Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ) - Шолохова Елена

А с Гордеевой — это какое-то постоянное преодоление себя.

И надо же мне было так тупо ляпнуть. Ну и она, конечно, уцепилась.

— Совсем не любишь? Ни капли? — спрашивает, а у самой в глазах искрится смех. Ну, конечно, это ж так смешно. Просто охренеть какой замечательный повод для шуток.

— Ну я тебе хотя бы нравлюсь? — не унимается она.

Ей весело, а у меня внутри пожары, цунами, ураганы.

«Хотя бы нравишься? Я тебя люблю… очень сильно люблю… так люблю, что умер бы, не думая…», — отвечаю ей в мыслях.

А вслух даже несчастное «да» не могу произнести. Язык, связки, гортань, что там еще есть, вдруг задубели. Стали как деревянные. Ни звука из онемевшего горла вытолкнуть не могу. Но, может, оно и к лучшему, раз ей так смешно.

Безмолвно плетусь за ней до подсобки, где она переодевается в дурацкое балахонистое коричневое платье, какие носят у нас тут все уборщицы. Хотя ее никаким балахоном не испортить.

Молча беру из ее тележки пустое ведро и тащусь в туалет за водой. Каждый раз представляю, что было бы, если б меня кто-нибудь увидел за этим делом. Это был бы номер. А если б наши узнали… Вот бы у них вытянулись лица. Я б даже посмотрел на такое. Хотя нет. Ну, нафиг. Лучше пусть никто не знает. Как еще те пацаны из седьмого класса не растрепали…

Приношу полное ведро в спортзал.

— Спасибо, — благодарит Женя и смотрит как-то не так, как обычно. Или это мне уже кажется. — Стас, ну ты правда можешь идти. Я справлюсь. Ты и так мне каждый день помогаешь.

Гонит меня.

Что я там помогаю? Мне, может, в кайф просто быть рядом. Но вслух говорю, конечно, другое:

— Как скажешь.

Направляюсь к дверям. Ну а чего, раз гонит?

— Стас, — окликает Женя. — Ну, из-за чего ты так расстроился?

Приближается ко мне.

— Да ничего я не расстроился. С чего ты взяла?

— Хорошо, не расстроился, — мягко соглашается она, — но что-то точно пошло не так. Я тебя нечаянно обидела, да? Тем, что стала шутить? Ты думаешь, что я смеюсь над твоими чувствами? Но это не так, конечно же. Я бы никогда… Я просто думала, что тебе стало неловко, ну… из-за того, что ты оговорился. Ну и хотела перевести всё в шутку. Неудачно, признаю… Но я, конечно же, поняла, что ты имел в виду, что просто любишь проводить время. Простишь меня?

Тут я вообще теряюсь, не знаю, что сказать. И меня снова захлестывает. Сердце пульсирует у самого горла, того гляди выскочит наружу.

— Ну? Мир?

Женя берет меня за руку, заглядывает в глаза.

— Нет… — произношу с трудом, пытаясь вдохнуть-выдохнуть и успокоиться.

Она изумленно округляет глаза.

— Нет… — повторяю я. — Это не оговорка. Я правда тебя… Вот.

Она долго молчит, глядя куда-то в сторону. Ну, может, и не очень долго, а всего несколько секунд, но я за это время успеваю передумать всё самое плохое. Но потом она переводит взгляд на меня и с улыбкой говорит:

— Знаешь, мне кажется, что я тебя тоже… вот.

— Блин, Женя… — выдыхаю я с облегчением. И внутри отпускает. А то ведь реально аж не дышал. — Э, а почему кажется?

Она пожимает плечами:

— На всякий случай. Ну, мы же совсем недавно вместе. Мало друг друга знаем.

Мне, конечно, очень хочется поспорить, типа, можно вообще не быть вместе и любить, можно и не знать почти и любить. Но вовремя прикусываю язык. Да ладно, пусть! Ведь минуту назад я и на «кажется» не особо надеялся.

— Поцелуй меня, — прошу ее.

Женя хмыкает:

— На западном фронте без перемен. В любых ситуациях у тебя, Стас, одно: поцелуй меня.

Однако привстает на цыпочки и целует. Мягко, тягуче, сладко, и у меня срывает все клеммы, все тормоза. Впиваюсь в ее губы в ответ так, словно год ее не целовал, изголодался весь и оторваться не могу.

Потом Женя все-таки выскальзывает.

— Всё, Стас, пора работать, — сбивчиво дыша, шепчет она.

— Как прикажешь, хозяйка, — отвечаю ей, а у самого губы так и тянутся в улыбку.

— Даже так? — подхватывает она игриво. — Ну ты напросился! Сейчас тогда…

Вдруг на полуслове она замолкает и перестает улыбаться, глядя куда-то мимо меня.

Я оглядываюсь и вижу в дверях Влада. Тот стоит как столб на пороге спортзала и, открыв рот, таращится на нас в таком шоке, будто мы тут голые бегаем.

Хотя я тоже, конечно, застыл в первый миг.

Выругнувшись про себя, иду к нему. Ну, какого черта он сюда притащился, когда уроки уже два часа как закончились? Вообще-то я догадываюсь, зачем — из-за пейнтбола. Меня наверняка искал, чтобы вместе ехать. Вот и нашел.

— Чего тебе? — спрашиваю с наездом, чтобы скрыть конфуз.

Влад тупит пожестче моего. Обводит ошалевшим взглядом спортзал, останавливаясь на Женьке, на ее тележке, на ведре, потом только кое-как начинает реагировать.

— Стас, а ты чего тут делаешь? — спрашивает меня заторможенно.

— А на что похоже?

— На глюк… Это что, прикол какой-то? Вы что, тут реально… — хлопает глазами Влад. — Вы полы тут, что ли, моете?

— Я мою, — подает голос Женя, — а Стас меня охраняет от всяких непрошенных гостей.

— Охренеть, — бормочет он.

— Владик, так ты нам помогать пришел? Нет? Ну, вали тогда отсюда, — выталкиваю его в коридор и закрываю дверь.

Женя подходит ко мне.

— Думаешь, разболтает?

— Да пофиг, — пожимаю я плечами. Если совсем честно, то, конечно, не пофиг, я вон даже Соньке своей ничего не говорил, но что уж теперь…

На следующий день утром сидим в аудитории. Через пару минут начнется алгебра. Арсения где-то носит, и я, придвинув стул к Женькиной парте, втираю ей полушепотом, какая она офигительно красивая. Больше ни на кого не смотрю, хотя, конечно, еще с порога заметил, как наши на меня косятся. Влад, естественно, растрепал новость. Мне еще вчера Милош доложил.

И тут в класс заходит Шаманский со стаканом кофе.

Яна, которая теперь перекрасилась в шатенку, сразу подсаживается к нему.

После ссоры с моей Сонькой она все время трется рядом с ним. Ко мне так не липла, как теперь к нему клеится. Типа я не понимаю, для чего этот концерт. Мне досадить и Соньке. Только если мне глубоко пофиг, то Сонька, конечно, страдает.

И сейчас сидит с убитым видом, украдкой поглядывая на них. Ловлю ее взгляд и ободряюще подмигиваю. Но она даже улыбку выдавить не может. Хорошо хоть не плачет тут же в классе на радость Янке.

А Янка тем временем приобнимает Шамана, что-то ему нашептывает на ухо, хихикает. А потом — нечаянно или специально — не знаю, смахивает стакан с кофе на пол.

— Блин, Яна… что делать? — подскакивает Шаманский. — Сейчас же Арсений разорется…

— Не волнуйся, Алекс, у нас же в классе есть поломойка и помощник поломойки. Они сейчас всё быстренько уберут. Да, Стасик?

В классе сразу повисает гробовое молчание. А у меня будто вся кровь за секунду вскипела и прилила к голове.

Влад, заерзав, шипит на нее: «Ты чо, блин? Ты совсем, что ли?».

Только Сонька не понимает, о чем речь. Поворачивается ко мне:

— Стас, про что она? Какая поломойка? — спрашивает недоуменно. Ничего не отвечаю. Потом с ней поговорю.

Но эта дура и тут лезет:

— Да, Сонечка, — язвительно тянет Яна, — представь себе, подружка твоего драгоценного брата моет полы у нас в школе. И твой Стас вместе с ней. Днище…

Смотрю на Янку, и аж виски разрывает. Повезло же ей, что она не пацан…

Но кое-как беру себя в руки.

— Ашихмина, ты всё никак не уймешься? — бросаю ей с усмешкой. — Ну, реально, отлипни уже от меня. Гордость какая-никакая должна быть, не?

— Гордость? Ты еще будешь что-то говорить про гордость?! — взвивается Янка, мгновенно став пунцовой. — Ты со своей поломойкой драишь полы…

— И дальше что? — спрашиваю ее, состроив непрошибаемую мину. — Почему тебя-то это так сильно волнует? Тебе какое дело?

— Мне? — истерично и неестественно хохотнув, Янка восклицает: — Да никакого, Смолин. Ни-ка-ко-го.

— Оно и видно, — мерзко ухмыляюсь я. — Если мне на тебя пофиг, Ашихмина, то я к тебе и не лезу. Да я вообще тебя не замечаю, есть ты или нет. А ты лезешь и лезешь. Как возвратный тиф. Я уже не знаю, как тебя отогнать.