Пенни Винченци - Злые игры. Книга 3
И вдруг Джорджа вырвало. Страшно, ужасно сильно. Несколько раз подряд. У него явно начались боли: он поджал ножки и громко кричал.
Георгина вызвала врача; потом передумала, схватила сынишку, села в машину и на максимальной скорости помчалась в больницу.
Она подъехала прямо к отделению скорой помощи; дежурившая там женщина держалась надменно и высокомерно.
— Имя? Дата рождения? Вероисповедание?
— О господи! — не выдержала Георгина. — Какая разница, какое у меня вероисповедание?! Ребенку плохо, очень плохо. Пожалуйста, дайте мне его кому-нибудь показать, и побыстрее, прошу вас!
— Покажете, как только будет кому показать, — ответила женщина. — У нас сегодня очень тяжелое утро. Посидите вон там и подождите.
Она сделала повелительный жест рукой в ту сторону, где выстроился ряд стульев. Почти все они были заняты. Вся дрожа, Георгина села. У женщины, которая оказалась с ней рядом, была обожжена рука, — она сидела, стараясь не плакать, вцепившись другой рукой в мужа. Мужчина, сидевший напротив, был пьян; он обмочился и вонял ужасно. Он все время пытался заговорить с Георгиной, а раз или два даже подошел к ней и попробовал пощекотать Джорджа. Георгина резко отвернулась вместе с ребенком в сторону, мужчина выматерился и сел на свое место.
Некоторое время спустя Джорджа снова вырвало. Она вытерла его смятыми бумажными салфетками. Запах был ужасно неприятный. Джордж плакал не переставая, непрерывно сжимал и разжимал от боли маленькие кулачки. Георгину охватила паника, слепая, нерассуждающая, тисками сжимающая сердце.
Она встала и снова подошла к столу дежурной.
— Пожалуйста, — попросила она, — пожалуйста, направьте меня к кому-нибудь. Я очень беспокоюсь.
— Все беспокоятся, — нравоучительно произнесла женщина, — придется вам подождать. Доктор должен уже скоро освободиться. На мой взгляд, у вашего ребенка ничего серьезного нет.
Джорджа снова вырвало, после чего он, похоже, потерял сознание.
Георгина лихорадочно пыталась нащупать его пульс, но ей это никак не удавалось. Головка с абсолютно белым личиком безжизненно свесилась вниз. Он еще дышал, но Георгине казалось, что дышать ему осталось недолго.
— Бедняжечка, — пробормотал пьяный. Он снова подошел и попытался потрепать Джорджа за подбородок.
— Оставьте его в покое! — Георгина почти кричала. — Оставьте его, понимаете!
Все, кто ждал своей очереди, уставились на нее, но ей было уже наплевать. Она вскочила и решительно пошла вперед по коридору, всматриваясь в отгороженные занавесками кабинки.
— Интересно, куда это вы направились?! — Дежурная устремилась вслед за Георгиной. — Подобным образом вы все равно ничего не добьетесь.
— А если буду сидеть там и ждать, то тем более ничего не добьюсь, — огрызнулась Георгина. Казалось, она еще никогда в жизни ни к кому не испытывала такой ненависти, как к этой женщине. И если бы могла, испепелила бы ее одним своим взглядом. — Вы дура, жуткая дура, — проговорила Георгина, не узнавая собственного голоса. — Отстаньте от меня.
Она отдернула первую попавшуюся занавеску; там врач-индиец бинтовал руку какому-то мальчику. Врач с некоторым интересом посмотрел на Георгину, не обращая никакого внимания на яростные протесты дежурной.
— Пожалуйста, взгляните на моего ребенка, — взмолилась Георгина. — Пожалуйста. Мне кажется, что он умирает.
— Да, вид у него не очень здоровый, — согласился врач. — Надеюсь, вы потеряли не слишком много времени. Знаете, задержки бывают фатальны.
Пораженная Георгина открыла рот и закричала.
Джордж не умер. Его оставили в больнице для обследования; в тот день его больше не тошнило, но чувствовал он себя очень плохо, его мучил сильный понос, пульс у него был слабый. Георгина кормила его грудью, укачивала на руках, переживала, тряслась от страха, ощущала свое полнейшее одиночество и страстно хотела только одного: пусть она сама будет как угодно болеть, страдать, мучиться от боли, лишь бы только Джордж снова стал здоровым, крепким и веселым.
В тот вечер, когда она уже окончательно потеряла счет времени, в больничном отделении вдруг появился Александр; он тащил большую сумку.
— Чистые одежки для него, — сказал Александр. — Как он?
— Плохо, очень плохо. — Георгина разрыдалась.
— Выглядит он не так уж ужасно, — возразил Александр. — По крайней мере, тут он спит.
— Да, я понимаю. Но он такой слабенький. И совсем обезвоженный. И пульс у него совсем слабый. Его даже хотели положить под капельницу. — Она с трудом сдерживала рыдания.
Александр сел напротив, не сводя глаз с малыша. Потом вдруг проговорил:
— Кендрик бы должен быть здесь. С тобой. Помогать тебе.
— Папочка, — Георгина была слишком измучена и расстроена, чтобы думать сейчас о том, какое впечатление произведут ее слова, — папочка, между мной и Кендриком все кончено. Не будем мы ни жениться, ничего. Прости меня. Я должна была сказать тебе это раньше.
Очень странно, говорила она потом Шарлотте, но именно с той ночи пошло настоящее выздоровление Джорджа. На следующий день его выписали, она отвезла его домой, и его больше не тошнило, перестали мучить боли, он больше не плакал, начал прибавлять в весе и хорошеть.
— Я ожидала какого-нибудь очередного обострения, но ничего так и не случилось. Просто удивительно. Такое впечатление… будто это было как-то связано с тем, что я наконец сказала папе насчет Кендрика, сняла эту тяжесть со своей души.
— Какая тут может быть связь, — ответила Шарлотта, — это же совершенно невероятно.
— Я понимаю, что невероятно. Может быть, мое беспокойство как-то передавалось Джорджу? Как ты думаешь?
— По-моему, вряд ли, — пожала плечами Шарлотта, — да это теперь и не важно. Джордж снова здоров. Вот что самое главное.
— Да, конечно, — улыбнулась Георгина, — это действительно самое главное.
Глава 60
Макс, октябрь 1987
— Господи, как же ты потрясающе выглядишь! Я даже готов сделать тебе предложение. — Голос у Макса был низкий и, казалось, дрожал от чувств.
— Ой, Макс, честное слово! — Шайрин, вместе с которой он ехал в лифте, сверкнула на него глазами из-под длинных ресниц. — Не говори глупостей.
— Я и не говорю. Платье у тебя восторг. Абсолютный восторг. — Он наклонился к ее уху, бросив осторожный взгляд на бесстрастные лица других пассажиров лифта. — У меня от одного твоего вида уже стоит как столб.
— Ой, Макс, — снова повторила Шайрин. — Замолчи, пожалуйста. И к тому же это не платье, а костюм. — Она самодовольно оглядела свою черную жакетку и черную же юбку. — Я его купила в «Нексте». Такой стиль называется «девушка из Сити».
