Соль под кожей. Том второй (СИ) - Субботина Айя

Господи, почему все это происходит именно со мной и именно тогда, когда мне нжна максимально ясная голова и трезвые мысли?

— Валерия, ты в порядке? — стучит в дверь Андрей и начинает нервно дергать ручку. — Эй?!

Я нарочно не отзываюсь — хочу заставить его нервничать.

Позавчера он просидел в больнице в общей сложности часов пять, я уже не знала, что сделать, чтобы Андрей перестал изображать из себя наседку. Вчера его конвой растянулся почти на весь день. А сегодня он приехал за два часа до выписки и ковырял мозги моему лечащему врачу идиотскими вопросами о моей болезненной бледности и сонливости.

Учитывая то, что раньше он не интересовался мной от слова совсем, я пришла к выводу, что старый боров не терял времени зря и порядочно промыл сыночку мозги. Наверное поручил глаз с меня не сводить, чтобы я не устроила еще один сеанс промышленного шпионажа.

По случаю моей беременности, Андрей подарил мне кольцо с огромным розовым бриллиантом, и как бы в довесок — новый чистенький телефон и ноутбук. Что было его молчаливым ответом на мой вопрос о том, куда делись мои личные вещи и телефон, в котором была вся моя жизнь.

— Валерия, открой! — Андрей так иступлено дергает ручку, что мне, вопреки голосу разума, хочется поиграть в молчанку еще немножко и проверить глубину промывки его мозгов.

Но все-таки подаю голос: говорю, что меня вырвало прямо на одежду и мне нужно принять душ. Андрей всегда был брезгливым, так что этого достаточно, чтобы отбить у него охоту ломиться внутрь.

Откручиваю вентиль до упора, чтобы подтвердить свои слова. Андрей, выждав несколько секунд, предупреждает, что все равно будет рядом, но, наконец, оставляет меня в покое.

— Из этого все равно ничего не получилось бы, — говорю шепотом себе под нос, потому что за последние дни количество внутреннего монолога перевалило за ту черту, после которой я перестала понимать, говорю я сама с собой или с голосами в своей голове. — Никогда. Не в этой жизни.

Мы с Вадимом невозможны, но почему-то только забеременев я окончательно поняла весь фатализм наших с ним «отношений».

Во всем, что произошло, винить некого.

Я достаточно взрослая и битая жизнью женщина, чтобы не обелять себя слепленными из дерьма и палок оправданиями. Сама накосячила — сама и буду разгребать.

После душа, когда выхожу из ванной спустя примерно полчаса, Андрей караулит меня в гостиной. Успеваю заметить сальную рожу, с которой он пялиться в телефон за секунду до того, как Андрей замечает мое появление и молниеносно откладывает его в сторону экраном вниз. Честно говоря, и сама так часто делаю, особенно если нахожусь на важной встрече и не хочу отвлекаться на всплывающие уведомления, но в случае с Андреем все гораздо прозаичнее.

— Тебе уже лучше? Вот, я тут сделал… — Он протягивает мне стакан с газированной водой, в которой плавает пара ломтиков лимона. — Твой врач сказал, что это поможет от изжоги и обезвоживания, если продолжится токсикоз.

Я делаю несколько освежающих глотков, благодарю Андрея за заботу и прошу его сделать что-то с цветами.

— А что с ними сделать? — как всегда очень инфантильно спрашивает он. — Это же просто цветы. Их прислали друзья отца.

Как будто один этот факт делает каждый букет буквально новым чудом света.

Со вздохом, плетусь на кухню, где в прилегающей к ней маленькой кладовой должен быть моток мешков для строительного мусора. Чтобы упаковать все эти вонючие «клумбы», приходится сильно постараться. И пока я корячусь, пытаясь затолкать очередного нелепого медведя в очередной траурно-черный мешок, Андрей только молча наблюдает.

— Если отец узнает… — предупреждает он, когда я недвусмысленно перетаскиваю их к входной двери.

«Да насрать!» — мысленно отвечаю я, но вслух только мычу что-то невразумительное, что Андрей может истолковать ровно так, как ему спокойнее. Пусть думает, что я проявлю чудеса конспирологии, избавляясь от этого хлама.

На улице уже так прохладно, что совсем не хочется возвращаться в дом. Остаюсь стоять на крыльце и наблюдать за роем мошкары, слетевшейся на тусклый желтый свет фонаря. Замечаю среди всего этого беснования ночного мотылька, который, сделав несколько «неудачных» попыток приблизиться к свету, все-таки подлетает достаточно близко, обжигает крылья и беспомощно падает в траву, где его уже поджидает ящерица. Наверняка бедолага даже не соображает, что произошло, и почему вместо яркого огонька, сулившего тепло и счастье, он вдруг оказался в пасти жадной рептилии, которая за секунду проглатывает его на половину и быстро прячется в густой траве.

Вся моя жизнь — в одной маленькой цене.

— Валерия Дмитриевна, вот, накиньте, — на крыльце появляется охранник с пледом в руках.

На улице и близко не настолько холодно, чтобы мне захотелось кутаться, но я делаю, как он хочет. Могу поспорить, что до нашего с Андреем возвращения, здесь уже побывал старый боров и раздал четкие указания всем, вплоть до строителей, который продолжают обустраивать внешний двор. Все должны строго следить за тем, чтобы с драгоценным инкубатором его наследия ничего не случилось, в противном случае спрос будет с каждого. Завольский-старший достаточно отбитый на голову тиран, чтобы за любой мой синяк приговорить весь обслуживающий персонал.

— Виктор, вы не могли бы…

— Все, что скажете, Валерия Дмитриевна, — тут же вытягивается по струнке он, намеренно. — или нет — подтверждая мою теорию.

— Вы не могли бы принести сюда плетенное кресло с веранды? И сделайте, ради бога, что-то с этими мошками — у меня вот-вот случится приступ эпилепсии от этого…

Вожу ладонью перед глазами, намекая на бесконечное мельтешение. Как будто кто-то заставляет меня задирать голову и смотреть на их групповое самоубийство.

Он мгновение озадаченно смотрит у меня над головой, а потом скрывается в доме, чтобы вернуться оттуда с креслом и какой-то маленькой лампадкой. Повозившись немного, пристраивает ее на крыльцо, поджигает фитиль и пространство вокруг меня мгновенно наполняется густым ароматом каких-то пряных трав. Шафран? Ладан? Я машинально прикрываю рот рукой, ожидая приступа рвоты, но его не случается. Наоборот, мое тело как будто даже расслабляется, в душе возникает непонятно откуда взявшееся чувство покоя.

Хотя, стоит сделать еще один вдох — и все становится на свои места.

Этот пряный запах. Отдаленно, какими-то размазанными нотами, это похоже на парфюм Вадима. Или я сама так нафантазировала?

— Все в порядке? — беспокоится охранник, когда я никак не реагирую на его «изобретение».

— Да, спасибо, Виктор. Можете идти, мне вы сегодня больше не нужны.

Я поудобнее усаживаюсь в кресло, поджимаю ноги и укутываюсь пледом до самого подбородка. Теперь, когда вокруг меня нет назойливых медсестер и недремлющего ока камеры наблюдения, самое время подумать о косяках, которые я успела совершить. Точнее, о том, что из этого могло попасть (или уже попало) в руки старого борова и как сильно эти вещи могут меня скомпрометировать.

Интересно, если бы Завольский выяснил, кто я на самом деле — он убрал бы меня сразу или дал пожить пока я не рожу его драгоценного наследника? Скорее, первый вариант. Он одержим собственным наследием, но вряд ли до такой степени, чтобы терпеть в нем кровь ненавистного Александра Гарина.

Воспоминания об отце неожиданно наталкиваются на тот наш с Вадимом разговор, когда выяснилось, что мой отец мог быть причастен к махинациям со кредитованием жилья. Я уверена, что это не может быть правдой, но как это доказать теперь, когда старый боров лишил меня доступа в «ТехноФинанс»?

Я должна что-то придумать, чтобы вернуть свое положение.

От попыток прокрутить разные вариант, начинает болеть голова.

Ладно, наверное, я еще слишком слаба для этого. Иногда, чтобы приехать быстрее, нужно вовремя притормаживать. Так, кажется, говорил Данте.

Данте, черт.

Я крепко жмурюсь, сглатываю и пытаюсь вспомнить, о чем был наш последний разговор, но в памяти почему-то совсем пусто.