Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена

Эпизод сорок восьмой: Отчаянные провокации

Май пятого года войны.

«Все, чего я хочу — бы. Обнять бы. Поцеловать бы. Прижаться бы. Не отпускать бы. Почувствовать бы, что в мире реально есть нечто большее, чем короткие вспышки и жесткие откаты.

По-настоящему бы…

Но, увы. Увы!»

Этот текст я пишу, сидя на уроке по подготовке к сдаче гостестов. Знаю, что для большинства успешная сдача — первостепенная цель. Все, о чем они могут думать и, как следствие, беспокоиться. Мне же фиолетово. Не то чтобы не волнует будущее. Просто я знаю, что сдам на высший балл. С учебой проблем нет. Единственное, что в жизни не получается — влюбить в себя Нечаева.

Столько времени прошло, а эта чертова задачка остается нерешенной. Взять верх над самым сильным не удается. Что бы я ни делала. А сделала я немало. Я ведь привыкла добиваться своего. Но этот случай изначально слишком тяжел.

Уже, на хрен, опускаются руки.

За пять месяцев никаких подвижек. Он появляется, конечно. Всегда там, где я. Но чисто ради очередного акта мракобесия. Ради стычек, ссор и препирательств. Господи, меня все хлеще байтит эта война! Задевает любая его шуточка, каждое резкое или просто равнодушное слово, пацанская грубость, заточка на чем-либо помимо меня… Ненавижу его во сто крат сильнее, чем когда все это началось!

Н.Е.Н.А.В.И.Ж.У!!!

Пять месяцев!!! И что в активе?.. Пара поцелуев, пара адекватных диалогов, пара нормальных улыбок, пара случайных касаний без агрессии… Это ничтожно мало! Абсолютный ноль! Ни хрена!

Боже мой, я ведь не умею проигрывать. Не могу! Неудовлетворенные желания уязвляют самолюбие. А то в свою очередь раздувает все до масштабов гребаной катастрофы, почти реального конца света. Уже реализуемого. Я в эпицентре.

Выбираю один из снимков последней фотосессии для магазина ювелирных украшений. Это крупный план: портрет с захватом от макушки до ключиц. Волосы взъерошены и приподняты у корней пальцами. Лицо чистое, с акцентом на естественность и природную красоту. Взгляд прямой, с нарочитой поволокой. Объект рекламы — золотой кулон в виде сердечка — зажат между губами. На шее только змеевидная цепочка лежит. Влезаю в настройки, чтобы для пущего эффекта применить черно-белый фильтр.

И публикую пост.

За те же пять месяцев мой блог сильно вырос. Все благодаря новому статусу.

Статусу модели.

Да, я исполнила эту мечту. И что самое главное, совершенно случайно.

Желая подраконить Нечаева, укатившего на все зимние праздники в тот клятый тур по Южной Америке, сделала несколько TFP-съемок [46]. Рассчитывала просто в блоге эти фото юзать, а они вдруг попали на глаза одному из местных агентств. Тому самому, которое раньше уже предлагало маме сотрудничество со мной, но та все отказывалась: дескать, негоже молоденькой девушке быть моделью.

А когда быть-то? Когда цифры в паспорте махнут за черту второй свежести? Дореволюционные нравы!

В общем, бесплатные съемки по сути стали моим стартовым портфолио, потому как маменькиными предрассудками я, естественно, не страдала, и, будучи взрослым совершеннолетним человеком, с радостью ухватилась за открывшуюся возможность.

И вот я уже полным ходом участвую в фотосессиях и показах для локальных брендов. Еще и неплохо зарабатываю. По меркам мирового моделинга не Бог весть что, конечно, но для одесской школьницы — очень даже достойно. Спрос стабильный. А с июня мне предлагают контракт с Японией.

Все бы ничего. До мнения предков мне дела нет. Сама решаю, как жить. Но в пантеоне местных динозавров нравственности, как вы помните, числится и тот, на чье мнение я, увы, забить не могу.

Гребаный Егор Нечаев.

Прознав про мой успех, вместо того, чтобы восхититься и поздравить, замшелый гад, разумеется, полез трясти своими нафталиновыми ценностями.

— Модель, значит?..

С его уст звучит как диагноз психдиспансера. Голос ровный, но будто вязкий. Есть и странная, бьющаяся на нижних нотах шероховатость. А уж взгляд — откровенно сердитый, до жути презрительный. Не просто смотрит. Сканирует, предвзято выискивая то, что ранее упустил, тяжело нагружая своим отношением и безжалостно размазывая по стене, у которой стою. Еще и под ноги, как босота, сплевывает. А мы ведь даже не на улице. В помещении клуба. Мимо постоянно кто-то снует. С танцпола в лаунж-зону и обратно. Это мы не дошли. Застряли, когда Егорыныч дернул за руку.

— Быстро ты себя нашла.

Две фразы, а меня вовсю перекручивает. И начинает трясти. На всех уровнях: внутри и снаружи. Заведя руки за спину, нащупываю кирпичную кладку. Заземляюсь.

Шумно перевожу дыхание и сбивчиво выпаливаю:

— Что это значит, Нечаев? Что ты хочешь сказать?

Он отводит взгляд в сторону, двусмысленно усмехается. А возвращаясь, не напрягаясь даже, с таким презрением смотрит, что становится физически больно.

— Ну ты же должна понимать, куда влезла. Во всем этом борделинге любят тех, кто без принципов. Кто особо не ломается, — последнее с такими усилиями выталкивает, словно ему в глотке, блин, что-то мешает.

Я пытаюсь быть хладнокровной. Но после этих слов бросает в жар. Все ледники тают! И сердце, срываясь, летит в пучину. Его буквально утягивает. А потом обратно выталкивает. Ох, будь оно Титаником, утонуло бы трижды!

— Модельное агентство — не бордель! А ты просто глухая средневековая темень!

— Не бордель? — растягивает хрипом. И снова смеется. Только вот глаза отнюдь не весельем горят… Злостью, нервным перегревом и рвущейся из-под дрожащей пелены воспаления ревностью. — Даже если при входе в это херово здание будет висеть табличка «Массажный салон», все будут знать, чем там по запросам промышляют.

— А-а, так у тебя гипертоническая суета в разгаре, — отмечаю я и тоже смеюсь. Смеюсь от противоестественного чувства радости. — Так бы и сказал, что ревнуешь.

Рот Нечаева захлопывается. Давит же челюстями, словно тисками. В какой-то момент кажется, что череп такого давления попросту не выдержит. Но Дракон — гад крепкий. Отскрипев зубами, резко дернувшись, идет на меня. Шагает достаточно близко, чтобы я ощутила его бешенство физически — выдохи, движения грудной клетки, общую ауру. Этим вторжением приводит в исполнение закон сохранения энергии. Слишком много ее сейчас в нем. Преобразуя, сливает в меня. А я, чтоб его, безропотно принимаю.

— Смотри, — отвешивает жестко. — Я не ревную. Но если тебя кто-то тронет, вырву ебаному шакалу глотку.

Душу распаивает вспышкой. Она полыхает. Плавится, сочась дестабилизирующими эмоциями.

От ярости до восторга.

Поставить этого мальчика на колени невозможно, потому что он не мальчик. Он мужчина.

Черт с тем, что взгляд невменозный и жилки на висках пульсируют, вздуваясь кривой синевой. Как он держится! Какая роскошь, однако! Интересно даже, сколько тут в тестостеронах? Ну вы поняли.

Меня пронизывает будоражаще-сладкая дрожь.

Сердце, увязнув на глубине той неразберихи, что творится внутри меня, пропускает целую серию ударов, чтобы через мгновение сорваться в поистине истерический бой.

— Ясно, — все, что я говорю Нечаеву, давая понять, что согласна.

У него дергается кадык. В данный момент это почти переключатель. Перед тем как дать себе немножко воли. Он смотрит мне в глаза, на мои губы… Без давления. Но проникающе. И этого хватает, чтобы по телу кинуло искрами.

Однако…

Поцелуй, которого я та-а-ак жду, не случается.

Не в тот раз.

Нечаев стал приезжать за мной в студию. Не стеснялся заходить. Перезнакомился со всеми сотрудниками — от администратора до директора. С фотографами даже телефонами умудрился обменяться. Носил билеты на хоккейные матчи и на какие-то околокультурные мероприятия.