Алёна Лепская - Анафема в десятый круг
Мы сидели за баром, и мы отложили начало сета. Я отчаянно ничего не могла понять.
― Тебе что было одиннадцать лет?
― Ну да. ― ответил он спокойно. Я запуталась окончательно, и он решительно не мог меня понять.
― Можно вопрос? Ты что живёшь в какой-то параллельной вселенной с автономным временным континуумом, или только в моей голове, мм? Как тебе могло быть 11, когда мне было 7?
― Никак. ― согласился Раф, хмурясь, он с опаской смотрел на меня. ― Мне было 7.
Я не выдержала и стукнула себя ладошкой в лоб,
― Тебе было 11, когда это произошло!
― Нет. ― мотнул он головой, ― Я лежал в клинике 9 лет назад, Вик.
― Но…
― Успокойся, ладно? ― принялся он утешать меня, настырно запрашивая мой взгляд, ― И ты его не убивала. Он сам подался вперёд, и порезался. Может достало всё, а может просто хотел в больницу загреметь, и сбежать оттуда. Но он облажался, а ты не смогла убежать. Он попал в дурку, за попытку суицида. А ты… осталась здесь.
― Но почему… почему, 11? ― сокрушилась я, ― Ничего не понимаю.
― Я лечился в 11. ― пожал он плечами. Я всплеснула руками,
― Да как так―то?!
― Ты что―то перепутала Вик. Я лечился когда мне было 11, там я встретил Рената, и потерял сестру. Я не единожды это делал Вик. Лечился, то есть.
― А… подожди. ― я уронила руки, ― Тебя реабилитировали, а уже потом ты попал в клинику? ― решила я уточнить, ― Через пол года Роза умерла. Три месяца…
― Начиная с провала операции освобождения. ― он был мрачен и недовольным.
― Так… а, сколько тогда вы были там? Сколько вам было лет, когда вы только попали к тем людям?
― Не много. ― процедил он сквозь зубы, ― Длительным был курс реабилитации и не одна операция, Вик. Так же как и у неё, но она попала в психушку раньше чем я. И спустя полгода, как я туда загремел, её не стало. Так понятно?
― Извини. ― пискнула я. Чёрт мне не стоит красться этого, он плохо переносит эти воспоминания, ― То есть он жив?
― Уже нет. Ренат умер восемь лет назад.
― Что?! ― всполошилась я, мне больно защемило душу, ― Раф… а ты мне не врёшь? Это точно не я его…
― Точно. ― успокоил он, ― Кто знает, что с ним было потом, после лечения? Кто знает, какой стала его жизнь? Никто ведь не знает. И хватит уже, я сказал всё так, как оно есть, мышка. Только так, и не иначе. Хочешь я на крови поклянусь?
― Нет, хватит с меня крови на сегодня.
Не удивительно, что я забыла это. Мне теперь кошмары до скончания веков наверное сниться будут.
― Откуда ты знаешь?
― Отец твой рассказал. ― ответил Раф, ― Он сам на днях только узнал, не смотри так на меня, это не ты его убила. Всё? Ты в порядке? ― он подцепил мою гитару за гриф, и протянул мне, ― Держи, не надо плакать, лучше пролей это по грифу.
Я заперебирала струны, не подсоединённой гитары и она пела болезненно в моих руках. Раф поменялся в лице, вслушиваясь и следя за моими порхающими пальцами.
― Где он похоронен, Костя знает?
― Ну он сказал в Цюрихе. ― пробормотал Раф, не отрываясь от моих рук, он словно был поражен. Я замерла и он посмотрел в мои глаза.
― Он жил в Швейцарии? ― удивилась я. Раф пожал плечами и прикурил сигарету.
― Видимо.
― И умер там?
― Ну наверное, раз его там похоронили
Я снова принялась терзать струны, звучащие металлически из-за того что не подключены к усилителю. Раф долго молчал и я посмотрела на него. Он что-то писал, быстро чёркая на листе. Стряхнув пепел, он снова начал черкать по листу, периодически бросая на меня тревожные взгляды.
― Что? ― забеспокоилась я, ― Что ты так смотришь на меня?
Он отстукивал карандашом по поверхности барной стойки. Это был чёткий ритм, и он преобразовывал его. Я поняла, что это тот ритм, в котором я перебирали струны. Раф заинтересованно стал листать мой блокнот.
― Эй! Так не честно! Мы же договорились!
Я хотела отобрать его, но он не позволил. Ничего не просматривая более, он тут же нашёл последнюю запись. Покопавшись в своих записях, он достал один лист и принялся что-то переписывать и исправлять.
― Ты что делаешь?
Он промолчал. Сосредоточенный, Раф, быстро делал записи, то списывая с моего блокнота, то откуда-то из своих листов. Это выглядело очень странно, но я могла догадаться и сама ― он что-то создавал из всех этих кусочков, словно пазл собирал. И двадцати минут не прошло, как он отложил мой блокнот в сторону, и сгрёб всю макулатуру с барной стойки.
― Можешь выкинуть, это больше не потребуется. ― сказал он девушке за баром. Он оставил лишь пару нотных листов и соскочила из-за бара.
― Давай мышка, пошли опробуем это.
― Прямо сейчас? ― усомнилась я, ― Я не могу так.
Я пошла за ним в сторону сцены. Я решительно не понимала, что он задумал. Этот материал не просто не отрепетирован, но и вообще написанный меньше чем за полчаса.
― Можешь, Миша вступит, а ты продолжишь. ― заявил он, взбираясь на сцену. Он отдал один лист Сашке, другой Мише и мне. Я была поражена…
Раф, просто что-то чуть ли не на пальцах объяснял Ярэку. У того чуть палочки из рук не выпали. Он то и дело хмурился, но я толком и не слышала их разговора. Но создавалось впечатление, что Ярэк, пытался в чём-то переубедить Рафа, но тот был непреклонен.
В конце концов я поняла, что происходит. Если Раф нашёл последние записи сделанные в кафе, когда я дожидалась Солу, то в связи с последними всплывшими событиями дней минувших, я знаю, что это будет. Раф на некоторое мгновение исчез с поля моего зрения, и я лишь мельком заметила его с парой парней из технической команды. Спустя пару секунд свет изменился и Раф появился на сцене уже с гитарой. Стало значительно темнее, бар погрузился в полумрак, и лишь два перекрёстных софита синего оттенка освещали сцену. Под эти лучи попадали только две стойки с микрофонами. Таким образом на свету окажемся только мы с Рафом, остальные участники будут затенены, и они вне сомнений будут выглядеть словно призраки на нашем фоне. Я заметила туман простирающийся под ногами, он стал гуще и постепенно стал краснеть равномерно подсвеченный боковыми красными огнями. Это было очень похоже на сцену, из моей картины. Это был мой ангел в терниях.
Миша перебрал струны своей гитары, и спустя мгновение, я крадучись вступила в мелодию, преломляя звучание. Подступив к микрофону, Раф осторожно оповестил аудиторию,
― Посвящается всем тем, кто отважно сражался за свои идеалы, чью либо жизнь и собственную, но был повержен. ― он взглянул на меня, и не оставил мне выбора.
