Хоум-ран! - Райли Грейс
— Оставь меня.
Что-то трескается в глубине его глаз.
— Прошу, мой ангел, успокойся.
— Брак, дети, девушка, которая впишется в твою жизнь, — ты этого заслуживаешь, Себастьян. Возвращайся наверх к своей идеальной семье. — Я торопливо смахиваю слезы. — Рано или поздно все в любом случае закончилось бы именно так. Я не могу быть твоим ангелом.
Он целует меня, и я, не в силах сдержаться, целую его в ответ. В последний раз. От этого невероятного, безупречного поцелуя по моему телу расходится жар — даже несмотря на то, что сейчас я тону в бескрайних просторах холодного космоса. Затем он отстраняется. Каждое его касание будто оставляет след у меня на коже.
— Ты часть этой семьи, — шепчет Себастьян.
Я чувствую, как мое сердце раскалывается надвое.
— Ты не понимаешь.
— Ты ведь знаешь, мне плевать, как выглядит со стороны моя жизнь, главное — чтобы в ней была ты, верно? — Его голос надламывается. Он тоже едва сдерживает слезы.
Я закрываю глаза, заставляя себя думать о будущем. Лучше пусть все рухнет сейчас, чем после того, как я стану носить его фамилию. Одна глубокая рана вместо тысячи маленьких порезов, которые никогда не заживут до конца.
Я выталкиваю Себастьяна из комнаты.
— Мне нужно побыть одной. Прошу.
— Мы не закончили этот разговор, — произносит он, берясь за дверную ручку.
Я захлопываю дверь прямо перед его лицом.
А потом, прислонившись к ней спиной, медленно сползаю вниз. Всхлипываю один раз, второй. Я вытираю слезы и вырываю из блокнота листок.
Закончив писать, я достаю из кармана телефон и на цыпочках спускаюсь на первый этаж.
Когда я открываю входную дверь, такси уже ждет меня.
57
Себастьян

Возвращаться на террасу мне не хочется: сейчас не лучший момент, чтобы отвечать на вопросы братьев о том, чем я собираюсь заниматься вместо бейсбола. Однако, так как я сам завел этот разговор, а Мия ясно дала понять, что хочет остаться одна, сейчас это мой единственный вариант. А как все отправятся спать, я приду к ней с тарелкой еды, и, возможно, нам удастся поговорить. Нормально поговорить, не бросаясь обидными словами, точно отравленными дротиками. Я обидел ее так же сильно, как и она меня, но именно это я и имел в виду, когда сказал, что наш разговор еще не закончен. Пусть мы и больно ранили друг друга, нам удастся придумать, как во всем разобраться.
Жизнь без нее — вовсе не жизнь.
Я замираю и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, но упрямые слезы и не думают останавливаться. Я прижимаю к глазам ладони. Я в полном раздрае: я ощущаю и гнев, и боль, меня то и дело накрывает волной тревоги. Какое мне дело до женитьбы и рождения детей? Желание провести жизнь рядом с ней волнует меня намного больше, чем все мои потенциальные дети вместе взятые.
Может, попробовать с ней поговорить еще раз?
Забыв, что меня никто не видит, я качаю головой и прячу лицо в ладонях. От этого станет только хуже. Вместо важных слов, которые я хочу сказать, она слышит лишь все самое глупое и неприятное. А как она ответила на мой поцелуй, а потом выставила из комнаты…
Я кручу отцовский медальон. Никогда бы не подумал, что пожалею о поцелуе с Мией Ди Анджело, но сейчас мне хочется, чтобы его никогда не было.
Когда я захожу на террасу, Пенни тут же поднимает голову. Видимо, что-то в выражении моего лица пугает ее, потому что, увидев меня, она явно передумывает говорить то, что собиралась, и не произносит ни слова. Я опускаюсь на стул, но еда меня больше не привлекает. Мой желудок сжимается. Бекс так старалась, чтобы все это приготовить, а ведь она беременна. И вот я все испортил. Надо было подождать со своим признанием.
Неужели Мия действительно считает, что это глупая идея, или она просто запаниковала? В первый раз она меня так поддержала… Нужно просто постараться верить, что тогда это были ее истинные чувства.
Я потираю грудь. Не знаю, чего она хотела добиться своим поведением, но у нее это получилось. Ей стоило бы понимать: я не планирую работать простым поваром в среднестатистическом ресторане. Я мечтаю трудиться в знаменитом ресторане французской кухни в Калифорнии, а не в каком-нибудь захудалом стейк-хаусе во Внешних отмелях. Мечтаю учиться у знаменитых поваров со всех уголков света, которые всего добились сами. Хочу гордо носить белый фартук шефа, будучи уверенным в том, что на моей кухне ко мне питают уважение. Ну и наконец, я хочу когда-нибудь открыть свой ресторан или даже целую сеть ресторанов, ведь мои дух соперничества и стремление к победе никуда не исчезли: они просто сместились из сферы бейсбола в ту, которая мне по-настоящему интересна.
Я знаю Мию. Если бы она действительно считала это стремление неудачным, то сказала бы об этом с самого начала. Она просто расстроена, особенно учитывая, как жестко я высказался насчет ее семьи. Сделал ей так больно, что она причинила мне боль в ответ.
Вот черт. Как я мог так опрометчиво себя вести? Ведь она много раз говорила мне, насколько ее родные важны для нее — даже невзирая на все их недостатки.
— Ты в порядке? — спрашивает Купер, легко толкая мою ногу своей. — Что случилось?
— Я не хочу об этом говорить.
— Мне спуститься к ней? — предлагает Пенни.
Я качаю головой.
— Пусть побудет одна.
— Что бы там у вас ни произошло, — говорит Купер, — я думаю, твое желание заняться готовкой — это здорово.
Я чувствую такое облегчение, словно у меня целая гора падает с плеч.
— Правда?
— Да, абсолютно. Верно, Джеймс?
— Мы с Купером как раз об этом говорили, — подхватывает тот. — Если тебе не хочется заниматься бейсболом, не надо. Не привязывай себя к чему-то одному только потому, что чувствуешь себя обязанным так поступить. Как человек, который уже целый сезон профессионально играет в футбол, могу сказать: если бы мне это не нравилось, сейчас я бы чувствовал себя как выжатый лимон.
— А готовишь ты просто замечательно, — продолжает Купер. — И все мы отлично знаем, как ты это любишь. Что бы ты в итоге ни выбрал, тебя точно ждет успех.
Почувствовав, как пылают мои щеки, я утыкаю взгляд в пол.
— Спасибо, парни.
— Ты ведь наш брат, — говорит Джеймс, прижимая ладонь к груди, где у самого сердца красуется наша общая татуировка. — Мы тебя всегда поддержим.
Мое сердце делает сальто, и все негативные эмоции тают, сменяясь добрыми чувствами.
— Даже если… если я больше не буду спортсменом, как вы?
— Ну, на самом деле я планирую бросать тебе вызов в спортзале при любой удобной возможности, — говорит Купер. — И совершенно точно расстроюсь, если ты закончишь учебу на семестр раньше.
Джеймс, покачивая головой, тепло смотрит на брата.
— Себ, мы считаем тебя членом нашей семьи не из-за того, что ты спортсмен. А потому, что любим тебя.
Бекс всхлипывает, явно готовая снова разразиться слезами.
— Ну как же это мило!
Джеймс сжимает ее ладонь.
— И это чистая правда. Помнишь, как в первую неделю в новой школе ты ввязался в драку?
— Отличная была заварушка, — пускается в воспоминания Купер. — И уж точно стоила того нагоняя, что мы потом получили от мамы с папой.
— Увидев, что происходит, я сразу бросился тебе на помощь, — говорит Джеймс. — И абсолютно так же поступил бы и теперь.
На секунду воцаряется молчание. Я пытаюсь подобрать слова. И почему я так переживал, что они могут плохо отреагировать? Наверное, когда дело касается чего-то настолько важного, отогнать тревогу просто невозможно, даже если тебя с самого первого дня принимают как родного.
— Спасибо.
— Подожди, — вдруг говорит Купер. — А мама с папой знают?
— Пока нет, — отвечаю я. — Я хотел сначала рассказать вам.
— Бедный Ричард, — произносит Пенни без единой нотки сочувствия в голосе. — Узнать две такие новости одновременно…