Людмила Зенкина - Порочный треуогльник
— Уедем? — Ева непонимающе нахмурилась. — Куда?
— А вот над этим я и прошу тебя подумать, — собеседник странно усмехнулся. — Наша мать сейчас готовится к отъезду, нужно пройти лечение в заграничной клинике. Я планирую уговорить брата лететь с ней. А мы с тобой можем съездить куда-нибудь только вдвоём на неделю. Сейчас канун зимних праздников, подумай, где бы ты хотела их встретить.
Девушка не знала, что ответить. Перед ней вновь сидел человек… нормальный человек, а не жестокий демон. В его глазах светилась неподдельная забота и какая-то новая непривычная нежность.
— Почему? — тихо спросила она, даже не понимая, с каким смыслом задаёт вопрос.
— Потому, что я хочу побыть с тобой вдвоём, — произнёс мужчина спокойно. — Чтобы никто не мешал нам.
— Ты имеешь в виду Кирана?
— Да, — он чуть погрустнел.
— Но что будет, когда мы вернёмся? — обреченно проронила Ева.
— Не знаю, — он глянул с какой-то невольной скрытой злобой, — я ещё не решил.
— А если Киран узнает, что мы уехали вдвоём? Это не разобьёт ему сердце? — испытующе спросила девушка, понимая, что сейчас давит на живое, но надавить почему-то очень хотелось, и посильнее.
— Я буду думать, кого из вас двоих мне нужно убить, чтобы не страдать, — серьёзно ответил Трой, и она моментально стала ещё бледнее.
— Не волнуйся, — он усмехнулся шутливо, но с нотками печали в голосе, — я не серьёзно. Но вопрос требует решения. Надеюсь, после нормального отдыха нам удастся его принять.
Мужчина не стал дожидаться реакции собеседницы, необычно легко и даже ласково поцеловал её в чуть горячий лоб и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Ева осталась наедине с тягостными размышлениями. Что-то изменилось в её мучителе. Быть может, то, что казалось недоверием — лишь его новая нежность? Возможно, прошлая ночь переписала их отношения так сильно, как она и не смела ожидать. Всё то, что он сказал тогда… Выходит, обманщик был груб, только чтобы пленница невзлюбила его, чтобы предпочла ему младшего брата. А теперь? Он будет нежным и любящим? Но девушка никогда не видела его любви. Какая она, в чём будет выражаться? И что творится на сердце у неё самой? Разве она любит высокомерного покровителя? Или он стал лишь сексуальным наркотиком для измождённого тела и спасением от одиночества для обезумевшей души? Способна ли она разорвать последнюю связь с домом, уничтожить единственный шанс на побег ради туманной неизвестности совместного с Троем будущего? Если решиться на эту праздничную поездку вдвоем, то назад пути не будет. А что если сбежать? Если Саша получит записку завтра? Если заговорщица сумеет ускользнуть от Кирана? Она была не в себе, когда встретила друга и в больнице мысли тоже не стали ясными. Даже тогда, под милосердным покровом болезненного бреда, было тяжело смотреть ему в глаза. А что же она почувствует, когда будет помнить и понимать всё? Хватит ли духу хотя бы приблизиться к нему? Заговорить? И что будет дома? Как посмотрят на блудную дочь родители? И даже если они не станут винить её, найдёт ли беглянка в себе силы смириться с бесчестным прошлым и мириться с ним каждый день до конца жизни среди тех, чьей любви недостойна? А что если она уже настолько испорчена, что не сможет жить без того разврата, что творился здесь — в темнице унизительных и желанных пыток? И сумеет ли безвольная наложница когда-нибудь полюбить? Испытать настоящее светлое чувство, а не то извращенное притяжение, что она ощущает рядом с Троем? Насколько пропиталась чёрной мерзостью порока её душа? Способна ли доброта родных и друзей смыть позорное рабское клеймо? И даже если способна… И даже если хватит совести ответить на чувства Саши? Сможет ли она быть с ним, не думая, не вспоминая странного демона, открывшего её сердце и спалившего его дотла? Как мучительны были размышления. Голова трещала, и всё в ней перемешивалось в один болезненный шар, перекатывающийся в сознании и безжалостно давящий здравый рассудок.
Вдруг, среди кишащего моря вопросов и сомнений засиял слабый отблеск светлого воспоминания. Мягкий, чуть хрипловатый голос Тимора вернул ясность скомканным мыслям. Он — самая большая любовь из прошлой жизни, ему Ева верила всегда, даже, когда забыв о его существовании, пошла в неизвестность за сероволосым ночным гостем, она сделала это, почти не задумываясь. И как бы ни было стыдно, что мужчина видел всю её развратную жизнь здесь, боль от того, что он страдает тоже, была сильнее страха перед позором и осуждением. Писательница пошла на всё это, чтобы спасти свой маленький мир, а потом постепенно потеряла веру в него, веру в чудо. Теперь истерзанный мир сам напомнил о себе, и он не ждал помощи. Волк не просил ни о чём, только чтобы его возлюбленная вернулась к жизни, чтобы стала снова собой, сняла маску безразличия и не притворялась такой, какой пыталась выставить себя перед родными и друзьями. Ради Тимора и своего вымышленного мира она оступилась, теперь ради всего этого нужно было подняться и идти дальше.
Она уснула с улыбкой на губах, впервые за много дней с уверенностью в правильности собственного выбора.
Но суровая судьба надумала, видно, посмеяться над всеми чувствами несчастной девушки, без жалости проверить её решимость. Ева проснулась от лёгких, нежных прикосновений тёплых губ к её щекам. Пока мысли не успели проясниться, пока не рассеялись ещё остатки сна, эти поцелуи казались сладостно приятными, но как только она открыла глаза и в памяти всплыли вчерашние мысли, вся безоблачная нега рухнула ледяной глыбой во всё ещё воспалённое сознание. Трой сидел на краю кровати и неспешно покрывал невинными поцелуями лицо и шею пробудившейся избранницы.
— Доброе утро, — проурчал он на ухо и зарылся носом в золотистые волосы, разбросанные по подушке.
Блондинка подозрительно огляделась, прищурившись от яркого света: судя по весёлым лучам утреннего солнца, снова бьющим в окно, она проспала почти сутки. Мужчина был уже при всём параде и, видимо, собирался вот-вот уезжать. Пока он нежился, рыча, в мягких длинных локонах, девушка заметила на подоконнике большущий свежий букет белых лилий. Как раз в тот момент, когда изумление пробралось в чуть затуманенные зелёные глаза, Трой поднял лицо и проследил за удивленным взглядом. Он усмехнулся с некоторым смущением (смущение? О Боже, он ли это?!), уткнулся обратно в светлые девичьи волосы и пробурчал оттуда:
— Как ты себя чувствуешь?
Ева серьёзно засомневалась в собственном самочувствии, потому как всё происходящее очень походило на красивый, но совсем уж нереальный сон.
— Вроде ничего, — помедлив, ответила она. — А что это за цветы?
