Бернадетт Стрэхн - А счастье пахнет лавандой!
Пока они ждали у светофора, их тетя решила превратить все в игру.
— Давайте петь про это песенку. Такую вот вонючую песенку. — И она бурно начала: — Фу! От кого-то воняет. От кого? От тебя! Это от Чарльза несет! Фу!
После этого Чарльз шел не только противный, вонючий, но еще и рыдающий.
— Я не хотела тебя обидеть, дорогой! Ты совсем не вонючий, честное слово!
Зажав в каждой руке по маленькой ладошке, Иви повернула на Кемп-стрит.
Вдруг она застыла как вкопанная, и дернула к себе крошечные ручки изо всех сил.
Машина опять была здесь.
Сердце заработало как мотор. Она еще крепче сжала детские ладошки. Если наблюдатель, сидящий в машине, представляет опасность, он может выместить свою злость на детях. Он просто может их схватить и украсть. Однако, посмотрев вниз, Иви подумала, что никто в здравом уме не захочет похитить детей в таком состоянии, в каком они сейчас находятся.
Ее гнев перекрыл страх. Она шла по своей улице и еще должна была кого-то остерегаться! Невыносимо думать, что она не может гарантировать безопасность собственным племянникам!
Бернард появился внезапно, как кавалерия. Он увидел Иви, застывшую на углу как статуя, весело помахал рукой и направился к ней.
— Бернард, я так рада тебя видеть.
— Я тоже.
— Возьми их. — Иви передала Чарльза и Джулиуса под его опеку. Отведи их домой как можно быстрее. Мне кое с кем нужно переговорить.
Бернард подчинился Иви беспрекословно. Отчасти из-за того, что послушание было его врожденным качеством, отчасти из-за того, что ее тон ни у кого не мог вызвать сомнений.
Иви на полной скорости побежала через дорогу. Она была настроена так решительно, что забыла о страхе. Подойдя к белой машине, она увидела, что следила за ними женщина. Довольно полная, лет, пожалуй, шестидесяти.
Иви резко постучала в окно.
— Мне нужно с вами поговорить!
Окно поехало вниз. Лицо женщины приняло обеспокоенное выражение. Похоже, она не была вооружена, хотя на коленях у нее лежала шотландская фляжка.
— Здравствуйте, — сказала она голосом доброй тети, совсем не похожей на лунатика-шпиона.
— Что за игру вы здесь затеяли? — Иви впилась глазами в свою мучительницу.
— О, милая.
Поведение незнакомки опять не соответствовало стилю сумасшедшей извращенки.
— О, милая? — передразнила ее Иви. Теперь, поняв, что за ней следила эта тетя, Иви еще больше разозлилась. — Вы не собираетесь объясниться? Вы всех нас запугали до смерти, сидя здесь все время и рассматривая наш дом. Кто вы такая?
Женщина неловко потрогала пальцами термос.
— Я мама Кэролайн.
23
— Но мама Кэролайн мертва, — настаивал Бинг, усадив на каждое плечо по близнецу.
— Она не мертва. Она сейчас сидит у нас на софе и плачет, — прошептала Иви, прикрывая кухонную дверь.
— Кэролайн считает, что она умерла.
— Она на-вра-ла. — Иви растягивала слова из уважения к зловонным, хнычущим мальчикам. — У Кэролайн семья побольше, чем у всех нас, вместе взятых. У нее столько мам, пап, братьев, нянь, дедушек и бабушек — хоть пруд пруди. Но она наотрез отказывается с ними знаться.
— Это хорошо, — одобрил Бинг. — Слушай, ты не можешь вот этого помыть? — Он протянул Чарльза Иви.
— Это придется сделать тебе. — Иви увильнула от предлагаемого ей ребенка. — Я завариваю чай для миссис Милбэнк. У нее треснула фляжка, и с самого утра, когда она покинула Бери, она съела всего одну булочку.
— Почему бы тебе не испечь для нее пирог? Ты уже забыла, как эта женщина нас терроризировала?
— Когда ты с ней поговоришь — ты все поймешь.
Действительно, Бинг все понял. Он то и дело передавал миссис Милбэнк (Зовите меня Дирдре) салфеточки, пока она, со слезами на глазах, рассказывала им свою историю, сидя на потертой софе в гостиной.
Детей вытерли влажной фланелевой тряпочкой, и теперь они сидели в углу и смотрели телевизор с приглушенным звуком. Чарльза облачили в футболку Бинга с надписью «Возьми это!».
— Еще кусочек, Дирдре? — Иви размахивала у нее перед носом тарелкой с бутербродами огромного размера.
— Нет, спасибо. — Дирдре расправлялась еще только с первым. — Я так сожалею, что всех вас перепугала. — И она снова начала плакать.
— А теперь перестаньте обо всем жалеть. — Бинг похлопал ее по руке и всунул ей еще одну салфетку. — Вы нам не причинили никакого вреда. Нам просто было о чем поговорить.
— Вы очень добры.
— Мы всего лишь хотим вам помочь, — сказала Иви.
— Здесь никто не сможет мне помочь. — Дирдре скорбно покачала головой. — Кэролайн полностью порвала все связи с нами. Я потеряла дочь.
За этим последовали обильные потоки из носа и глаз. Когда их удалось остановить, Бинг осторожно попросил:
— Давайте вернемся к самому началу. Почему так все получилось?
Дирдре вздохнула. Ее акцент был столь же сочный, что и у Кэролайн, но голос звучал мягче и менее уверенно. Она казалась смущенной из-за того, что выкладывала все начистоту двум молодым людям, которых только что встретила.
— Ну вот, давайте посмотрим. Кэролайн всегда бунтовала, пока росла. Вся эта черная одежда и косметика… Как это называется? Готика? Она поздно приходила домой. Хоть на двадцать минут — но позже, чем положено. Ее отец — человек строгий. Может, он и был слишком требователен к детям, но человек он хороший. Кэролайн все время настаивала на своем.
Бинг и Иви обменялись взглядами. Все верно, на Кэролайн это очень похоже.
— Видите ли, мы католики, — сказала Дирдре.
— И мы тоже, — подпевала ей Иви.
— Правда? Значит, вы знаете, какие высокие требования предъявляют родители в католических семьях к своим детям.
Бинг многозначительно покашлял.
— Мы не такие уж ярые католики, — призналась Иви.
— А вот отец Кэролайн — из таких. Он не одобрял то, что она красила лицо и поздно приходила домой. Один раз он учуял, что от нее пахнет спиртным, и тут-то все и началось. Не могу сказать, что мой муж не прав, но просто слишком… — она подыскивала слово и остановилась на маленьком и коротеньком… — суров.
— Кэролайн сбежала? — спросила Иви.
— Не тогда. Она начала жить своей жизнью. Почти перестала с нами разговаривать. Мне это не очень нравилось, но, по крайней мере, скандалов стало меньше. И однажды она не пришла домой с работы. Я нашла на ее подушке записку. Она была совсем коротенькая. Кэролайн написала, что уходит и больше не вернется.
— Сколько времени прошло с тех пор? — осторожно спросила Иви после целого ряда всхлипываний.
— Больше года. — Дирдре запричитала. — Мы прямо сошли с ума. Наша любимая доченька… Мы не знали, что и думать. И вот около месяца тому назад ко мне зашла ее давняя подруга. Она узнала, в каком отчаянии мы пребываем, и сжалилась надо мной. Она дала мне этот адрес. Я написала Кэролайн письмо. Трудно представить, что можно было написать лучше.
