Александра Торн - Драгоценный дар
Пич подняла глаза и уставилась в пространство. Эта глава начинается странно. Но рано или поздно она прочтет те слова, которые вернут отцу доброе имя.
Час спустя Пич передала последнюю страницу первой главы матери, затем откинулась на спинку стула и стала ждать, когда остальные дочитают до конца, В первой главе не было того материала, который она надеялась в ней найти. Обсуждение ограничения срока избрания на должность, вето на один пункт законопроекта, требование сбалансированного бюджета, пересмотра законов об иммиграции, реформы избирательной кампании и более решительной торговой политики — все это читалось будто конспект новой избирательной программы Блэкджека.
— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Ари, положив последнюю страницу и взяв Пич за руку.
— Вполне стандартные рассуждения. Папа и раньше говорил обо всем этом.
Ари поднял брови.
— Похоже, ты разочарована.
Пич перевела взгляд с Ари на Беллу, потом на Берта.
— Разочарована. Папа умолял меня не позволить этим ублюдкам уйти от ответа за то, что они его погубили. Не понимаю, как можно сделать это с помощью такой книги.
Ари крепче сжал руку Пич. Он понимал, что она сейчас чувствует.
— Терпение, — посоветовала Белла. — Мы прочли только первую главу.
— Как мы можем быть уверены, что ее написал именно папа?
— Обычно папа проверял на мне все свои речи до своего выступления. Я узнаю его стиль, его хлесткую манеру выражаться. Не сомневаюсь, что это слова твоего отца.
— Теперь он тебе безразличен, — в гневе бросила Пич.
Ари никогда не видел ее такой раньше. Она походила сейчас на разъяренную львицу.
— Мне не безразличен Блэкджек, и никогда не будет безразличен. Нельзя сорок лет быть замужем и иметь детей, а потом стереть память о муже. Но меня гораздо больше волнует то, как все это скажется на тебе. Я скорее сожгу эту книгу, чем допущу, чтобы она причиняла тебе такую боль, как сейчас.
Пич глубоко вздохнула.
— Прости меня. Я не хотела на тебя рычать.
— Ты устала, детка. Мы все устали. Думаю, пора ложиться спать.
Пич кивнула. Она казалась такой убитой, что Ари захотелось подхватить ее на руки, отнести наверх и уложить в постель, как он уложил бы захворавшего ребенка. Только он знал, что не сможет обращаться с ней как с ребенком, когда снимет с нее одежду. А она сейчас нуждается во сне гораздо больше, чем в любви.
Берт встал, произнес:
— До встречи утром, — и направился к выходу.
Белла догнала его, и они вышли вместе. Они были красивой парой.
Ари слышал, как Белла сказала:
— Будь добр, купи завтра по дороге пышек. Я люблю с джемом, а Пич предпочитает с шоколадной глазурью.
Пич тоже поднялась.
— Ты, кажется, едва на ногах держишься, леди босс, — сказал Ари.
— Точно подмечено. А ты? — И Пич одарила его слабым подобием улыбки.
— Я не это имел в виду. У тебя был ужасно тяжелый день. Иди и ложись спать.
— Только с тобой. Мне кажется, я не смогу уснуть без тебя.
Но Пич сильно ошибалась. К тому времени когда Ари открыл дверь в ее спальню, поговорив перед этим несколько минут с Беллой и выпустив Лентяя во двор, Пич уже крепко спала.
Он поцеловал ее в лоб и еле слышно помолился за нее, за себя, за Берта и Беллу, чтобы все у них было хорошо.
Глава 21
Пич чувствовала, что ее глаза устали и слезятся. Все тело болело от напряжения после вчерашнего беспрерывного чтения, продолжавшегося весь день, а сегодня она рано встала, чтобы читать дальше. Единственным утешением было то, что она почти закончила. Пич дочитала последнюю страницу и положила ее на стол. Но слова отца все еще звучали в ее мозгу.
«Конституция и Билль о правах отражали волю народа. Теперь, двести девятнадцать лет спустя, всемогущее федеральное правительство правит помимо воли народа.
Гражданам легко указать обвиняющим перстом на избранных ими чиновников. Но вина простирается далеко за пределы Вашингтона, в каждый город, деревню и поселок. Страна, в которой ежегодно больше людей ходят играть в теннис, чем на выборы, сама выбрала свою судьбу.
Менее тридцати шести процентов зарегистрированных избирателей ходят на выборы, чтобы выбрать конгрессмена, сенатора или президента. Но еще не поздно изменить ход истории нашего великого народа, чтобы избавить политику от таких людей, как я.
Сделать это не во власти тех политиков, которые обещают перемены. Это во власти народа. Голосование может стать оружием против коррупции. Оно может свалить правительство, которое уже не прислушивается ни к чьему голосу, кроме своего собственного. Общественность может быть услышана, когда наконец заговорит».
Благородные чувства, думала Пич, у неблагородного человека. Те надежды, которые она так лелеяла, были разбиты вдребезги этой рукописью. Она больше не знала, где правда, а где ложь, и во что еще она может верить.
Чтение «Политики стяжательства» было самобичеванием. Это было даже больнее, чем смотреть, как гроб с телом отца опускают в могилу. Тогда она похоронила тело. Теперь она похоронила его душу.
Во время чтения ее чувства снова понеслись по уже знакомому пути вверх и вниз, с горки на горку, взлетая и опускаясь между восторгом и отчаянием, гордостью и гневом. В конце концов возобладали отчаяние и гнев.
Отцовское mea maxima culpa[6] оставило после себя горький осадок. Пич ему доверяла, верила в него, рисковала жизнью, чтобы вернуть ему доброе имя. Как могла она быть такой слепой, такой доверчивой, не прислушиваться к словам других? Неужели он и вправду считал, что, написав эту книгу, раскрывающую махинации властей — безумное бросание денег на ветер и пренебрежение благосостоянием общества, — сможет заслужить прощение за все те поступки, в которых признался?
Отец вел жизнь, полную лжи, и заботился только о собственных интересах. В тот миг она не знала, кого презирает сильнее: себя — за то, что Блэкджек был для нее эталоном, по которому она оценивала всех людей, или его — за то, что он так долго ее дурачил.
«Политика стяжательства» представляла собой до боли честную оценку внутренних механизмов сената, написать ее мог только человек, знавший их изнутри. Но книга открыла Пич правду о Блэкджеке, которой она не знала. Эта рукопись погубит его имя, а не очистит его. Ари был прав, когда несколько месяцев назад предупреждал ее об опасности борьбы с ветряными мельницами.
Пич очнулась от своих мыслей и увидела, что Ари смотрит на нее.
— Ты дрожишь. Тебе холодно? — спросил он.
— Мне больно. — Она прикусила губу. — Не слишком приятно узнать, что мой отец был лгуном и мошенником, который взял огромную взятку у японской корпорации, потому что ему нужны были наличные, не говоря уже о том, как он предал Кэтлин Прайд. Составил план, как разорить Кэт, чтобы японцам досталось ее ранчо по цене ниже рыночной, нанял Детвейлера, а потом стоял и смотрел, как во всем обвинили его сообщника.
