Измена. Первая любовь предателя (СИ) - Баркли Рика

Я медленно переваливаюсь с пяток на мыски. Нога ноет болью. Стискиваю челюсти.

— Максим, не надо! — вмешивается Олеся слезливым и тонким голоском.

— Давай, сын. Я заслужил! — Рома вскидывает подбородок и с вызовом смотрит на Максима.

Во взгляде моего сына отчетливо видны две свирепые тени безумия. Он и рад был бы сейчас ударить своего отца. Сжимает кулаки, на лице проявляются красные пятна.

Я кусаю щеку изнутри до ощутимой боли.

Не хочу влезать. Если Максим ударит, то будет прав. Роман сам напрашивается. Сам этого требует.

Видимо, не только у меня сегодня отключается рассудок. Рома тоже не может контролировать себя, держится с трудом, и в его голову приходят бредовые мысли.

— Больно надо об тебя руки марать, — брезгливо прыскает Максим сквозь зубы.

Я удивленно приподнимаю брови. И на лице Ромы тоже застывает легкое изумление.

— Вы мои вещи собрали? — сын поворачивается к нам с Олесей.

Я, наверно, бледная сейчас, как полотно. Стою и покачиваюсь назад-вперед, как безумная.

— Да. Я собрала, — кивает Олеська.

— Поехали отсюда. Не могу находиться в одном доме с этим… — Максим одаривает своего отца сверкающим и брезгливым взглядом.

— Идите за чемоданами. И мой возьмите.

Дети быстро скрываются на втором этаже нашего дома. А я опускаю взгляд. Хотела бы я сейчас испариться, как утренняя дымка. Просто исчезнуть. Чтобы не оставаться наедине с Ромой.

— Куда вы поедете? — с лютым недовольством интересуется Роман.

— Это не твое дело.

— Даша, — устало выдыхает и делает шаг в мою сторону.

— Не подходи! — медленно на выдохе произношу я, отшатнувшись назад. — Я сейчас возьму этот стул и тресну по твоей голове. Я не Максим, и я тушеваться не буду.

Сильнее сжимаю пальцами прохладную спинку стула, подтверждая серьезность своих слов.

— Не увози детей, Даша. Это слишком жестоко.

— Жестоко? А иметь брюнетку в отеле, нормально?

— Откуда ты знаешь вообще, что она брюнетка? — прищуривается и свирепым взглядом меня буравит.

— Ах, так Настенька тебе не сказала, — иронично фыркаю я. — Понимаешь, Ромашка, когда у любящей женщины пропадает муж, она в последнюю очередь подозревает его в измене. И я думала, что с тобой что-то случилось. Примчалась ночью в «Приму», и лично познакомилась с твоей любовницей.

Мой муж недоверчиво качает головой.

— Не-е-ет, — тянет он гортанным стоном.

— Да, Ром. Да. Я хорошая жена. Думала, заберу тебя пьяного домой, а утром сварю тебе твой любимый суп том-ям. Поругаюсь немного, но любить не перестану.

— А сейчас что, перестала меня любить? — с грубой насмешкой спрашивает Рома.

— А как я могу теперь тебя любить? Мое сердце вчера на кровавые куски разлетелось.

— Поэтично, — скалится.

— А душа… душа, Рома, сгорела на адском костре, который ты собственноручно поджег.

— Перестань паясничать, — с раздражением требует муж. — Тебе не двенадцать лет, Даша.

Согласно киваю и грустно улыбаюсь, а со второго этажа уже слышен топот ног. Дети с чемоданами появляются рядом со мной.

— Ну все, поехали, — отворачиваюсь от Ромы.

Мы с детьми выходим из дома. Олеся и Максим быстро идут вперед и успевают сложить чемоданы в багажник машины, пока я еле ковыляю с больной ногой. Я даже не застегиваю куртку, поэтому мне сразу становится безумно холодно. Сердце покрывается инеем. А изо рта валит густой пар.

Сегодня солнечно и морозно.

Мой муж идет за нами, но не произносит ни слова. Я не хочу смотреть на него сейчас. Видеть его лицо, прямой нос и крупный подбородок. Губы в скорбящей улыбке и глаза, которые словно заледенели.

Завожу машинку.

Рома стоит у крыльца и смотрит на меня прямым и тяжелым взглядом. Сложил руки под грудью.

Поджимаю губы и шумно выдыхаю через нос. Под кожу словно рой огромных шершней проник. И они меня жалят, заставляя плоть внутри распухать ядовитой аллергией. Я оставляю свой дом. Оставляю мужа, который оказался козлом.

Оставляю привычную жизнь.

А впереди беспросветная неизвестность.

— Ну так что, — медленно поворачиваюсь к своим детям. — К тете Милане или к бабушке?

— К бабушке, — в один голос отвечают Максим с Олесей.

— Хорошо, — согласно киваю я.

Ждите нас, Аграфена Григорьевна. Ваша невестка везет вам плохие новости и расстроенных в доску внуков.

Глава 11

Большие белые ворота автоматически открываются. Я крепче обнимаю пальцами дрожащих рук кожаный руль. Прикусываю губу, а сердце быстрее стучит.

Надеюсь, свекровь меня поймет.

Должна понять.

Аграфене Григорьевне шестьдесят два, но она терпеть не может, что ее считают бабкой — пенсионеркой. Поэтому она красит волосы в соломенный блонд, делает подтяжки лица и активно занимается спортом, чтобы сохранить фигуру.

Моя свекровь на свой возраст не выглядит. Хрупкая невысокая женщина в современной одежде, модная и изящная. Она даже покупала блузки из моей летней коллекции и очень их хвалила, молодым подругам советовала.

Я с Аграфеной Григорьевной в очень хороших отношениях. Люблю ее, как родную. Так что она точно не выставит за порог меня и детей.

К тому же, двенадцать лет назад Аграфена Григорьевна развелась с мужем Анатолием из-за его измены.

Она должна меня понять, как женщина. Даже не смотря на то, что Рома — ее сын.

Машина шуршит колесами по тратуарной плитке. Осторожно въезжаю на парковку, а между ребрами неприятно давит пустота.

Моя душа, что раньше наполнялась светом и любовью, теперь медленно чернеет и гниет. Это больно. И лекарства от боли предательства, к сожалению, не бывает.

— Олесь, ты уснула? — Максим толкает в бок свою сестру, и та открывает глаза.

— Нет, — сонно отвечает. — Я не сплю.

— Приехали, — сообщает Максим.

Дети многозначительно переглядываются. Кивают друг другу. Олеся приподнимает бровь, и Максим морщится в ответ на ее жест. Дочь пожимает плечами, а ее брат отрицательно качает головой.

— Что за телепатические разговоры? — недоумевающе спрашиваю я.

— Не важно, — хитро отвечает Олеся.

— Тебе не понять, мам, — присоединяется Максим.

— Да уж, — язвительно вздыхаю я. — Где уж мне вас понять. Я ведь никогда не была подростком!

— Ой, все, — дочка закатывает глаза и хватается за ручку двери.

В салон машины проникает морозная свежесть. Загородный воздух прямо голову кружит.

Дети резво вытаскивают чемоданы из багажника.

— Бабушка нам рада будет, — щебечет Олеся.

— Не знаю, как тебе. А вот мне бабушка точно обрадуется.

— Пфф, Максим! Ну у тебя и самомнение! Размером со слона!

— Отвали, — бурчит в ответ.

Едва различимо растягиваю губы в подобие улыбки. Кажется, детям легко дается переезд от папы. Они больше не выглядят злыми и колючими монстриками. Вполне себе приличные подростки.

А вот я… я очень устала. Хочется есть и спать. И чтобы побыстрее забылось, отболело, отпустило.

Восемнадцать лет из жизни ластиком не сотрешь. И общие воспоминания с красавцем — мужем пальцем не раздавишь.

— Мам, ты идешь? — Олеся стучит по стеклу костяшками пальцев.

Открываю дверь и выхожу из машины. Нога все еще болит. Я вообще удивляюсь, как я смогла доехать с детьми до дома Аграфены Григорьевны и не повырывать себе волосы на голове от ноющей боли.

Максим тащит наши чемоданы к шикарному коттеджу бабушки, Олеся быстрой и легкой походкой идет за ним. А я ковыляю, как подстреленная.

— Внуки? — удивленно всплескивает руками Аграфена Григорьевна.

— Привет, ба! — Олеська от восторга аж взвизгивает.

— Неожиданно. Внуки, да еще и с чемоданами.

На подтянутом лице моей свекрови все же проявляются темные тени морщин. Ее взгляд мрачнеет, а улыбка пропадает с лица.

Я смотрю ей прямо в глаза, а сердце раскаленным шаром мечется в груди. Кажется, что Аграфена Григорьевна все без слов понимает.

Она кивает мне.