Елена Смехова - Пролетая над Вселенной
– Прости, Гришенька! Я была на работе. Там так все сложно! Федерастов бесится. Передал выстроенную мной рубрику в чужие руки. Решил меня уязвить. Но я дала ему отпор! Знаешь, мне вспомнилась история из пионерлагерного детства, когда у меня забрали мной придуманный, отрепетированный танцевальный номер и отдали для выступления другой девочке. Тогда я подчинилась безоговорочно и, рыдая, ушла со сцены. Но теперь-то я стала другой! Я распрямилась и прямо в лицо высказала Федерастову всё, что о нем думаю. Сообщила также, что рубрику свою добровольно, без боя, никому не отдам – вот какая я теперь уверенная…
– ОК. Ты хочешь сказать, что сразу после нашего разговора отправилась на работу? День-то был нерабочим, праздничным. – В голосе Грегори звучит недоверие.
– Сначала я съездила за ребенком. Потом мы с ним двинулись к друзьям на дачу, с ночевкой… – мнусь я.
– Так-так. К друзьям, значит. И как, хорошо отдохнула? – невозмутимо спрашивает Грегори.
– Превосходно! – отвечаю бесхитростно. – Оказывается, все по мне скучали! Я ж никому ничего не рассказывала, так меня попросту потеряли и вот вновь обрели!
– Понятно, – голос Грегори скучнеет, – чем собираешься заниматься?
– Ну как это «чем», – теряюсь я, – надо как можно быстрее реабилитировать себя на работе.
– Незачем тратить на это время, – жестко прерывает меня Грегори. – Ты должна поскорее оформить сыну загранпаспорт и продать квартиру – вот что нужно сделать в первую очередь!
– Да-да, – торопливо соглашаюсь я, – завтра же возьмусь за это.
– ОК, мне пора. Позвоню позже.
– Гриша!
– Да?
– Ты…
– Да?
– Ты… очень хороший.
– Это правда.
Глава 30. Завершающая
В действительности все выглядит иначе, чем на самом деле. Так считал великий пересмешник Станислав Ежи Лец. Парадоксальность этой фразы стала моей реальностью. Прошло две недели с тех пор, как я вернулась из Америки. Отсюда всё выглядит иначе, действительно иначе. Менее романтично.
По-прежнему просыпаюсь среди ночи и, в полном забытьи, ищу себя. Я словно бы потерялась где-то между Нью-Йорком и Москвой. Пытаюсь собрать мысли в кучу и понять, чего же я хочу. И куда.
Днем лавирую между редакцией и всевозможными официальными инстанциями, откуда я целенаправленно прокладываю колею в новую жизнь. Не просто оказалось приватизировать мою комнату. Кучу бумажек следует собрать, подписать, подтвердить, оформить, выстояв в безумных очередях. Грегори сердится на мою нерасторопность. Я стараюсь все успеть, но меня угнетает не столько беготня и бюрократическая волокита, сколько давление с его стороны даже на таком огромном расстоянии. Грегори звонит непрерывно, контролируя каждый мой шаг, требуя отчета по поводу любого перемещения по городу. Он желает быть в курсе всего, что происходит со мной ежечасно. Ночь – не исключение.
– Я скучаю, – изрекает он, растревожив через час, два и даже три после того, как с трудом уснула, – мне очень плохо без тебя. Очень грустно.
Ему не спится, даже когда в Нью-Йорке наступает ночь. Он звонит каждый час, сетуя на моё отсутствие в его постели. И торопит, торопит.
А мне отчего-то совсем не хочется торопиться! Я словно окутана невидимой ватой, которая притормаживает все движения. Голова кружится. От хронического недосыпа чувствую себя вялой и неуверенной. Наконец решаюсь показаться врачу.
Замечательный доктор со сказочной фамилией Андерсен после осмотра констатирует: вегетативная дистония.
– Что с вами, Александра? – удивляется доктор. – Месяц назад вы были полны сил и энергии, а тут вдруг осунулись, давление скачет, руки ледяные, одышка. Я вас не узнаю.
Выкладываю всё, как на духу. Мол, у меня появился жених. Он настаивает, чтобы я всё бросила и срочно перебиралась бы к нему. В Америку. Почему-то мне нелегко на это решиться: душа в смятении и тревоге.
Доктор участливо выслушивает меня и произносит:
– Знаете что? Отбросьте сомнения по поводу этого переезда. Занимайтесь спокойно всем, что для этого требуется, по возможности отпустив волнение. Живите, как жили. Коль скоро вам с ребенком суждено уехать в другую страну – обязательно уедете, какие бы препятствия не возникали на пути. Если только это – Ваша Судьба. Доверьтесь ей и пустите все на самотек.
От этих мудрых слов мне становится легче. Надо отпустить волнение… надо отпустить…
– Ну что сказал тебе доктор, Алечка? – с беспокойством спросила по телефону мама.
Родители после моего возвращения из Штатов стали звонить очень часто. С позабытым вниманием и заботой. Неужели Грегори и тут оказался прав?
– А хочешь, мы пригласим к себе Диму, – неожиданно предложил папа, – чтоб дать тебе возможность спокойно собраться-оформиться.
– Папа, а ты себя нормально чувствуешь? – осторожно поинтересовалась я. – Ты ж всегда говорил, что с моим ребенком вам трудно справляться!
– Ну, так было раньше. Теперь он уже достаточно большой и не станет, надеюсь, без тебя истерики закатывать. Выдержал же, пока ты в Америке была.
Я расчувствовалась. Родители снова превратились в моих родных, любимых папу с мамой. Сообщение о браке с американцем обрадовало их безмерно. Они не только перестали реагировать раздраженно на любые мои высказывания, но даже свою помощь вот предложили!
Итак. Димкин заграничный паспорт должен быть готов через неделю. Вариант с отправкой его в Израиль к дедушке с бабушкой совсем неплох.
– Тем более оттуда нам будет гораздо проще перетащить его ко мне, – тут же сообразил Грегори. – Так что эта важная проблема может быть решена вполне безболезненно.
Грегори настаивал, чтоб я как можно скорее подала заявление об уходе. Мол, ни к чему мне уже работа эта, только сковывает во времени. Я тихо упиралась. Работа здорово отвлекает меня от волнений, связанных с переездом. Я испытываю острую необходимость быть вовлеченной в бойкий редакционный ритм, в атмосферу пульсирующего творчества. Не хочется, как же не хочется резко рвать все нити, связывающие меня с этой жизнью! Материальный фактор, кстати, тоже никто не отменял.
– Я же дал тебе денег, – возмутился Грегори, едва я обмолвилась об этом, – неужели тебе не хватит на жизнь до отъезда?
Мне трудно разъяснять ему некоторые вещи, и поэтому я стараюсь о них не говорить вовсе. Я словно бы повзрослела после Америки, стала мудрее и значительно сдержаннее. Каждую невысказанную мысль научилась продумывать, прежде чем выпустить из себя. Это заметно злит Грегори. Мои отводные вопросы и хитрости с переключением разговора на другую тему он стал улавливать довольно быстро. Вот только умение наговорить кучу спонтанных нежностей повергает его в растерянность. Противостоять восхвалениям Грегори не способен.
