Истина в деталях (ЛП) - Болдт Р. С.

Уголки его рта опускаются вниз.

— То, что она меня не любила, было благословением, потому что ей было все равно, когда я дистанцировался от нее. Я стал как Швейцария, а она была слишком разгневана желанием Антонио уехать, чтобы беспокоиться обо мне. Я был просто пешкой в игре Джоанны. Все, что произошло, привело к тому, что я начал менять свой бизнес. Это происходило медленно, да, я не буду этого отрицать. Изменить что-то подобное очень сложно, когда это все, что ты умеешь. Но я знал, что должен работать над развитием других своих честных деловых начинаний. Чтобы со временем прекратить незаконную деятельность.

Когда его глаза встречаются с моими, в них появляется интенсивность, которой я не замечала за ним раньше.

— Я совершил несколько ужасных поступков, Оливия, но стараюсь это изменить. И очень хочу узнать тебя получше. Если ты позволишь. — Он поджимает губы, глаза приобретают легкий блеск. — Из-за своих ошибок я никогда не думал, что у меня будет своя семья.

Я нерешительно протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев тыльной стороны его ладони.

— Я бы хотела узнать тебя поближе, Мэнни. — Убирая руку, я сглатываю комок эмоций. — Хотя с этого момента все ограничится телефонными звонками.

Любопытство проступает на его лице.

— Я не возражаю. Мои пять лет здесь пройдут быстрее, если я буду знать, что смогу поговорить с тобой.

Я продолжаю. — Скоро я буду в другом часовом поясе. Я устраиваюсь на работу в Англии.

— Поздравляю. — Он гордо улыбается, и на мгновение я представляю, как бы он сиял, когда я заканчивала колледж. Сердце замирает от этой мысли. — Он едет с тобой?

— Нет.

Выражение лица Мэнни становится грустным с оттенком разочарования.

— Ты ему не сказала.

— Я планирую.

— Оливия, может быть, я и не самый умный человек, — он обводит рукой окружающее пространство, — но я знаю, что он любит тебя.

Я отвожу взгляд и провожу пальцем по краю стола, где коричневый цвет стерся до белесого. Мой голос затихает, когда я выдавливаю из себя слова.

— Прочные отношения не могут быть построены на разрушенном фундаменте. — Поднимая глаза и встретившись с его глазами, я с болью признаю. — Я не гожусь, если

Когда сталкиваешься с откровениями, которые разрушают твою жизнь, другим очень просто осудить тебя и сказать, что ты слишком остро реагируешь.

Возможно, все так думают обо мне, но мне на это наплевать. Я долго размышляла над этим. Идея снова работать под прикрытием или даже на второстепенной роли не вызывает у меня ни малейшего энтузиазма.

Я прошу Томасино никому не говорить о моей отставке. Как я уже сказала Тиму, предпочитаю исчезнуть со всех радаров без всякой шумихи.

Я могу рассуждать о том, играет ли вселенная какую-то роль в том, что я оказалась в месте, где мне открылась истина. Как бы то ни было, но факт остается фактом — я хочу жить по-другому.

Осознание того, что ты создан из тьмы, а не из света, из зла, а не из добра, может испортить человека. Я горжусь своей логичностью и уравновешенностью, но столкновение с этими откровениями сбивает мой мир с оси. Это заставляет меня пересмотреть все.

Я хочу жить так, чтобы мне не приходилось скрывать свою сущность. Хочу простой жизни, в которой выбор, который я делаю каждый день, не будет мешать мне спать по ночам. Я не создана для операций, подобных этой последней. И не готова снова так рисковать своей жизнью и жизнью человека, которого люблю.

Вот где кроется суть моего эгоизма. Жизнь Луки — это жизнь УБН. Но я не хочу такой жизни. И отказываюсь просить его выбирать между карьерой, которую он любит и в которой преуспевает, и женщиной, которую знает совсем недолго.

Хотя я боюсь этого и испытываю страх, сравнимый со страхом перед расстрельной командой, мне необходимо поговорить с ним с глазу на глаз.

Я звоню ему в то время, когда он обычно делает перерыв на обед.

— Здравствуй, профессор. — Боже, какая легкая хрипотца в его голосе, какие ласковые интонации, у меня сердце разрывается, когда я понимаю, что сейчас произойдет.

— Привет. — Мой голос приглушен, тих. — Я хотела узнать, сможем ли мы встретиться сегодня вечером. Может быть, около девяти тридцати?

Мы оба все еще скрываемся, он особенно, по просьбе нашего начальства из-за громкого судебного процесса и непредсказуемой реакции картеля Сантилья и остальных на вынесение приговора. Я знаю, что Лука хочет видеть меня в нерабочее время, но мы соблюдаем осторожность.

Видимо, он чувствует что-то необычное в моем голосе, потому что в его реакции сквозит сдержанная настороженность.

— Конечно. — Небольшая пауза. — Я приеду к тебе.

На губах появляется улыбка, потому что мне не нужно спрашивать, нужен ли ему мой адрес.

— Заходи через заднюю дверь. — Таким образом, он сможет избежать любого возможного обнаружения.

После небольшой паузы его голос становится низким и хриплым.

— Увидимся вечером, детка.

Когда наступает девять тридцать, у меня учащается пульс, и сводит желудок.

Как только Лука переступает порог и захлопывает за собой дверь, я встречаю его взглядом, сидя за своим небольшим обеденным столом.

Он одет в выцветшие джинсы, которые не скрывают его мощных, мускулистых бедер, и в сильно поношенную черную хлопчатобумажную футболку, обтягивающую его упругую грудь, бицепсы, выпирающие из коротких рукавов.

Мне хочется броситься к нему и попросить его обнять меня. Притвориться, что мы единственные люди в этом мире, и наших забот не существует.

Он проводит рукой по линии челюсти, его щетина норовит поцарапать ладонь, и смотрит на меня с места у закрытой двери.

— Господи, Оливия. Ты меня до смерти пугаешь. Что происходит?

— Сядь рядом со мной. Пожалуйста.

Молча выдержа мой взгляд, он опускается на стул справа от меня. Его голос — мягкое бормотание, когда он опирается мускулистыми предплечьями на стол.

— Поговори со мной, детка.

Детка. Это ласковое обращение невидимой рукой разрывает мою грудную клетку и тянется внутрь, чтобы сжать в болезненной хватке бьющееся сердце.

Я делаю успокаивающий вдох, прежде чем начать говорить.

— Мэнни — мой настоящий отец.

— Что? — выражение лица Луки меняется от растерянности к недоверию, удивлению и затем к беспокойству. — Как ты…?

— Долгая история, но это не совсем то, из-за чего я хотела тебя увидеть.

Я крепко сжимаю руки, ненавидя боль, которая уже начинает просачиваться в кровь.

— Послушай, я знаю, что это чертовски эгоистично, но для меня все это было дерьмовым шоу. Сначала я узнала, кто моя настоящая мать, — резкий, лишенный юмора смех вырывается у меня, — а мы все знаем, что она воплощение дьявола. А теперь я узнаю о своем настоящем отце. Почти все, что, как мне казалось, я знала, оказалось ложью.

— Оливия…

Я останавливаю его рукой.

— Просто… пожалуйста, дайте мне закончить. Он кивает, и я подыскиваю нужные слова, понимая, что это невозможно. — Я написала заявление об уходе и согласилась на другую работу.

Гордость переполняет его черты.

— Это здорово, детка…

— Это в Англии.

Его рот закрывается, на лице появляется множество эмоций. Смятение. Страх. Боль. Гнев.

— Эта операция во многом открыла мне глаза. Она показала мне, что я не создана для чего-то даже отдаленно похожего на это. Не хочу больше так рисковать своей жизнью. — Я протягиваю руку через стол и переплетаю свои пальцы с его. — Я не хочу рисковать жизнью человека, которого люблю.

Прежде чем успеваю насладиться тем, как смягчается выражение его лица при этих словах, я продолжаю.

— Лука… твоя жизнь — это УБН. Но я не хочу такой жизни. И отказываюсь просить тебя выбирать между карьерой и мной.

Его брови сдвигаются.

— Так это все? Это. Блядь. Все? Ты говоришь мне, что любишь меня, а потом, что уезжаешь? Черт возьми, Оливия! — он выдергивает свою руку из моей и с силой ударяет кулаком по столу. Его измученное лицо заполняет гнев. — После всего, через что мы прошли, чтобы оказаться здесь, ты, блядь, бросаешь меня?