Андреа Янг - Неджентльмен
Из кухни потянуло бодрящим ароматом кофе. Ник разливал по стаканам апельсиновый сок.
Дейзи бесшумно подошла к нему и прижалась к его спине.
Он повернулся и обнял ее.
— По правилам ты не должна была вставать, — с наигранной обидой в голосе сказал он, целуя ее в волосы. — Я хотел подать тебе завтрак в постель.
— Мне надо было почистить зубы, — призналась она. — Кстати, я взяла твою щетку. Надеюсь, ты не возражаешь? Я ее хорошенько вымыла.
— Я ничего не имею против твоих маленьких микробиков. — Ник легонько ущипнул ее за бок. — Сделай одолжение, ложись в постель.
Если ты настаиваешь…
Она снова юркнула под одеяло и стала ждать. Ей было покойно и уютно.
Когда Ник наконец вышел из кухни, вид у него был сконфуженный. На подносе стояли лишь кофейные чашечки и стаканы с соком.
— Извини, фокус не удался. В холодильнике хоть шаром покати, даже яиц не оказалось.
Дейзи прыснула со смеху.
— Наверное, мне все-таки пора, — сказала она.
— Я отвезу тебя часа через два.
Дейзи вдруг помрачнела.
— Надо же тебе взять какие-нибудь вещи, — успокоил ее Ник. — У тебя же даже пижамы нет.
Слава Богу!
— Только сначала я все же приму душ.
— Разумеется, только… — Глаза его плутовато заблестели. — Я рассчитывал, что ты обновишь мою ванну.
Дейзи зарделась.
— Это же ужасное расточительство так переводить воду. Она такая огромная, в ней вполне поместятся двое.
— Ты думаешь? — театрально удивился он. — Как это мне раньше в голову не пришло?
Спустя полтора часа Ник высадил Дейзи у ее дома. Машина у него была уже другая — новенькая, с иголочки, с шикарными кожаными сиденьями. На вопрос, куда же подевался его знаменитый «ягуар», Ник ответил, что автомобиль этот довольно-таки непрактичный, к тому же как магнит притягивает к себе воров.
Иан и Джейн давно уехали, а Тэра, к счастью, еще не вставала. Дейзи пока не хотелось никому ничего рассказывать — слишком свежи еще были в ее памяти эти сладостные мгновения. Она натянула джинсы и свитер, побросала кое-какие вещи в сумку, написала записку: «Уехала на выходные, целую, Дейзи». Она даже засмеялась, представив, как вытянутся их физиономии.
Потом они вернулись в Сити. Светило солнце, и они гуляли по старому городу. От дома Ника было рукой подать до Тауэрского моста и башни Вильгельма Завоевателя, но там было слишком много туристов. Ник повел ее по мощенным булыжником, почти диккенсовским улочкам, мимо старинной тюрьмы «Клинк», в здании которой теперь располагался музей; показал ей развалины построенного в XIII веке дворца епископа Винчестерского. Потом, купив мороженое, обильно посыпанное шоколадными хлопьями, они прошли по набережной к шекспировскому театру «Новый Глобус», у которого сновали вооруженные видеокамерами туристы.
— Когда его строили, — сказала Дейзи, — мне казалось, что такая стилизация под эпоху Тюдоров будет выглядеть странно, но получилось ничего. Может быть, сюда переселились призраки старого «Глобуса»?
— Возможно. — Ник коснулся губами ее волос. — Чего-чего, а призраков в этой части Лондона хватает. Если они задумают ставить «Юлия Цезаря», наверняка найдется какой-нибудь древний римлянин, который скажет, что Гай Кассий Лонгин[19] не похож на себя — недостаточно худ.
Погода начала портиться, и они укрылись в пабе. Выпив кофе с коньяком, вышли на улицу и угодили под настоящий ливень.
Когда они вернулись домой, Ник по телефону заказал пиццу. В стекла барабанил дождь. Они лежали на диване, разговаривали, смотрели какой-то дурацкий старый фильм, смеялись и снова разговаривали и не заметили, как наступил вечер. Потом сходили в супермаркет, купили стейки, устриц, копченой лососины, салат, глазированный пудинг, и Дейзи приготовила ужин. Они снова разговаривали, а потом занимались любовью.
Утром Дейзи накрыла стол на кухне: яичница, красная рыба, кофе, апельсиновый сок. Завтракали в халатах. За окном лил теплый апрельский дождь. Ник заметил, что в воскресенье утром, когда идет дождь, надо либо читать газеты, либо спать. А поскольку читать газеты ему не хотелось…
Спустя полчаса, когда Ник уже доказал, что способен удерживать ее на грани экстаза дольше, чем она могла вынести, зазвонил телефон.
— Какого черта… — Стиснув зубы, чтобы не выругаться, Ник протянул руку к ночному столику и взял трубку: — Алло!
Удачный момент, нечего сказать…
Дейзи откинулась на подушку, подложив руку под голову. Ожидание показалось ей пыткой.
— Боже правый, в самом деле? — говорил Ник. — Нет, нет, не волнуйся… Как?..
Насколько можно было судить по выражению его лица, слушал он вполуха и мысли его были заняты совсем другим.
Однако, кто бы ни был на другом конце провода, он, похоже, не спешил. Лицо Ника исказила гримаса страдания; ему не терпелось повесить трубку, но он боялся показаться невежливым.
Дейзи решила не дожидаться окончания затянувшегося разговора и положила руку на его горячую пульсирующую плоть.
— Прекрати немедленно! — прошипел Ник, едва сдерживая смех.
Я же еще ничего не делала.
Она принялась энергично массировать то, что теперь крепко сжимала в ладони.
Ник вздрогнул.
— Не переживай, — сказал он. — Дейзи тряслась от смеха, наблюдая, как он отчаянно пытается сохранить официальный тон. — Нет, нет, не волнуйся, все будет в порядке…
Дейзи не унималась, действуя с проворством, которому позавидовала бы опытная проститутка.
Ник не выдержал.
— Прекрати сейчас же! — рявкнул он и, понизив голос, уже в трубку, добавил: — Извини, приятель попросил посидеть с собакой, а она совершенно не умеет себя вести. Так ты говоришь…
Пора прибегнуть к кардинальным мерам…
Дейзи опустила голову к его чреслам.
— Нет, Майк, прошу тебя, не беспокойся. Я сам прослежу. Фу! Нельзя! — Он хотел отшлепать ее, но промахнулся. — Извини, ради Бога. Это животное так и нарывается на неприятности. Да, Майк, я уверен, что все обойдется. Не волнуйся… о'кей… пока.
Он швырнул трубку на место и бросился на нее.
После непродолжительной возни он уложил ее на обе лопатки. Впрочем, если Дейзи и сопротивлялась, то не слишком отчаянно.
— Прежде чем продолжить, — тяжело дыша, сказал Ник, — я должен познакомить тебя с некоторыми правилами поведения.
Ему было крайне сложно сохранять в голосе строгие интонации, потому что, во-первых, ему не терпелось заняться любовью, а во-вторых, его разбирал смех.
Дейзи, обуреваемая теми же желаниями, превзошла самое себя. На отменном кокни, достойном быть вложенным в уста Элизы Дулитл, она изрекла:
