Развод. Да пошёл ты! (СИ) - Ясенева Софа

— Потому что ты их мне после своей очередной лжи притащил! Как подачку!

— Подачку?! — в голосе его слышится обида. — Это так теперь называется? Подарки от мужа — подачки? Слушай, если ты считаешь себя такой цацей, то иди! Только не возвращайся потом, когда поймёшь, что никому ты не нужна.

— Да чтоб я к тебе ещё вернулась после того, как ты меня ударил? — в голосе моём дрожь, но и злость тоже. — Ты себя слышишь? Ударил и оправдываешься! Перекладываешь ответственность за всё происходящее на меня!

— Я сорвался, понятно?! Ты меня провоцируешь! Ты уже давно другая. Холодная, злая. У нас каждый вечер как допрос. Я как на иголках, потому что знаю: снова будешь допрашивать, искать повод, чтобы меня выставить чмом!

— Женя, я тебя до последнего защищала даже перед собой. А ты… ты пользовался этим.

— Пользовался?! Это я тебе даю крышу, еду, деньги, отдых! Это ты мной пользуешься, Саш! Я бы мог быть с кем угодно, но выбрал тебя. Любую бы это устроило!

— Ну извини, что я не «любая»!

— А знаешь что? — он делает шаг назад, его лицо искажается. — Я с первого дня чувствовал: ты не доверяешь мне. Вечно выглядываешь, проверяешь, где я и с кем. Как будто я должен отчитываться! Как будто ты мне прокурор, а не жена!

— Я что, не имею права спросить мужа, как у него день прошёл?

— Нет, ты просто живёшь с мыслью, что все мужики — козлы. И уже придумала себе свою правду. Только не забывай: без меня ты никто. Всё, что у тебя есть — это потому, что я тебя тянул. Я мог бы спокойно жить и без тебя. Но выбрал тебя. А ты... плевать хотела.

Он вдруг замирает, смотрит на меня с презрением:

— Ты же специально поехала с этим мотоциклистом, да? Хотела показать, какая ты свободная. Какая ты теперь не моя. Хотела унизить меня.

— Я вообще не думала о тебе в тот момент, Женя. Я живая, представляешь? И мне просто хотелось почувствовать хоть что-то, кроме пустоты.

— Ага! Хотела почувствовать! Да ты давно уже всё решила! Просто ждала повода, чтобы меня слить! И вот теперь будешь строить из себя жертву!

Понимаю, что дальше оставаться невозможно.

Хватаю рюкзак, кидаю туда вещи, беру телефон.

Женя, ошарашенный, сначала ничего не говорит. Потом пытается остановить:

— Ты куда?!

— Подальше от тебя. Пока не поздно.

— Не смей такси вызывать! Ты пожалеешь об этом!

— Я уже жалею. Что осталась здесь с тобой хоть на час.

11 Саша

Я приезжаю к Инне глубокой ночью. Такси даёт по газам и скрывается за поворотом, едва я захлопываю за собой дверь. Двор тёмный, освещённый лишь луной, воздух тянет прохладой и запахом трав. Под ногами хрустит гравий, пока я иду ко входу. Рюкзак за плечами кажется слишком лёгким, в нём минимум вещей.

Поднимаюсь по лестнице, делая глубокие вдохи и медленные выдохи. Ноги ватные. Надо успокоиться, чтобы не пугать Инну своим видом. Стучу тихо, чтобы не разбудить Ваню, её маленького сына.

Дверь открывается почти сразу. Инна встречает меня растрёпанная, в домашнем халате, босиком. Видно, что я её разбудила. Но она совсем не злится, наоборот, приветливо улыбается.

— Заходи. — Она обнимает меня у порога, и только сейчас меня немного отпускает.

Я замираю в её объятиях. Не знаю, плакать ли хочется или просто сделать вид, что всё в порядке. По сути, происходящее сейчас со мной — последствия моего неправильного выбора. Это очевидно. Я сама выбрала не замечать, закрыть глаза на тревожные звоночки, на вещи, которые пугали, но казались незначительными. Я терпела, когда он повышал голос. Придумывала оправдания, когда он игнорировал мои просьбы. Я даже смеялась, когда он насмехался надо мной — будто это просто у него такой юмор. Но теперь всё, что я тщательно замалчивала, прорвалось наружу.

Как так получается, что можно жить с человеком долгие годы и при этом так мало знать его? Что это? Маска, которую человек носит, чтобы не раскрыть своё настоящее "я"? Или влюблённость заставляет закрыть глаза на любые красные флаги? Или, может, я просто боялась, что окажусь одна? Что, если уйду, то всё рухнет, и мне не к кому будет прижаться ночью?

Сейчас я вспоминаю, как Инна неоднократно говорила мне, что Женя мутный тип. Ещё до брака. Не прямо, не грубо — она умеет быть деликатной. Но я тогда слушала только своё сердце. Конечно, я не прислушалась. Мне казалось, что она ничегошеньки не понимает. Что Женя самый лучший, и мы с ним будем жить душа в душу.

Вынуждена признать, что она была права. По всем статьям. Больно это говорить. Ещё больнее — осознавать.

Инна ведёт меня на кухню. Там включён приглушённый свет на кухонном гарнитуре. Вокруг витает запах ромашкового чая и лимона.

— Пей, — пододвигает ко мне пузатую кружку с красивой зеленой веточкой, мою персональную кружку у неё дома.

Я сажусь, обнимаю её ладонями. Тепло чуть отогревает холодные пальцы. Подруга наливает себе чай и садится рядом.

Муж Инны — Денис — выходит из спальни. Высокий, молчаливый. Смотрит на меня с лёгкой тревогой. Я могу его понять, не каждый день заваливаюсь к ним посреди ночи. Если быть точной — впервые.

— Привет, Саш. Рад тебя видеть. — И, чуть улыбнувшись, кивает Инне: — Я пойду. Спокойной ночи.

Он исчезает, не задавая ни одного вопроса. Просто даёт нам быть вдвоём. Уверена, что Инна держит его в курсе всех событий в моей жизни, но во время наших девчачьих разговоров обычно он оставляет нас одних.

Я делаю глоток чая, ещё один. Вижу, как Инна смотрит — выжидающе, но не подгоняет вопросами.

— Он меня ударил, — говорю я наконец и удивляюсь тому, какой у меня сейчас сиплый голос.

Инна замирает. Потом резко встаёт, начинает нервно мять кухонное полотенце в мелкий красный горошек.

— Господи. Саша. Он… ты серьёзно?

Я киваю. Потом рассказываю всё, что произошло. О том, как Женя слетел с катушек. Как накинулся с упрёками, кричал, не хотел слушать. Как ударил. Как говорил, будто я всё придумала. Обвинял меня, будто я виновата, что он сорвался.

Инна слушает молча, но я вижу — ей непросто дать мне высказаться, не предложив оторвать Жене что-нибудь. Она сжимает кулаки, стискивает зубы. Потом вдруг садится рядом и сжимает мою руку в своей.

— Я убила бы, честно. Но сейчас ты здесь, правильно, что приехала к нам. И он тебя больше не тронет. Обещаю.

Я киваю. Не знаю, верю ли в это. Но хочу верить, как и всякая наверное на моём месте.

Инна сворачивает и разворачивает полотенце несколько раз. Потом, свернув его в маленький рулончик, говорит:

— Саша, тебе надо уходить от него. Он перешёл черту. Если один раз он позволил себе такое, значит, ничто не помешает ему ударить тебя и во второй раз.

Я киваю снова, полностью соглашаясь с ней.

— Я и сама это понимаю. Уже договорилась на большее количество смен в салоне. Пока подкоплю деньги. Займусь чем-нибудь, отвлекусь.

Инна сжимает мою ладонь.

— Это, конечно, поможет. Но в целом... Тебе не кажется, что это хороший повод? Начать что-то своё. Круто поменять свою жизнь. Подумай, чего бы ты хотела сейчас больше всего?

Я смотрю в окно, в темноту за стеклом. И шепчу:

— Малыша. Конечно.

Инна молчит. Конечно, она в курсе моей ситуации. Единственная из всего моего окружения. Потом гладит меня по плечу.

— Но теперь... это и вовсе невозможно, — добавляю я уже почти неслышно.

Поскольку я отлично знаю, как рано встает главный возмутитель спокойствия в семье Кирьяновых, то стараюсь не задерживать подругу. Мы достаточно быстро сворачиваем разговор, и я ухожу спать в гостевую комнату.

Несмотря на все волнения, уснуть удаётся быстро.

Утром я просыпаюсь от тихого смешка. Маленькие ножки топают по полу. Потом — хлопок двери и визг:

— Саааса! Ты тут! Пивет!

Это сын Инны — Ваня. Пухленький трёхлетний малыш, с растрёпанными волосами, в пижаме с динозаврами. Он кидается на кровать, обнимает меня за шею.

— Ты поснулась! Подём, у нас бины!