Татьяна Голубева - Соблазн гнева
– Сколько лет?
– Пять.
– Итого десять штук. Мелочь. Но ведь эти пять лет еще и существовать на что-то нужно?
– Это ерунда, – робко улыбнулась Вера. – Я заработаю. Мне совсем немного ведь надо.
– А жить где будешь?
– В студенческом общежитии, конечно.
– С ума сойти! – решила Марина. – Просто поверить невозможно. Неужели тебе действительно так хочется учиться, что ты готова жить в общаге, питаться кое-как, одеваться черт знает во что?
Вера молча повела плечом, как бы говоря: да, хочется, а что тут странного?
И Марине вдруг захотелось раз в жизни сделать по-настоящему доброе дело. В конце концов, что такое десять тысяч долларов? Она на наряды и на собственные прихоти тратит не то что в год, а в месяц гораздо больше, несравнимо больше. Нет, разумеется, Марина не собиралась в чем-то ограничивать себя, но ведь у ее отца денег куры не клюют. Почему бы не попросить папашку дать Вере нужную сумму? Он любит играть в благородство. Тем более что Инна явно намеревается и эту девицу из дома выставить… Вот и пусть бы мышка шла учиться! Как раз и время подходящее – июль, скоро вступительные экзамены в высшие учебные заведения.
– Ладно, иди, я подумаю, что можно сделать, – сказала Марина. – Черт его знает, может, и получится…
Она не договорила, решив, что ни к чему вселять в девчонку преждевременные надежды.
Да, ей не хотелось, чтобы Вера размечталась о несбыточном, а потом свалилась с заоблачных высот на землю. Марина сама пережила такое и никому не пожелала бы испытать подобное крушение.
…Как она представляла себе встречу с папочкой! Как она мечтала о ней, живя в лесу, в избушке на курьих ножках! Она представляла отца гигантом, силачом, добрым и веселым волшебником… Конечно, бабушка показывала ей фотографии своих сыновей, но Марина, наверное, была слишком мала, чтобы критически оценить внешность отца, которого она ни разу не видела. Да и Сергей Пафнутьевич был на тех снимках еще школьником, мальчишкой…
И вот наконец до встречи остались считанные часы. Хотя тянулись они, казалось, бесконечно.
Долго, слишком долго ехала большая черная машина через страшные открытые пространства. И еще время от времени она, не останавливаясь, пересекала пугающе огромные поселения с серыми высокими домами во много-много этажей. Марина впервые в жизни увидела не на картинке, а собственными глазами и железные дороги, и мосты через широкие реки, и множество разных автомашин…
Она только теперь начала понимать, что такое «большой город», и никак не могла сообразить, хочется ли ей в таком городе жить.
А потом вдоль дороги снова на какое-то время встали леса – но совсем чужие, незнакомые. Марина сразу заметила, что деревья здесь другого цвета. Ну, может быть, не цвета, а оттенка. В том смысле, что они были, конечно, зелеными, но с легким отсветом голубизны, как будто сильно замерзали за ночь и не успевали отогреться днем… Марине очень хотелось спросить, почему это так, но дяди, везшие ее в большой город к папе, не вызывали у нее доверия, и говорить с ними она опасалась.
А еще потом они приехали в тот город, где жил ее папа…
Тогдашняя жена отца, Вероника Альбертовна, пришла в ужас, увидев девочку.
– Невообразимо! – восклицала она, осторожно прикасаясь к вискам длинными кроваво-красными ногтями. – Невообразимо! Как можно было до такой степени запустить ребенка? Ты только посмотри на ее руки, на ноги! А волосы? Не удивлюсь, если у нее обнаружится педикулез!
Марина не знала, что такое педикулез, но сразу почувствовала: за этим словом кроется что-то обидное для бабушки Натальи. И она закричала:
– Сама ты кулез!
Человек, назвавшийся ее отцом, но ничуть не похожий на героя Марининых фантазий, строго сказал:
– Мариша, веди себя прилично!
– Да откуда ей знать о приличиях? – картинно изумилась его супруга. – Она же настоящая лесная ведьмачка!
– Сама ты ведьма! – завизжала Марина. – Вон когти-то какие красные! У людей таких не бывает!
Вероника Альбертовна нервно расхохоталась и сказала девушке, одетой в темно-синее платье с кружевным белым воротничком:
– Забирайте ее. Отмыть, постричь, вообще привести в порядок.
– Не дамся стричь! – заволновалась Марина. – Бабуля говорит, у девочек волосы должны быть длинными! Чтобы косу заплетать!
– Может, и правда ни к чему? – с сомнением произнес неприятный дядька, который якобы и был папочкой Марины. – Волосы красивые, и если там нет… ну, ничего такого… пусть носит длинные.
Вероника Альбертовна пожала плечами и соизволила дать согласие…
Марина вышла в кухню своей новой квартиры и огляделась, не зная, что ей нужно для сбора осколков с пола. Какой-то совок, наверное? Веник, щетка? Черт побери, у нее нет ничего подобного! А пылесосом собирать стекла нельзя, уж это точно. Острый осколок может разрезать шланг, и кранты машине. И придется покупать новый пылесос. О-о!..
Какой ужас!
Марина схватилась за голову и с размаху села на угловой диванчик. Ей теперь придется постоянно считать гроши, постоянно думать о том, как и на что жить! Сволочь Дикулов перевел на ее счет в банке сто тысяч баксов и заявил, что больше она никогда ни копейки не получит! Сто тысяч долларов – и все! Да еще почему-то положил деньги не на карточку, как всегда, а в Сбербанк на книжку, и теперь Марина обладала серой картонной книжечкой, с которой не сунешься в банкомат. Чтобы получить деньги, ей нужно тащиться на Казанскую улицу, предъявлять вот этот кусок картона, получать деньги в кассе… кошмар!
Что же ей делать?!
Наверное, придется устраиваться на работу, но куда? Она же ничего не умеет! И кстати, сколько ей будут платить, если, например, она решит стать… ну, скажем, продавщицей?
Станет продавщицей, отлично. И будет вынуждена постоянно угождать разным капризным дурам…
Вроде нее же самой.
Марина вспомнила, как она обычно вела себя в магазинах, и поежилась. И ведь продавщицы как-то умудрялись не терять терпения, всегда держались вежливо, никогда не позволяли себе огрызнуться, хоть как-то дать понять, что им не нравится хамоватая покупательница…
Интересно, как им это удается? Наверное, их специально учат, решила Марина.
И что же все-таки делать с осколками?
…У бабушки был железный совок для мусора и замечательный веник из просяной соломы. И в их маленьком домике всегда было чисто-чисто, нигде ни сориночки. Марина уже в три года умела мести пол…
«Неужели сейчас не справлюсь? – сердито подумала Марина. – В детстве-то отлично получалось». Вот только когда оно было, это детство… Ей двадцать один год, она уже пятнадцать лет живет в городе и все эти пятнадцать лет ничего не делала своими руками, потому что в доме отца порядок наводила прислуга.
