и сейчас.
– Дочка прозвонилась на секунду по случайному телефону. Молится о помощи. Плачет, – крикнула Альбина почему-то в лицо новичку. – Телефон временно сперла у который СССР рвет бумажную. Не могу больше ждать – идите, рыдает, спасайте какого-то Мишу срочно, друга по райским яблокам. Совсем сбрендила. Ученого мальчика. А то ему барабашки мозг открутят. Кто это – Миша?! – в ужасе спросила мать. – У нее же этот… диплодок… постоянный Ахуйкын.
