Татьяна Голубева - Соблазн гнева
– Ага, вызывала, – согласилась Марина. – Только я думала, та придет… черт, как же ее зовут-то? Забыла. Ну, не важно. Какая разница, собственно говоря? Прибери тут, это во-первых. А во-вторых, где старик?
Горничная хлопнула голубыми глазами, и Марина вдруг поняла, что девушка очень хороша собой. И лет ей далеко не шестнадцать, как можно было бы подумать с первого взгляда, а наверняка больше двадцати.
– Старик?..
– Папашка мой! – сердито пояснила Марина. – Чего непонятного?
– А… В гостиной они. В малой. С супругой.
– Ясно. В общем, наведи тут полный блеск. А потом сообрази мне что-нибудь поужинать в комнату. Не хочу в столовую тащиться.
– Слушаюсь… – прошелестела девушка.
Марина отправилась в малую гостиную, на ходу оглядывая себя в зеркалах, обильно развешанных во всех коридорах их бесконечно огромной квартиры, занимавшей целый этаж старинного здания. Зеркала появились в доме вместе с третьей женой отца. Инна Григорьевна просто обожала любоваться на себя каждую минуту, для нее созерцать собственную красоту было так же необходимо, как дышать. Марина в который уже раз со злым весельем представила, что будет, когда Инна заметит у себя первую морщинку. А потом вторую, третью… Конечно, сначала она бросится к косметологам, потом – к хирургам, дарующим молодость… а дальше? Удавится с горя, не иначе.
…Бабушка часто повторяла: «Не родись красивой, а родись счастливой». И добавляла обычно, что даже если выпадет девушке красота, не надо считать ее какой-то особой своей заслугой, и тем более ни к чему красотой кичиться. Не в красоте суть. Марина бабушке верила и собственной внешностью довольно долго не интересовалась. Впрочем, ей ведь было всего шесть лет, когда она навсегда рассталась с бабулей, а в городе ее жизнь была поначалу настолько трудной и невеселой, что не до размышлений о красоте оказалось несчастной девочке…
Марина отлично помнила тот июньский день, когда в их опустевшую деревеньку в очередной раз приехала огромная черная машина. Утром перед прибытием «хама» их с бабушкой навещал лесник и чуть не довел Марину до слез, дразня ее «рыжей лисичкой», так что Марина, рассерженная и обиженная, ничуть не огорчилась из-за того, что ей вот так внезапно, ни с того ни с сего, пришлось уехать от любимой бабули. И очень хорошо, что она уедет, думала тогда Марина, просто замечательно, что папа решил наконец забрать ее к себе! Пусть теперь бабушка пожалеет, что не прогнала дядю лесника, не стала защищать внучку, а, наоборот, смеялась вместе с ним над Мариной. Да еще коза Люська накануне боднула Марину сзади под коленки так, что Марина полетела прямиком в кучу сена! Нет, лучше она к папе уедет. В городе наверняка ее ни лесник обижать не станет, ни козы. Вряд ли в городе козам разрешают бегать без привязи. Там ведь машин тьма-тьмущая, вмиг задавят! В общем, Марина наскоро расцеловалась с бабушкой, схватила узелок с хлебом и вареными яйцами – и радостно забралась в нутро громадной машины. Она даже не обратила внимания на то, что все ее вещи остались у бабули. Здоровенные парни не взяли собранную Натальей Ивановной сумку, коротко сказав, что все равно девочке будут покупать новое.
А вместе с платьишками и курточками остались у бабули любимая Маринина кукла Люба и Любин друг, плюшевый кот Бармалей.
Как тосковала по ним Марина, очутившись в огромном каменном городе! По ним и по бабуле…
Ехали они долго, около двух суток. Марина почти не спала все это время. От охватившего ее волнения она просто не могла закрыть глаза, таращась на все то, что мелькало за окнами черного «хама». Конечно, сначала они просто выбирались из леса, то и дело застревая в колдобинах, но уже через пять-шесть часов дорога изменилась, стала шире, ровнее, и по обе стороны от нее возникли огромные пространства, на которых деревьев было – по пальцам пересчитать. У Марины кружилась голова от того, что ее взгляд скользил по равнине до самого горизонта, не в силах зацепиться хоть за что-нибудь. Она ведь всю свою коротенькую жизнь прожила в лесной чащобе, и хотя полян в окрестностях деревушки хватало, все-таки даже самые большие из них ни в какое сравнение не шли с бесконечными полями, сквозь которые несся теперь черный «хам». Марине стало так страшно, что она в конце концов разревелась во все горло. Парни остановили машину и принялись растерянно успокаивать девочку. Они решили, что ее укачало. Ей предлагали чай из огромного термоса, какую-то черную шипучую воду из яркой бутылки, шоколадки, яблоко… Но Марина хотела только одного: вернуться домой, к бабуле. И еще она хотела свою куклу и кота Бармалея. Но и бабуля, и Бармалей были далеко-далеко…
Наконец один из парней спохватился:
– У нас же игрушки с собой есть! Нарочно же брали!
Тут же откуда-то появилась целая гора мягких разноцветных медведей, собак, слонов и прочего. Но кота Бармалея среди этого зверинца не нашлось, и Марина расплакалась еще сильнее. Один из парней отошел чуть в сторону и принялся громко разговаривать сам с собой, держа возле уха маленькую черную коробочку, как от обувного крема. Марину это настолько поразило, что она сразу замолчала и во все глаза уставилась на парня. Парень обернулся к ней:
– Хочешь с папой поговорить?
– С папой? – не поняла Марина. – А где он?
– В Питере, – весело пояснил парень. – Вот телефон, держи.
Что такое телефон, Марина отлично знала. Видела на картинках. И знала, что по телефону можно разговаривать с людьми, которые находятся далеко-далеко. Это ей бабуля рассказывала. Но та вещица, которую сейчас протягивал Марине здоровенный парень, на телефон ничуть не походила, и Марина сердито ответила:
– Не хочу!
– Как знаешь, – покладисто согласился парень и снова отошел в сторону, продолжая говорить сам с собой.
А Марина плакала до тех пор, пока не заснула от усталости.
Марина тогда задержалась на несколько мгновений перед дверью малой гостиной, чтобы вздохнуть и грустно покачать головой. Ей и вспомнить-то страшно было, какой она оказалась дикаркой в свои шесть лет… и как она отличалась от детей, выросших в большом городе… и скольким вещам сразу ей пришлось учиться! Поначалу она держалась настороженно, как настоящий лесной зверек, пойманный лихим охотником и запертый в клетку. И огрызалась на каждое замечание отца и мачехи, и швыряла на пол красавиц кукол, и представляла, как на папашку свалится с крыши огромная сосулька и пригвоздит его к земле…
Но все это осталось в далеком прошлом. И лучше всего было бы забыть, навсегда забыть о тех временах… вот только почему-то они сами собой всплывали в памяти, заставляя снова и снова переживать унижения, горечь, боль…
