Евгений Носов - Солнечный Ветер
Обзор книги Евгений Носов - Солнечный Ветер
Носов Евгений Валентинович
Солнечный Ветер
Евгений Носов
Солнечный Ветер
...И был вечер, и было утро...
(кн. Бытия, гл. 1)
1
Врачи, разговор которых я случайно подслушал, притворяясь спящим, сказали, что во мне больше от робота, чем от человека. Будто я существо с телом человека, но с нечеловеческим мышлением. Идеальный биоробот с тщательно выверенной программой поведения и безукоризненными рефлексами и вместе с тем -- рефлексирующий. Слишком уж в чистом, даже стерильном виде, говорил один, проявляются у меня рефлексы, начиная от простейшей реакции на боль, на свет и завершая ответами на эротические сцены. Еще он говорил, что ему впервые довелось за всю его врачебную практику встретиться с таким человеком, который отвечает на любые, даже очень личные, интимные вопросы столь прямолинейно, до полной внутренней обнаженности. И другой добавил, что во мне отсутствуют здоровые тормоза. Он как-то странно выразился, будто у меня иммунодефицит психической самозащиты, который и позволяет прорываться наружу тому, что человек обычно в себе всячески подавляет. Еще непонятнее мне был его смех после этих слов. И я едва не открыл глаза, чтобы увидеть рассмешившее его, но тут послышался голос третьего врача:
-- Если бы он был роботом, то не копался бы в себе, пытаясь разгадать, кто оп есть. Вы же сами убедились: для пего только этот вопрос и сопутствующие ему не находят ответа. Он потерял память, а вместе с ней и всю приобретенную самозащиту. Потому его честность сейчас в таком первозванном младенческом виде, что он еще не научился изворачиваться и называть это здоровыми тормозами.
-- Ошибаешься,-- возразил тот, что смеялся.-- Честность, говоришь, в первозданном виде? -- с насмешливой интонацией переспросил он.-- Ты хочешь, чтобы я поверил его бормотне о какой-то катастрофе? Хочешь, чтобы я называл его Солнечным Ветром, как называет он сам себя?! Если у него пропала вся память, тогда откуда у него это? От вновь приобретенной? Но я что-то не слышал ни о какой катастрофе.
-- Действительно,-- сказал первый врач.-- Что-то но особо стыкуется пропадание памяти о психической самозащите и появление ложной -- о Солнечном Ветре. Признать бредовые видения плодом оголенной честности? Но знаю, не знаю... Мне это больше всего напоминает информационного жучка, что запускают в электронно-вычислительные машины для искажения верной картины.
Мне часто приходит на память подслушанный разговор врачей, и я все пытаюсь понять, почему двое из них пришли к такому странному выводу, будто я робот. Возможно, они правы. Возможно. Мне не удается сопоставить действительность с тем, что заключено в моей памяти. Но ведь память на другие события -- пе этой действительности -- во мне тоже есть. И я не верю выводу третьего врача. Сейчас я очень многое вспомнил, и эти воспоминания приходят ко мне в таких деталях, которые придумывать нет смысла. Какими бы нереальными, фантастическими ни казались мои воспоминания, только их когда-то запечатлел мой мозг -- слишком они живы, я даже помню свои ощущения.
Меня все уверяют, что память моя мнимая, а я все выдумал и пытаюсь выдать за происходившее. Только почему это должно быть бредом мозга робота? Или человек и фантазии его -- взаимоисключения? Я даже соглашусь с лживостью своей памяти о событиях, по никогда не соглашусь с подозрениями о моем искусственном происхождении. Я --человек!.. Начать хотя бы с того, что я считаю себе не тем, за кого меня здесь принимают...
2
Меня нашли на заброшенном пляже тихого, унылого островка, над которым и солнце казалось таким же скучным, как и все, что на островке было, что окружало его. Шрам взлетной полосы, от края до края рассекавший надвое каменистый осколок суши. Мрачные бетонные коробки самолетных ангаров, серые казарменные блоки. И всюду камни: маленькие, средние, побольше, и все тусклого пыльного цвета. Единственными светлыми пятнами на камнях были птичьи шлепки. При желании можно было обнаружить и чахлые, убогие растеньица, сиротливо и пугливо выглядывающие из серой однообразной массы. Они будто в ссылку были направлены морем, разносящим семена по свету -- кому как повезет,-- но и здесь хотели жить, плели паутинки своих корней, пытаясь хоть где-нибудь выловить своими сетями крупицы земли. Но все -- чуть-чуть живое и неживое -- отгорожено было от моря двумя рядами колючей проволоки, и островок, казалось бы, открытый морю и всему свету со всех сторон, словно сам находился в заточении. Связь с миром была только через огромные -совершенно нелепые здесь -- железные ворота с выцветшим и обветшалым бело-голубым флагом над ними. Но даже эти ворота были закрыты, и на них аршинными буквами, через обе створки, было начертано устрашающее "Стоп!" и чуть ниже -- полустертая надпись: "База ВМС "Печальная вдова".
Если день, когда меня нашли, считать днем моего рождения, то я, в самом прямом смысле, родился в рубашке. Да и не только в ней: на мне была форма офицера. Но не это главное. Мне очень повезло, что на этой покинутой богом и всеми базе оставалась охрана. Старый служака, обреченный на вечное одиночество и беспробудное пьянство тяжелым ранением, полученным в пьяной драке, и за все про все награжденный сержантскими нашивками да пожизненным пенсионом -- за службу на этом островке; две молодые пассии, опрометчиво, как оказалось, завербовавшиеся в армию -- или монашествовать, или из-за того, что некогда были мужененавистницами, или для проведения любовных игр, как жительницы острова Лесбос, где-нибудь в скромном уединении, или по другим каким причинам, а, может, и по всем сразу, но скоро разочаровавшиеся и в военной службе, и в уединении, и друг в друге,-- эта странная, но мирно сосуществующая, даже в чем-то сроднившаяся компания и являлась охраной законсервированного, в надежде на лучшие времена, военного объекта. Еще был один житель этого островка -- получающий довольствие, но не включенный в штат охранников,-- дряхлый, облезлый пес, которому с самого щенячьего возраста не довелось ничего и никого больше видеть, кроме камней, самолетов, людей в униформах, редких птиц, тупоумных крабов, что упрямо бегали по суше в поисках съедобного, а позже и по сегодня -- кроме пустых ангаров, разящего чесночным и винным перегаром сержанта да раздражающе пахнущих девиц... Отчего-то и солнце казалось серым в тусклом небе, под которым меня нашел даже ополоумевший от удивления и счастья пес.
Я лежал на маленьком песчаном клочке прямо напротив ворот базы. Лежал и глядел в пустое небо. Легкий бриз неприятно щекотал лоб, играя прядью волос, на ноги то и дело накатывались холодные волны; какой-то настырный краб щипал меня клешнями то в один бок, то в другой -- не нравилось, видно, ему мое живое, еще упругое тело, которое ему не по зубам, похоже, он ждал, когда я начну разлагаться, и все пробовал и пробовал, пе начал ли я протухать.
