Белва Плейн - Осколки судеб
Оглядевшись, Пол увидел Анну в дальнем конце лужайки за небольшим деревянным столиком, на котором лежала раскрытая книга. Она сидела к нему вполоборота, и хотя он не мог видеть ее лица, узнал ее мгновенно по горделивой осанке; было что-то от женщин эпохи Эдуардов в той грации, с какой она двигалась или сидела, в удлиненных, плавных линиях ее шеи и ног, в самых складках ее одежды. «С ее безмятежностью…», сказал только вчера Тео Штерн.
Шаги по траве были совершенно бесшумны, и он старался идти как можно медленнее, потому, вероятно, что ему хотелось лететь. Он вдруг удивил сам себя, прошептав вслух:
– Я знал ее, когда ей было восемнадцать.
Почувствовав, очевидно, на себе его взгляд, женщина обернулась, увидела его, привстала было, но тут же вновь опустилась на стул. На лице ее появилось выражение тревоги: глаза расширились, и губы слегка приоткрылись, так что он поспешил сказать:
– Не волнуйся, я приехал сюда не для того, чтобы вновь надоедать тебе… Все это в прошлом. Могу я? – Он махнул рукой в сторону второго стула.
– Да, конечно, садись.
– Я приехал из-за Айрис. Нет-нет, не тревожься. С ней все в порядке.
Довольно холодно Анна спросила:
– Что ты знаешь об Айрис? Что вообще ты можешь о ней знать?
Пол заметил, что дыхание ее было учащенным; нить жемчуга на шее поднималась и опускалась.
– Я знаю только то, что рассказал мне ее муж. Вчера я ездил к нему в клинику провериться. Тебе, вероятно, неизвестно, что он оперировал мне плечо?
– Я знала об этом. – Тон ее оставался все таким же холодным. – И не раз задавала себе вопрос: почему из такого множества хирургов ты выбрал именно его? Мне хотелось надеяться, – продолжала Анна, – что это было случайностью. – И когда Пол ничего на это не ответил, добавила: – Однако я была почти уверена, что ты затеял опасную игру, и ужасно на тебя рассердилась.
– Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться слишком долго? Я ведь никогда не доставлял тебе никаких неприятностей, не так ли?
– Согласна.
– Ну так я и впредь не собираюсь их тебе доставлять.
Она посмотрела на него долгим, внимательным взглядом и, очевидно, удовлетворенная увиденным, уже более мягко спросила, что привело его к ней сегодня.
Настал момент для откровений, и Пол вдруг с ужасом понял, насколько он к нему не готов. По существу, ему предстояло сейчас выступить в роли дипломата, или шпиона, который, искусно играя словами, пытаясь разделить то, что должно быть сказано одному человеку и скрыто от другого, все время вынужден держаться настороже, дабы ненароком не сболтнуть лишнего и не вызвать тем самым катастрофы.
– Как я уже сказал тебе, я отправился в клинику. И нашел его там одного, в ужасном состоянии, страшно подавленным. Он поранил руку. По его словам, ты об этом знаешь.
– Да, он прищемил пальцы дверцей машины. Но я не думала… он не писал, что это что-то серьезное.
– Ему не хотелось, чтобы ты знала, насколько все это серьезно. Он потерял три пальца и теперь никогда не сможет вернуться к своей работе. Его кабинет закрывается.
В растерянности женщина поднесла руку к горлу.
– И правда заключается в том, – продолжал Пол, остро сознавая в этот момент жестокость произносимых им слов, – что эту злосчастную дверцу захлопнула Айрис.
– О Господи, – прошептала Анна, и на лице ее появилось выражение страха и какой-то беспомощности.
Пол говорил теперь быстро, желая поскорее со всем этим покончить.
– Они, конечно, оба понимают, что все это было трагической случайностью. Но Айрис, – он снова подумал о себе как о дипломате или жонглере, пытающемся одновременно держать в воздухе множество шаров, не позволяя им касаться друг друга, – … она винит во всем только себя. Похоже, они сейчас отдалились друг от друга. Тео ушел из дома и пока живет в своем офисе. – Здесь Пол заговорил медленнее, поняв, что преодолел, наконец, опасное место, не проговорился о попытке самоубийства, если таковая, конечно, имела место. – Им просто необходима сейчас чья-то помощь. Кто-то должен с ними поговорить, а я… очевидно… – Он развел руками. – Поэтому-то я и здесь. Иначе я никогда бы не приехал, ты понимаешь.
– О, Айрис! О, Тео! – прошептала Анна. – И он… – Она вновь устремила взгляд на Пола. – …Он никогда не сможет работать? Его это убьет. Что он станет делать?
– Он будет два года учиться. – Сказать Анне хоть что-то положительное было настоящим облегчением. – Он хочет стать онкологом.
– Понимаю.
– Но это повлечет за собой колоссальные изменения в их образе жизни. У него нет никаких сбережений, – объяснил Пол и, видя, как Анна в удивлении подняла брови, спросил: – Ты, полагаю, не имела об этом никакого представления?
– Ни малейшего!
– В общем, деньги, похоже, уплывали у них почти мгновенно, едва успев появиться. Я предложил одолжить ему столько, сколько надо, пока он не встанет окончательно на ноги.
Спина Анны словно еще больше выпрямилась.
– В этом нет никакой необходимости. Я сама могу им помочь. Я сразу же отправлюсь к нему.
– Анна, он ничего от тебя не примет. Ты ведь осталась сейчас одна. – И внезапно сообразив, что он должен был сказать в первые же минуты встречи, добавил: – Я с сожалением узнал из газет о смерти твоего мужа.
Легким кивком головы она показала, что принимает его соболезнование.
– Благодарю тебя.
– Прости, что говорю тебе это, но хотя ты, судя по всему, ни в чем и не нуждаешься, ты ведь не…
– Не богачка? Ты это хотел сказать? Да, но…
– Но так случилось, – перебил он, – что я богатый человек. Я никогда ничего не сделал для Айрис, и тебе хорошо известно, как я всегда из-за этого страдал…
Анна прервала его низким, испуганным вскриком:
– Ты не… не сказал? Ты ничего не сказал Тео?
– Нет-нет! – Он снова словно балансировал на канате над пропастью. – Конечно, я ничего ему не сказал. Это была просто сделка. Благодарный пациент и все такое прочее. Немного необычно, но вполне правдоподобно. – Пол улыбнулся, словно приглашая ее порадоваться вместе с ним тому, как все удачно у него вышло. – Мне пришлось здорово потрудиться, прежде чем я его убедил, поверь мне. Несмотря на все свое уныние, он страшно горд и упрям.
– Он всегда был таким, – проговорила Анна и тут же поспешно добавила: – Но я все равно его очень люблю. Он мне как сын.
Ах, да, вспомнил Пол. Мори ведь умер в двадцать три года!
– И он хороший муж и отец. Да, но Айрис? Где она?
– Дома. Штерн сказал, что она сидит все время в своей комнате. По его словам, они не знают, о чем им говорить друг с другом.
– Так странно, что он рассказал тебе все это.
– Ну, я бы этого не сказал. Я достаточно стар, чтобы быть его отцом. И потом, я – чужой человек, а ему просто необходимо было в тот момент кому-нибудь излить душу. С незнакомыми всегда легче говорить о подобных вещах.
