Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
– Если он меня не любит и я его больше не люблю, в чем же тогда смысл такой жизни?
– Жизнь – такая же ваша собственность, как и все другое на свете, – важно ответила Клеопатра. – Она вам дана, она принадлежит только вам, и больше никому. Вы потратили годы своей жизни на конкретного человека, представьте, что теперь его хотят у вас отобрать. Разве с этим можно смириться? Это все равно что отобрать у вас кусок бытия.
– Иногда даже старое пальто, которое прослужило много лет и обтерлось по рукавам и подолу, и то бывает нелегко отнести на помойку! – заметила тоненьким голоском любительница философии.
– Смысл вашей жизни – в борьбе! В умной политике, в стойкости духа, в хорошем настроении и внешнем виде, чтобы никто из более молодых и интересных особей не смог отобрать ваше сокровище, вашу половинку!
– Бороться за человека, которого, может быть, уже и не любишь? Разве это интересно? Разве не обидно, уже посвятив ему громадную часть жизни, посвятить еще и остаток? И может оказаться в конце концов, что еще несколько лет пройдут в бесплодной борьбе, а результат все равно окажется плачевным.
– Дурой не надо быть! – прогремело контральто из-за занавески. – Ты вкладывала в мужа жизнь, а жизнь – это деньги, так подари ее просто так кому-нибудь другому! И вовсе не факт, что более достойному!
– Жизнь – это деньги? – засомневалась Нина.
Любительница философии тоже настороженно замолчала, видимо, не знала, так это или не так.
– Почему же нет? – усмехнулась Клеопатра Михайловна. – Платят же деньги за здоровье, за пересадку органов? А тут не какая-нибудь тебе почка или даже сердце, тут – целая жизнь!
– Жизнь и деньги – как-то не вяжется… – Все-таки Нина была не согласна с таким постулатом.
– Вам неинтересно быть женой богатого, пусть уже и не любящего вас мужа? – наконец подала голос любительница философии. – Но если его у вас отнимут или он уйдет сам, вам будет интересно подметать тротуары или лечить зубы, или учить оболтусов в школе, или работать нянечкой в детском садике, в лучшем случае – торговать на рынке? Ведь годы-то ваши уже потрачены на него? Какая теперь разница, кто кого любит, а кто кого нет?
Но ответа Нина не дождалась.
– Клеопатра Михайловна, пойдемте личико делать! – В розовую комнату вошла девушка в шелковом халате, и через секунду раздались скрип функционального ложа, шум раздвигающихся занавесок, покряхтывание и звук, напоминающий звук колес. Следом за Клеопатрой ушла куда-то и вторая посетительница – с тоненьким голоском. Нине ужасно хотелось подсмотреть в щелку, как выглядят ее таинственные собеседницы, но было неудобно подглядывать. Так Нина осталась в своей раковине одна. Она снова легла, укрылась махровой простыней и закрыла глаза. Кожа после процедур была приятно возбуждена, но в мышцах все-таки чувствовалась усталость.
«Какие смешные женщины! – подумала Нина, устало вздыхая. – Имеют ответы буквально на все вопросы… Но разве они не правы?» Ей казалось, что во сне она должна получить самый главный ответ на главный вопрос: все-таки любит она или уже не любит своего мужа? Но приснилось ей за несколько минут расслабленной дремы совершенно другое. Она снова была с Робертом в баре «Три медведя». И сон ее хоть и продолжался не более пяти минут, но был так сладостен, что после того, как она проснулась, ей показались несущественными все вопросы, которые она задавала себе и другим, а хотелось только одного – чтобы Роберт снова обнимал ее, буквально обволакивая теплотой участия в ее жизни.
«Ерунда, ведь этого не было на самом деле! Не было! – сказала она себе. – Сон – всего лишь продукт биохимических реакций возбужденных участков мозга. Надо выкинуть из головы эти дурацкие сны!» Но в то же время единственным ее желанием было снова закрыть глаза и снова очутиться в объятиях ласковых рук и слушать чудесный голос, которым он спрашивал ее, отчего ей так плохо…
Спасением оказалась все та же девушка в халатике, пришедшая и за ней.
– И вам пора делать личико! – профессионально ласково сказала она Нине и повела ее в специальный зал. И пока там на лицо Нине накладывали разные виды глины, потом кашу из водорослей, потом какой-то крем и, наконец, делали легкий макияж, она уже не думала ни о чем. И только однажды ей пришлось вздрогнуть: из холла донеслось знакомое властное контральто. Нина всмотрелась в зеркало: в приоткрытом проеме двери была видна дама. Она очень важно, с королевским видом, очень прямо восседала в инвалидной коляске, и плечи ее были закутаны в невиданной красоты пушистые меха, на голове красовалась элегантная фетровая шляпка с вуалеткой и сизым пером. Под пером виднелась прическа цвета спелой пшеницы, а под вуалеткой – яркие, сочные губы: видимо, помады для Клеопатры Михайловны девушки не пожалели.
– Ну, девочки, до следующего раза! – взмахнула Клеопатра властной рукой, затянутой в тонкую перчатку, а ее компаньонка – худощавая, маленькая дама, следуя за ней, сделала кому-то условный знак: двое здоровенных парней покатили коляску к выходу, а потом подняли ее (тут Нина даже приподнялась в своем кресле, чтобы лучше видеть) и на руках понесли к огромной черной машине. Нине хотелось постоять подольше, наблюдая, с каким шиком отъедет эта, безусловно, необыкновенная Клеопатра Михайловна, но мастер-косметолог молча усадила Нину на место и попросила закрыть глаза. Она наносила ей на веки блестящие тени телесного оттенка. Потом очередь дошла до румян и помады. Когда же все процедуры были закончены и Нина в гардеробной, где в закрытом розовом шкафчике аккуратно на плечиках висели ее вещи, опять облачилась в свой старый, хоть и добротный костюм и посмотрела на себя в зеркало, она не заметила в нем особенной перемены. Она даже удивилась: зачем тогда было потрачено столько денег и сил персонала? Устало присела она на бархатный пуфик, стоящий тут же, посредине гардеробной.
– Что-нибудь не так? – заботливо спросила ее вездесущая администраторша.
– Все так, только результата не видно, – вздохнула Нина.
– Это кажется! – заверила ее администратор, прижимая руку к сердцу в знак правдивости своих слов.
Нина машинально примерила на себя ее роль. «А ведь, пожалуй, меня уже и не возьмут на такую работу, – подумала она. – Во-первых, эта женщина меня моложе, а во-вторых, мне никогда не научиться врать клиенткам так с ходу, не моргнув глазом. Хотя я ее нисколько не осуждаю – работа есть работа».
– Я вам еще позвоню, – сказала Нина администраторше, и та, сообразив, что странная клиентка вряд ли у них появится вновь, а значит, не стоит больше тратить на нее время, быстро ускакала по своим делам.
«Куда же мне теперь идти?» – подумала Нина и с тоской опять посмотрела на себя в зеркало. В ответ она увидела вымученное изображение собственного лица. Нина растянула рот в улыбке. Сказала: «Сы-ы-ыр!» Дорогая помада блестела на ее губах, веки переливались, будто на карнавале, румяна на щеках создавали видимость здорового румянца. Даже лоб, подбородок и шея и те отдавали модным теперь загаром. Нина вытащила из кармана носовой платок, медленно провела им по лицу, по векам, по шее. На платке остались небольшие следы – косметика была действительно хорошей. Раздались еще чьи-то шаги, дверь в гардеробную открылась, вошедшая женщина с удивлением уставилась на Нину, на ее платок.
