Елена Смехова - Пролетая над Вселенной
– Ну, Грегори не совсем иностранец, – возразила я. – По крайней мере, исторически. Хотя он и является гражданином Америки, но меня он выбрал и полюбил исключительно за русскую душу!
– Тогда что за непонятное беспокойство? – с недоумением спросила Инесса. – Тебя любят, хотят и ждут. Мечтают придать тебе форму ограненного бриллианта. Какая баба не мечтала бы об этом?
– Не знаю, – сказала я. – Не хватает мне в нем чего-то такого…
– Чего? Ну чего тебе еще не хватает, ненасытная? – возмущенно воскликнула Марьяна. – Нет, вы подумайте: ей чего-то не хватает!
– Не знаю, – тупо повторила я. – Не чувствую я себя с ним счастливой.
– Ох, ты, боже ты мой, – всплеснула руками Белка. – Всё это твои поэтические надуманности.
– Литературные изыски, – подтвердила Инесса.
– В жизни все гораздо проще, – заметила Марьяна. – Где ты видела счастье это пресловутое?
– Видела, – произнесла я тихо, – и слышала. И чувствовала.
Подруги безмолвно уставились на меня.
– Ну было в моей жизни такое. Было! Человек просто брал меня за руку, и от одного прикосновения я становилась счастливой. Хотя у него при этом не было ни гроша за душой. А от прикосновений Грегори я вся внутренне сжимаюсь, хотя он осыпает меня золотой пылью…
– Ты о Либермане, что ли? – догадалась Инесса, снисходительно улыбаясь. – Вспомнила прошлогодний снег… Белка, расскажи ей, раз зашел разговор.
Я резко обернулась к Белке.
– Ты видела Мишку? Когда? Почему мне не сказала?
– Да ты в Америке была, – неохотно откликнулась Белка. – Юлик позвал меня на встречу выпускников консерватории. Ну и Либерман там был.
– Как он? – взволнованно проговорила я. – Почему все годы ничего о нем не было слышно?
– А он ни с кем из сокурсников не общается, уже много лет не музицирует – руку переиграл. Занимается ремонтом квартир.
– Обо мне спрашивал? – Я пыталась унять сердцебиение.
– Ничего не спрашивал, – замялась Белка.
– Не ври! – закричала я. – Наверняка спрашивал!
– Ну, спрашивал. Точнее, я сама к нему подошла, чтобы узнать, почему тогда он от тебя так внезапно слинял…
– Да, почему?! – Я чуть не плакала, так нахлынуло на меня прошлое. – Без всяких причин! И это – после бегства от родителей, после той нашей потрясающей поездки на море, одуряющей недели любви! Ведь мы уже в ЗАГС заявление подали! Что произошло тогда, что?
– А ты не догадалась? – И Белка вдруг неожиданно резко выдала: – Лапонецкий всё подстроил!
– Лапонецкий? – оторопела я. – Как это – подстроил?
– Сначала по-тихому его напоил. Ты же помнишь, пить Мишка не умеет. А потом вывел Мишку во двор и доходчиво объяснил, почему ему следует забыть дорогу к твоему дому.
– Почему же? – недоуменно спросила я.
– Ну, – замялась Белка, – стоит ли ворошить детали за давностью лет?
– Говори, Белка, раз уж начала, – вымолвила я устрашающим тоном. И прибавила: – Сказавши «А», не будь «Б…»!
– Ага, – ухватилась Белка за это «Б», – вот именно так тебя Лапонецкий и представил бедному пьяному Либерману.
– Как это? – обалдела я.
– Да очень просто. Сказал, что ты давно с ним спишь. И не только с ним. Да еще расписал всякие подробности.
– Какие еще подробности?!
– Ну, ты же можешь себе представить диапазон проктологических возможностей Лапонецкого. Романтичный Либерман тут же выпал в осадок.
– Он мог поверить?! Белка, как он мог поверить этому подонку?!
– Значит, мог, – вмешалась Марьяна. – Слабак он, твой Либерман. Вместо того чтоб дать отпор мерзавцу – с ходу всё принял на веру! И даже не захотел тебя выслушать!
– Так что ты, Сашунька, ничего не потеряла, – сказала Белка и утешительно потрепала меня по плечу.
– Как это ничего? – всхлипнула я. – Да ведь я его любила! Это была самая большая любовь в моей жизни! – И, взглянув в удивленные глаза подруг, пробормотала горестно: – Знаете, девчонки, я ведь ни с кем не была так счастлива, как с Мишкой. И не буду.
– Думай о будущем, – сказала Инесса и протянула мне бумажный платок. – Нечего копаться в прошлом. Тем паче, что светлое будущее плывет тебе прямо в руки.
Я промокнула глаза и трубно высморкалась.
– Чем наивно рассуждать о счастье, – заметила Инесса, – пора бы уже повзрослеть, моя дорогая.
– Тебе нужен основательный мужик! – добавила Марьяна. – Реальный такой мужик, без соплей и колебаний.
– Короче говоря, – подытожила Белка, – как ни грустно нам тебя отпускать, пора, Сашка, снаряжаться в путь-дорогу! И размышлять тут нечего. Не каждый день богатые американцы замуж зовут. В конце концов, что ты теряешь?
В самом деле, что я теряю?
Ну, во-первых, я махом теряю своих друзей. Несмотря на искренние заверения Грегори принять у себя всех, кого только захочу увидеть, мне слабо верится в подобную щедрость. Столкнувшись с некоторыми особенностями его характера, сомневаюсь, что захочет Грегори делить мою любовь и внимание с кем бы то ни было. Пусть даже на короткий срок и под пристальным наблюдением. С его строго избирательным отношением к людям, с его язвительной проницательностью лучше вовсе ни с кем Грегори не знакомить, чтоб не раздружил он меня, ненароком, с самыми дорогими моими друзьями. Выходит, общаться нам остается лишь по телефону. Либо в случае моего посещения Москвы. Тут я опять же сомневаюсь в готовности Грегори отрывать меня от себя. Если бы не мой сын, он и теперь не отпустил бы меня домой. Только это обстоятельство, как признался он честно, вынудило его ненадолго расстаться со мной. Что ж, получается, я автоматически теряю возможность поездок в Москву? Выходит, так!
Что я теряю еще? Родную речь. Мне придется полностью перестроиться на чужой язык, начать на нем излагать мысли, писать по-английски и даже думать. Не я первая! Привыкну, в конце концов! Заговорю! Задумаю! Грегори считает, что мне необходимо слушать все новости на CNN, и тогда я быстро научусь говорить так же, как они. Я попробовала послушать и не поняла ничего! Словно бы это не знакомый мне со школы английский язык, а какой-нибудь урду, стремительно пробалтываемый дикторами. Зато большинство американских граждан разговаривают довольно понятно, наверное, потому что так же, как я, не являются носителями языка.
Еще я теряю работу. Работу, на которой совсем недавно расправила крылья, почувствовала себя более уверенно, доказав себе и окружающим, что умею действовать не только в заданном направлении, но и творчески подходить к любому заданию.
Вот, собственно, и всё, что я теряю. В остальном – сплошные приобретения. Сплошные жирные плюсы. Все окружающие твердят: нечего думать, надо ехать! Отчего же так муторно на душе? Я всё время переживаю, взвешиваю и сомневаюсь. Зачем? Может быть, закрыть глаза и – «в пучину окунуться»? Ну, как подруги советуют…
