Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

В больнице, как сообщил ему юрист, имелся электрический генератор и водопровод, но в поселке, расположенном на некотором расстоянии, об этой роскоши пока и не помышляли. Поэтому предстояло пополнять запас воды из колодца, пользоваться керосиновой лампой и жаровней с углем для подогрева пищи, а для гигиены служил рукомойник и выгребная яма на улице. Соответственно, пришлось основательно запастись канистрами для воды, туалетной бумагой и прочими чистящими средствами, спичками, батарейками для фонарика и электробритвы и многим другим, что прежде казалось обычным предметом повседневной жизни.

По дороге к поселку они ехали по скверному грунту на двух машинах — родители с помощниками на служебной, а Айвар за ними на своей «Ниве». Бесцветные пейзажи за стеклом вгоняли душу в состояние анабиоза, а мысли о будущем представлялись расплывчатой абстракцией. Айвар только теперь понял, что в условиях, в которых ему предстоит существовать, не будет вообще никакой отдушины и проблеска в однообразных мрачных сутках. Быт, годный для примитивных потребностей организма, был совсем не предназначен для духовных. Читать в доме, где нет окон, под вялый свет фонарика или керосиновой лампы, было бы слишком затратно, мобильной связи не было, а если бы и имелась, телефон негде было заряжать. Впрочем, юрист сообщил, что в районе больницы, а также в Семере, есть базовая станция и связь более-менее работает. И хотя Айвару сейчас и не хотелось ни с кем общаться, его повергало в ужас то, что свободное время придется посвящать одним разъедающим душу мыслям.

Наконец они прибыли. Поселок весьма походил на тот, в котором до сих пор обитала родня Айвара, и все прочие, построенные по привычному для амхарцев лекалу. Среди огражденных заборами небольших домов из жердей, скрепленных глиной, землей и навозом, то и дело попадались бедно одетые люди болезненного вида. Они таскали на голове разную поклажу, перегоняли скотину, хлопотали на грядках, сдирали и обрабатывали шкуру.

Одно из таких жилищ Айвару и предоставили на время его работы в медицинском пункте. Там имелось знакомое ему из прошлого грубое подобие мебели — лежанка из дерева и ременного переплета, пара низеньких деревянных скамеек и плетеный бамбуковый столик.

— За машину можно не беспокоиться, не угонят, — заверил Айвара юрист, — здесь население на такие штуки до сих пор смотрит со страхом или пренебрежением. Вот еще что: даже в самых бедных домах принято иметь хоть одного помощника по хозяйству, на собственном горбу всего не стащишь. Тем более ты городской, так что придется здесь кого-нибудь подыскать...

— Не нужно, — решительно возразил Айвар, — я сильный, и на себя одного мне много не потребуется, к тому же, большую часть времени все равно придется проводить на работе. Во всяком случае, я не желаю, чтобы здесь кто-то у меня путался под ногами.

— Парень, да это только на первый взгляд легко...

— Я сказал нет!.. — неожиданно крикнул он, и от этого вздрогнули все присутствующие.

Это был первый раз, когда любой из них услышал, чтобы Айвар повысил голос. Да и вообще с ним давным-давно этого не происходило, после ссор с сельскими родственниками в юности. Потом он всегда обходился иными путями — в баре, если клиенты забывали о рамках приличия, ему достаточно было серьезно взглянуть или, в крайнем случае, сжать наиболее веселому запястье двумя пальцами, и это могло отрезвить кого угодно. А во время работы в больнице он со всеми старался быть мягче, считая, что незачем травить душу людям, которые и без того сломлены.

— Ну ладно, ладно, — произнес юрист, а Соломон молча положил руку на плечо зятя.

Напоследок помощники сказали Айвару, что на следующий день он может осмотреться и прийти в себя с дороги, а уже потом приступать к работе. После этого они уехали, чтобы засветло отвезти стариков в Семеру. Те поцеловали его на прощание, и оставшись наконец наедине с собой, Айвар сел на грунтовый пол, который застелил ковром, прислонился к стенке и закрыл глаза. С улицы доносился какой-то странный шум, совсем не похожий на звуковой фон любого города, и в нем чудилось нечто страшное и дикое. Ему вспомнились виденные когда-то сцены забоя скотины, сельских похорон, исполнения непонятных ему ритуалов, самосуда над провинившимися соседями. За много лет это успело превратиться в подобие снов, вывернутых наизнанку грез, а теперь те чудовищные образы, которым в этих снах поклонялись эфиопы, будто стояли наготове у него за стеной.

И будто в подтверждение присутствия чего-то постороннего и зловредного Айвар вдруг ощутил очень резкую боль в области лба. До сих пор он на здоровье никогда не жаловался. Сейчас же ему показалось, что к его голове изнутри притронулись раскаленной стальной иглой, и сознание охватил неодолимый страх.

Вдруг он невольно, сам к себе не прислушиваясь, заговорил, будто вторил какому-то страшному заклинанию, звучавшему в генной памяти:

С той поры, что я живу, со мною

Ничего худого не бывало,

И мое выстукивает сердце,

Что и впредь худого мне не будет,

Я хочу обоими глазами

Посмотреть, кто это бродит в небе.

Говорил он долго, на одной ноте, мешая амхарские слова с русскими, и из-за этого стихи звучали как некий древний, вымерший язык, выражение ужаса от столкновения с неведомым и необъятным. И в этот момент он сам уже, возможно, не помнил, что наука давно объяснила происхождение страшных глаз ночного неба.

Часть III

СЕМЕРА

По деревням собаки воют в страхе,

В домах рыдают маленькие дети,

И хмурые хватаются феллахи

За длинные безжалостные плети.

Н. Гумилев, "Гиена"

1.Сон-трава

Так начались будни Айвара в поселке. Больница, где предстояло работать, была недавно построена и инфраструктуру в ней худо-бедно наладили, во многом благодаря инженерам из России. Часть хозяйственных корпусов была из дерева. Но в целом большой и благопристойный с виду комплекс уже не походил на страшные бараки из прошлого, представляющие собой перевалочный пункт по дороге к кладбищу. И все же постоянно не хватало коек, транспорта, антисептиков, перевязочных средств, сухожаровой шкаф был один на всю больницу и работал с постоянными перебоями. Главной проблемой был недобор компетентного персонала, невежество и кражи.

Многое, что Айвар увидел в первый день, напомнило о том, что он читал про ненавистный ему Орден милосердия Матери Терезы. Инструменты вместо кипячения норовили просто ополоснуть водой, часто не следили за чистотой белья, а то и вовсе укладывали пациентов на соломенные подстилки, размокшие и пропитавшиеся болезнью. Айвар успел побывать в разных больницах и наблюдал много безобразия, но теперь ему предстояло самому что-то делать с этими порядками — либо приспособиться и смириться, либо искать другой путь, который они так и не нашли вместе с Налией.

О ней он думал каждый раз, когда руки невольно опускались, и даже мысленно спрашивал ее совета. Айвару нелегко давались объяснения с теми, кто заведовал больницей: экономия на содержании людей в скотских условиях была грошовой, зато опасные инфекции благодаря ей распространялись со скоростью света. Айвар это считал очевидным, но в ответ услышал, что «там, в Аддисе, все уже зажрались».

Но все-таки он не сдался. Здесь люди не интересовались причинами его приезда из столицы, так как информация до провинции доходила слабо, и это неожиданно сыграло в его пользу. Поначалу в больнице к Айвару относились с досадой, а временами и с тревогой, но он все больше располагал персонал к себе и заодно понемногу обучал элементарным понятиям о нормальном качестве человеческой жизни.

К примеру, Айвар так изящно и интересно рассказал об опальном враче, научившем акушеров мыть руки и таким образом спасшем много жизней, что его сотрудники разглядели в историческом факте травлю добрых сил злыми, которая испокон веков порицалась в любой народной сказке. Со временем он привык рассказывать товарищам по работе все, чему его научили эфиопские и русские врачи, и умел делать это так, что они заслушивались и запоминали, принимая простейшие вещи не как скучную нотацию, а как некий странный, но интересный им вызов.