Хоум-ран! - Райли Грейс

— Вау, Бекс, я впечатлен, — произносит Себастьян. — А чем ты заправила салат? Авокадо? Мне нравится такая кремовая текстура.

Пенни украдкой бросает на меня веселый взгляд.

— Все как ты говорила.

Я пожимаю плечами.

— Иногда он такой предсказуемый…

Следующие несколько минут Себастьян и Бекс говорят о готовке, а все остальные просто наслаждаются едой. Я медленно пью вино, глядя на огни ночного города, которые с наступлением темноты вырисовываются все четче.

— Ребята, внимание, — вдруг произносит Себастьян. — Я хочу сделать объявление.

Я тут же поднимаю взгляд.

— Милый?

— И я сказал бы вам позже, потому что очень рад новости о ребенке и, чего уж скрывать, слегка напуган теперешней чувствительностью Бекс, но, промолчав, я потеряю время, и… и еще я хочу сказать вам это лично, пока мы все здесь вместе.

О мой бог.

— Себастьян, — говорю я, тыча его локтем в бок, — а ты уверен, что…

— Все хорошо, — заверяет нас Бекс. — Мы не против.

— Абсолютно, — поддерживает ее Джеймс, но все же нахмуривает брови, как я надеюсь, из-за беспокойства, а не от раздражения. — Мы ведь семья. Что там такое? У тебя все хорошо?

Сказанного не воротишь. Сейчас о его решении бросить бейсбол известно лишь нам двоим, но, когда он сообщит родным, все изменится, и, как бы они ни отреагировали, как бы ни отнеслись к его планам, их слова он запомнит навсегда. Вдруг испугавшись, что могу сжать бокал настолько крепко, что он лопнет, я опускаю его на стол.

Может, мне не стоило поощрять его? Может, ему и правда лучше остаться в бейсболе? Может, в некотором смысле он, пусть даже и не осознавая этого, решил так из-за меня и теперь разрушает свою жизнь?

Мама права. Себастьян заслуживает самого лучшего — и бейсбол может ему это дать. Как бы тяжело ему ни приходилось, он отказывается от четкого, надежного пути ради чего-то намного менее определенного. Возможно, сейчас ему действительно хочется этого, но как он отнесется к этому лет, скажем, через пять? Когда я сообщу ему, что не уверена насчет брака и детей? Что, если в итоге окажется, он принял это решение лишь в качестве компромисса, чтобы быть со мной, и на самом деле мог добиться намного большего?

— Это связано с бейсболом, — начинает он, обводя всех присутствующих взглядом и задерживая его на мне. Я пытаюсь улыбнуться, но мое лицо будто превратилось в застывшую маску. — Я решил, что больше не хочу им заниматься. И собираюсь отказаться от участия в драфте.

На несколько мгновений за столом воцаряется тишина.

— Черт возьми, вот это да! — наконец произносит Купер. — Ты серьезно?

— Да. — Себастьян берет меня за руку и слегка ее сжимает. — Я понял… что я не обязан заниматься этим только из-за желания моего отца или из-за ожиданий окружающих. Я люблю бейсбол и не жалею, что все это время ставил его в приоритет, но строить спортивную карьеру все же не хочу.

— И чем ты планируешь заниматься вместо бейсбола? — спрашивает Джеймс. В его голосе не слышно ни разочарования, ни печали — лишь задумчивость.

— Я хочу окончить МакКи в следующем семестре, — отвечает Себастьян, — это возможно, я узнавал. Потом попробую понять, действительно ли кулинарное дело — это мое. Наверное, я хочу стать… шеф-поваром. После университета я смогу воспользоваться своим наследством от родителей, чтобы попутешествовать. Возможно, поеду за Мией в Европу, пока она будет там по обмену, если она не против. Может, даже пройду какие-нибудь кулинарные курсы, если пойму, что это необходимо.

Я вырываю свою ладонь из его рук и резко встаю, отчего мой стул отлетает назад. Из-под стола выскакивает испуганный шумом Киви.

— Мия? — произносит Себастьян. Его улыбка медленно тает.

— Простите, — говорю я, прекрасно понимая, что все смотрят на меня и что я снова, как и на барбекю, закатываю сцену. Мне кажется, я вот-вот рассыплюсь на миллион осколков, и меньше всего я бы хотела, чтобы это произошло здесь. — Я просто… не могу тут оставаться.

Я срываюсь с места и практически бегу к выходу с террасы, а затем лечу вниз по ступенькам. Я слышу, что Себастьян бежит за мной, но останавливаюсь лишь перед гостевой спальней, которую нам выделили хозяева. Я рывком открываю дверь, и он заходит внутрь вслед за мной прежде, чем я успеваю запереться.

— Какого черта сейчас произошло?! — спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему:

— Ты совершаешь огромную ошибку.

— Что? — Боль, отражающаяся на его лице, режет меня, словно кинжалом. — Но ты говорила…

— Неужели ты действительно готов отказаться от всего этого? У тебя не будет такой жизни, — я обвожу рукой безупречную комнату шикарного дома его брата, — если станешь работать поваром в каком-нибудь ресторане.

Мне невыносимо видеть выражение его лица, но я, не в силах остановиться, продолжаю сгорать в его атмосфере — и буду гореть до тех пор, пока от меня не останется лишь пепел. В ушах отдается бешеный стук сердца.

— Ты отлично знаешь, я не готова ради тебя отказаться от своего будущего, и я говорила тебе об этом с самого начала, поэтому ты решил отказаться от сво­его? Облегчить мне путь, хоть я совсем этого не стою?

— Мия, успокойся, — говорит он. — О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Я не хочу детей! — выкрикиваю я. — И никогда не хотела. Я даже не уверена, что хочу выходить замуж, Себастьян!

— Хорошо, — говорит он. — Значит, мы не станем жениться и заводить детей.

— Прекрати! — По моим щекам текут слезы. — Я тебя знаю. Ты всего этого хочешь. И даже не пытайся обмануть, я все знаю.

Он приближается на шаг, протягивая руку, будто хочет утереть мои слезы, но не делает этого.

— Откуда ты это, черт возьми, взяла? Это тебе родители наговорили? Да мне плевать, что они думают, Мия! Тебе стоит перестать впускать их в свою жизнь.

Эти слова меня будто отрезвляют.

— Они моя семья.

— Тебе нужно перестать с ними общаться. Они губят тебя.

— Они моя семья! — Мой крик разносится по маленькой комнате громким вибрирующим эхом. — Не смей так говорить!

— Отличная семья, — произносит он, горько посмеиваясь. — Брат воспринимает твою личную жизнь как повод для шуток, отец предлагает контролировать тебя, словно ты марионетка, а мать — что бы там между вами, черт возьми, ни произошло — превращает в настоящую истеричку, так что я сейчас тебя едва узнаю. Перестань с ними общаться. А если ты боишься, что не сможешь оплатить оставшуюся часть обучения, мы что-нибудь придумаем.

— Ты, может, и выкинул семью матери из своей жизни, но я так не могу. — Я делаю шаг назад, увеличивая расстояние между нами. По моим венам змеиным ядом сочится чистая ярость. — Тот факт, что ты думаешь, будто это так просто, весьма печален, Себастьян. Не всем везет иметь две идеальные семьи. Некоторым приходится принимать ту, что досталась им от рождения, как бы сильно это ни ранило.

Он замирает.

— Я не выкидывал их из жизни. Это они выкинули меня. Они обошлись с моей матерью как с отбросами только потому, что она пошла наперекор их воле и са­ма распорядилась своей жизнью. Уж ты-то должна это понять.

У меня дрожат губы. Я делаю судорожный вдох.

— Это не одно и то же.

— Разве?

— Нет. Ты даже не пытаешься…

— Ты не должна позволять им ранить себя, ты заслуживаешь гораздо большего, — обрывает меня он. — Боже, Мия, ну неужели ты не понимаешь?

Из моей груди вдруг вырывается всхлип — слишком неожиданный, чтобы я успела его сдержать.

— Но это не так. Я не заслуживаю. Ты пока еще не понял этого, но однажды поймешь. Я оказалась такой эгоисткой: поддалась своим чувствам к тебе, хотя всегда знала, что все закончится вот так.

— Ты вообще слышишь, что говоришь? Зачем ты причиняешь и мне, и себе столько боли, хотя для этого нет абсолютно никакой причины, черт возьми?

Себастьян пытается обнять меня, поймать мой взгляд, но я стряхиваю с себя его руки. Если я позволю ему себя успокоить, то снова поддамся чувствам, а этого допустить нельзя. Нужно было покончить с этим еще в первый раз. Нам не стоило опять все начинать. Те минуты в библиотеке, утро в его спальне, звездная ночь на баскетбольном поле — всего этого не должно было случиться.