Солнечный ветер (СИ) - Светлая Марина

— Стах тогда с новым прокурором что-то не поделил. С Балашом. Не помню уже… что там было.

— Зато потом с ним душа в душу сколько лет прожил, — с сарказмом усмехнулся Лукаш.

— Знаю.

— Продали тебя тогда, Назар. Предали и продали. И я тоже хорош, мне бы задуматься, ты ж моим другом был, надо было тебя слушать и тебе верить, и помогать, а я закусил удила, вот и спешил через тебя поскорее к Стаху подобраться. А в итоге просрал — и нашу дружбу, и возможность его упечь. А когда дядька твой раздумал тебя сажать, а я продолжал о стену лбом долбиться, чтоб достать его, то они еще и Надьку мою… чуть не погубили мне бабу, в общем…

— Как это?

— Ай, — Лукашева щека нервно дернулась, и он в упор посмотрел на Назара: — постерегли как-то и встряхнули хорошенько… беременную… У нее тогда срок маленький совсем был, мы даже еще ничего не знали. Скинула. Я тогда думал из органов уходить. А куда тут уйдешь? В охрану к твоему уроду?

— Блядство…

— Оно самое. Сначала упек тебя, а потом вот так вытаскивал. До сих пор не понимаю…

Зато Назар понимал. Понимал, что тогда Милана уже ни одному из них не досталась. И Стах решил дать заднюю после смерти мамы.

— Значит… это был все-таки он, — прошептал он.

— Ты догадывался?

Догадывался ли он?

Самому себе можно сказать правду?

Еще тогда. Еще в те дни, когда сидел в СИЗО. Нет-нет, да и мелькало в голове, как ни гнал от себя эту мысль. Черт его знает, что настораживало, черт его знает, откуда взялось подозрение, что дядька хочет держать его подальше. Он не ведал главного — причины. А теперь все было на своих местах. Племянник посягнул на женщину, которую Стах выбрал для себя. Этого было вполне достаточно, чтобы и через него переступить, по пути уничтожив.

Неужели он совсем, ни дня, ни секунды, не любил и не жалел его? Назар тогда готов был против всего мира ради него пойти. Просто ради минуты признания. Получается, зря. Получается, чутье его звериное тогда не подвело — от Стаха надо было бежать подальше. И от Рудослава подальше, потому что там был воздух гнилой.

— Значит, все-таки он… — повторил Назар, теперь уже не глядя на друга. Глядел в себя. В бесконечную пропасть, которая разверзлась в нем. Гораздо глубже и чернее неба над головой. В ней хищной птице расправить крылья — и на простор, парить-парить-парить, выглядывая жертву где-то на земле. А после камнем вниз, быстрее ветра. И не думать о том, что жертвой на сей раз будет сокольник, приручивший ее. Выклевать глаза — и забыть навсегда, освободившись.

К действительности его вернул все тот же Лукаш. Тронул за плечо, что-то сказал, что Назар не расслышал. Понял позже: Ковальчук спрашивал, насколько он уверен в том, что за ним следят и каким образом. Он даже ответил. В ту минуту он отвечал автоматически, будто бы раздвоившись. Лукаш что-то еще говорил, вроде бы, какие-то инструкции давал насчет завтра. И Назар знал наперед, что все запомнил. И воспроизведет в точности. Потом в его ладони оказался телефон — дешевенький китайский смартфон довольно распространенной модели среди детей и стариков.

Лукаш неловко усмехнулся и сказал:

— На вот, для связи. У малой временно экспроприировал. Постарайся его не ухайдокать.

— Сколько ей? — словно очнувшись, спросил Назар.

— Девять. Светланкой зовут. В третьем классе учится, отличница, звезда школы.

— Круто. А мой Данила лодырь, но талантливый.

— Твой Данила… — повторил за ним Лукаш.

— Ага… сынок. Данила Назарович… Он Брагинец, но Назарович… он как-то сам сказал, — Шамрай двинул кадыком, сглатывая. И в ужасе осознал, что наружу просится ком — колючий, тяжелый ком из стона, слез, боли. Даже не знал, что оно в нем живет. А живет… — Я Стаха удавлю, — прохрипел он, едва сдерживаясь. И словно почувствовав его состояние, Лукаш протянул руку и настойчиво сжал его плечо, как будто бы подбадривал.

— Эй… Мы его посадим. Мы сможем. Только давай без самодеятельности. Ты мне инструкции от Стаха скидывай по телефону, с ним лишний раз не спорь, выполняй все, что велит. Остальное по ситуации. Как только он назовет тебе место передачи бабок, там мы его и возьмем. Все будет в порядке, Назар!

— Угу, — кивнул Шамрай. — Мы — это кто? Ты им доверяешь?

— А я теперь не один на весь район под Стаха не лег. Я ж не штаны просиживал пятнадцать лет, а? Ордер на его арест есть, ребята толковые тоже. Не упустим, не дадут уйти.

— Я слышал, ты после побега дядьки таки разогнал всю эту братию лесную?

— Просто не дал никому бразды перехватить, Балаша же поперли, а нелегальных добытчиков гоняем, они теперь боятся без крыши. Все у нас в районе будет в порядке, без лицензии больше никто не сунется.

— Отлично сработано, Лукаш.

— Стараемся.

— Спасибо тебе.

— За что это?

— За то, что я все еще могу на тебя рассчитывать.

Ковальчук вдруг смутился и улыбнулся совсем как раньше, когда они еще были подростками, даром что волосы выпадают и брюшко отрастил на домашних харчах, давно позабросив спортзал.

— Можешь, Назар. Теперь точно можешь. Друг из меня, может, не очень получился, но все я помню, не забыл.

— Да из меня тоже дружбан так себе, — вдруг заржал Назар, и ничего, кроме этого их смеха, важного уже не было. Время обнулилось. Они вернулись в исходную точку.

Спал он в ту ночь едва ли полтора часа. После ухода Ковальчука — что там той ночи осталось. Мобилизовавшийся организм не забыл безумного ритма молодости. Будто моргнул — уже поспал. И выспался.

За окном было еще темно. Назар спешно принял душ, привел себя в порядок, покинул комнату, сдав ключи дремлющей ресепшионистке. Перед самым Рудославом снова остановился — теперь на заправке, на завтрак. И мучительно ждал звонка от Стаха, потому как пора бы уже старому идиоту как-то себя обозначить — куда дальше путь держать, что дальше делать.

Шамрай-старший объявился, едва дорожный знак с надписью «Рудослав» промелькнул справа от Назара и моментально остался за спиной. Будто бы тоже ждал. Уже его томить ожиданием ответа Наз не стал, взял трубку сразу.

— Да.

— Как спалось-почивалось в придорожном клоповнике? А, племяш? — с издевкой проскрипел Стах, подтверждая подозрения Назара о тотальной слежке через телефон. Значит, все правильно.

— Не твое дело.

— Ну почему ж не мое? Я полагал, ты на полпути не останавливаешься.

— Ты прекрасно знаешь, что я еду. И времени, чтобы добраться, давал до утра. Так я добрался.

— Ну, поглядим, что дальше будет. Надо полагать, ты уже практически на месте.

— Если ты о городе, то да.

— Хорошо. Сейчас поезжай в дом егеря.

— К Бажану?

— К нему.

— Он пустой стоит?

— Да, как Бажан помер, я больше никого не брал, собак к себе перевез, сам охотился. Плохо я в своем возрасте с людьми схожусь, — хохотнул Стах.

— Хорошо, — не позволял себе никаких реакций Назар, чеканя каждое слово: — Приеду я туда — дальше что?

— А дальше я тебя перенаберу и проинструктирую. Езжай в объезд, чтоб машину в центре не приметили. И не вздумай коники выкидывать, слышишь, племянничек? Или рассказать тебе, какого цвета пижама у твоей зазнобы сердечной?

Назар непроизвольно сжал руль. Крепко-крепко, на несколько секунд потерявшись среди охватившей его смеси ярости и ужаса, что Стах слишком близко к ней, дотянется.

— Не лезь, — процедил он. — Не лезь к ним, я все сделаю.

— Да я и не лезу. Девчонка и в ус не дует, какой ты слабый, Назар. Какого слабака она выбрала. Ну да ничего, еще узнает. В общем, до связи. Через час позвоню.

С этими словами Стах отключился, и Назар перевел дух. По пояснице крупным градом бежал пот. Такого отвращения он еще никогда не испытывал. Даже в тот день, когда разыскал Даню и узнал, что вся его предыдущая жизнь была обманом. А теперь вот, выходит, маски сброшены. И Стах наконец говорит все, о чем молчал столько лет, только ответить ему нельзя.

«Следуя его указаниям» со всей дотошностью, Назар сбавил скорость и съехал на обочину. Остановился. Набил сообщение Ковальчуку. И, развернув машину, помчался в объезд городка. В чем, в чем, а в этом Стах прав. Слишком приметна его тачка для родных краев. Слишком чужеродна для пробуждающегося места, в котором он провел молодость, мечтая о том, как однажды вырвется на свободу. И ведь думал, что вырвался, а оказывается, все эти годы был на крючке.