Джин Реник - Верь мне!
Ребятишки, гомоня, бежали за машиной, которая медленно продвигалась по деревенской улице к дому старейшины. Когда вся процессия прибыла к хижине, Бол вошел внутрь, а Зекери остался ждать у машины, пока мальчик не появился снова на пороге с высоким старцем, одетым в кожаные сандалии и простую белую рубаху.
Зекери отметил про себя морщины горечи, прочертившие лицо старика, и его темные слезящиеся глаза, проникающие прямо в душу, и сразу понял, что этот человек представляет здесь власть. Это было ясно видно по его манере поведения, по его взгляду, исполненному достоинства, и по тому почтению, которое собравшиеся вокруг жители деревни выказывали к старику. Зекери дал бы ему от 65 до 90 лет. Наверняка, он был дедушкой мальчика.
— Сэр, произошла трагедия, и я не хочу, чтобы дети видели все это.
Старец подошел к машине с удивительной для его возраста проворностью. Детей, как ветром сдуло, они разбежались по хижинам к своим матерям. А мужчины тем временем молча наблюдали и ждали. Зекери никак не мог избавиться от странного чувства: он не ощущал опасности в обычном смысле слова, но какая-то сверхъестественность происходящего завораживала его. И это исходило от старика, который, увидев в машине мертвую Луизиту, казалось, ничуть не удивился.
Коротко глянув на Элисон, сидящую с ребенком на руках старейшина произнес всего одно слово.
— Идем.
Ясно было, что приглашение не распространялось на Элисон. Зекери остался стоять у машины, не делая ни малейшей попытки двинуться за удаляющимся стариком.
— Я не хочу бросать здесь эту леди одну, — сказал он вслед ему.
У дверей своей хижины старейшина сказал несколько слов кому-то, находящемуся внутри, в помещении, и оттуда вышла девушка. Пряча свое лицо от Зекери, она приблизилась к седану.
— Прошу вас, — прошептала она Элисон по-испански.
— Хорошо. Я пойду с ней. А ты поговори пока со старейшиной, — Элисон подхватила Адама и вышла из машины, немного встревоженная.
— Я не уверен, что ты правильно поступаешь, — сказал Зекери.
— Все обойдется. Дай мне чемодан, там еда для малыша, — произнесла она устало.
Он передал чемодан девушке и тронул Элисон за руку.
— В случае чего, ори, что есть сил, поняла?
— Все будет хорошо, — заверила она его.
Он неохотно отпустил ее и проследил за тем, как девушка ввела Элисон в одну из хижин. Элисон почти незаметно припадала на больную ногу, но он все же беспокоился: ее рана могла открыться из-за напряжения, которое ей пришлось испытать при переправе. Он все-таки должен был выбрать время и осмотреть ее поврежденную ногу.
Зекери волновался и вовсе не хотел разлучаться с Элисон, особенно сейчас. Но у него не было сил сопротивляться: усталый, выжатый, как лимон, он покорно последовал в хижину за старейшиной.
Старец восседал посреди комнаты и ждал его, спокойно покуривая свою самодельную тонкую сигару. Маленькая босоногая женщина средних лет взглянула на Зекери с явным любопытством и поставила ему деревянную табуретку рядом с мужем. А потом удалилась с полным достоинства видом в другое — смежное — помещение, отгороженное матерчатой занавеской.
— Меня привела к вам беда, которая случилась с молодой женщиной. Последние три дня нам довелось пережить многое. И эта женщина, в конечном счете, погибла… — так начал Зекери.
Но старец перебил его.
— Меня зовут Жорже Каюм, — сказал он по-английски, твердо выговаривая слова. — А как вас зовут?
Зекери проклял свою усталость, из-за которой он вел себя невежливо и даже не представился. Он быстро назвал себя и достал свое удостоверение и знак полицейского.
— Я полицейский из США, здесь нахожусь в отпуске.
Жорже мельком взглянул на полицейский значок и удостоверение и вернул их, не произнеся ни слова. Он изучающе разглядывал чужестранца, перепачканного кровью, голого по пояс, и ясно видел, что тот просто валится с ног от усталости.
— Твоя женщина сейчас находится в доме моей дочери и ее мужа Бола. А теперь расскажи мне о Луизите.
Зекери кивнул, почувствовав облегчение от этой новости.
— Ее застрелил человек по имени Паоло. Он тоже мертв. Это все, что я знаю о нем. Его тело лежит сейчас где-то на дне реки к востоку от вашей деревни.
— А в теле Паоло тоже застряло несколько пуль? — спросил старик, глянув на Зекери пронзительным взглядом.
Зекери понял, что его рассказ недостаточно убедителен, и факты как бы свидетельствуют против него самого, возбуждая подозрения старейшины.
— Паоло сломал себе шею. Дело в том, что он и огромный ягуар что-то не поделили, в результате проиграл именно Паоло. — Зекери видел, что при упоминании об ягуаре в глазах старца загорелся огонек интереса.
— Послушайте, я буду счастлив рассказать все подробно о том, что произошло, но, может быть, мы сделаем это в присутствии представителя местных властей? Это сэкономит время. Поверьте, мне, надо как можно быстрее вывезти отсюда эту женщину…
Восьмидесятилетний Жорже Каюм невозмутимо курил свою сигару; в его глазах читалась тревога, но в его движениях, однако, не было никакой суеты.
— У властей будет слишком много вопросов к тебе, — проговорил он, выпуская кольца дыма, которые медленно поднимались к потолку, заволакивая его лицо. Он ждал, что ответит иностранец.
Элисон вошла в хижину, крытую пальмовыми листьями. Когда она увидела ребенка, спящего в колыбели, она вздохнула с облегчением. По крайней мере, эта девушка поймет ее заботы о малыше. Не произнеся ни слова, она протянула свои ладони, покрытые пятнами засохшей крови. Девушка принесла холстину и глиняную миску воды. Элисон соскребла ржавые пятна с пальцев и смыла кровь с животика Адама.
Она была поражена юностью матери, хозяйки дома по имени Нак. И в то же время она прекрасно знала, что в культуре майя существуют древние традиции брака, по которым совсем юные мальчики вынуждены брать в жены зрелых женщин, и несозревшие девочки выходить замуж за стариков. Заключение брака зависело здесь от сочетания многих взаимовыгодных причин. И разница в возрасте никого не смущала, и меньше всего учитывали здесь предостережения христианских миссионеров, пугавших в подобных случаях карой Господней.
Адам заворочался, проявляя недовольство. Ему срочно нужна была еда и сухая пеленка. Элисон раскрыла еще влажный чемодан и достала семь сухих памперсов, две банки детского молочного питания и бутылочку для кормления. Она поменяла подгузник, это вышло у нее довольно ловко, хотя она падала с ног от усталости. Нак следила за ее действиями с молчаливым одобрением.
Затем Элисон показала Нак банки из-под молочного питания и спросила:
