Анна Берсенева - Первый, случайный, единственный
– Зачем ты заплатил? – спохватилась она, когда Георгий уже закрыл дверь. – Я бы сама…
– А что это все-таки? – спросил он. – Дай-ка я разверну.
– Может, мне еще под стол залезть? – рассердилась она. – Что я, банкирша, чтобы мне бомбы присылали?
Она дернула за розовую ленточку, которой была обвязана эта странная посылка, серебряная бумага с шуршанием упала…
– Цветы какие-то, – удивленно сказала Полина. – Что за глупость?
– Почему глупость? – пожал плечами Георгий. – У тебя же выставка сегодня открылась, вот и цветы. Там, наверное, записка какая-нибудь есть, поищи.
Он ушел на кухню, а Полина наклонилась над цветами, высматривая среди них записку. Найти что-либо оказалось трудновато, потому что цветов было штук сто, не меньше, и все розы, да еще розовые. Они торчали в огромной корзине, обвязанной такой же шелковой ленточкой, как и упаковочная фольга.
– Как на могилу, еловых веточек только не хватает! – сердито воскликнула Полина, с трудом поднимая корзину, чтобы перенести ее на кухню. В прихожей было темновато, да ей и не хотелось рассматривать всю эту роскошь в одиночестве, словно тайком.
Она поставила корзину на табуретку. Георгий присел на подоконник и смотрел, как она ворошит цветы.
– К ручке привязано, – сказал он.
Полина оторвала от корзинной ручки небольшой черный мешочек, развязала его зубами – он был затянут сверху витым золоченым шнуром – и вытащила из него визитную карточку.
– Ой, бли-ин!.. – воскликнула она, глянув на визитку. – Еще не хватало!
В мешочке еще что-то осталось, и Полина вытряхнула его прямо на стол. По столу покатилось разноцветное яйцо – завернутый в фольгу шоколадный киндер-сюрприз.
– Как в кино! – сердито буркнула Полина, подхватывая шоколадное яйцо у самого края стола. – Лучше б колбасы купил для народа, чем передо мной выпендриваться! Ну что ты так смотришь? – расстроенно спросила она.
– Как? – Голос у него был спокойный.
– Так! Как будто я на содержании у… купца Калашникова!
– Купца Калашникова давно убили, по-моему. – Он наконец улыбнулся, и у Полины отлегло от сердца. Она готова была удавить чертова Платона с его идиотскими подарками. – Ты любишь киндер-сюрпризы? – спросил Георгий.
– Что я, совсем дура, по-твоему? – вздохнула она. – Гусят-поросят собираю?
– Не совсем, – кивнул Георгий. – Курица готова, Полин. Может, поедим?
– Поедим, – торопливо согласилась она. – Потом чаю попьем. Видишь, сладости прислали!
Пока Георгий доставал из печки курицу, она машинально развернула киндер-сюрприз, разломила шоколад, вынула пластмассовый футлярчик, открыла… На ладонь ей выкатился сверкающий камешек – и в глаза сразу ударил сноп разноцветных огоньков, как будто она выпустила на волю радугу.
– Мама дорогая… – пробормотала Полина.
– Ты что? – спросил Георгий, оборачиваясь.
Он обернулся на секунду раньше, чем она успела опустить руку в бездонный карман своей юбки. Юбка была сшита из разноцветных лоскутков кожи, в ее огромном накладном кармане прекрасно умещались карандаши, ластики, кусочки смальты и даже шпатели.
Бриллиант – круглый, диаметром примерно с фильтр от сигареты – сверкал у нее на ладони. Полине хотелось, чтобы он лучше уж прожег ей ладонь и провалился куда-нибудь подальше. Не заметить его было невозможно.
Конечно, Георгий его заметил.
– Подожди с шоколадом, – сказал он, отводя глаза. – Аппетит испортишь.
Полина бросила бриллиант в карман и, чуть не плача, предложила:
– Давай я хоть разрежу ее, что ли. А то совсем уже…
– Что – совсем? – усмехнулся Георгий. – Думаешь, мне трудно курицу разрезать? Я сейчас уезжаю, Полина, – сказал он. – Ты извини, что я тебя с выставки раньше времени выдернул. Просто я подумал, что надо тебя предупредить, а когда ты вернешься, не знал.
– А… куда ты едешь? – растерянно спросила она.
Собственно, ей хотелось спросить не столько о том, куда он едет, сколько о том, когда вернется. Господи, до чего же глупо все получилось!
– Я сам не знаю, – ответил Георгий. – Вадим попросил, чтобы я куда-то с ним поехал. И зачем бы я стал спрашивать – куда, на сколько? Все равно ведь поеду. Ешь, а то остынет.
Аппетит у Полины пропал совершенно; впрочем, она не помнила, был ли он вообще. Она помнила только, что еще какие-нибудь полчаса назад глаза у Георгия были светлые, карие, и смотрел он на нее совсем по-другому, и совсем другой у него был голос… Теперь глаза были какие-то серые, словно в них разом встали какие-то стальные пластинки, и голос был спокойный, без всяких дополнительных оттенков. Он просто сообщал о том, что уезжает, и предлагал поесть.
Полина смотрела из окна кухни, как отъезжает от дома темная огромная машина. Георгий сел в нее сразу, как только вышел из подъезда, и даже не поднял голову, чтобы взглянуть на окна. Впрочем, она все равно выключила свет, как только за ним захлопнулась дверь квартиры. Не хотела, чтобы он видел ее в окне, потому что плакала.
Свет она минут через десять все же включила. Надо же хоть посуду помыть, что ли, не стихи же вместо этого писать!
«Но приедет ведь он, – тоскливо подумала Полина. – Не навсегда же… Приедет, и все опять так будет…»
Как – так, она не знала. Как все было, когда он был здесь? Да она вообще-то и не пыталась понять, как все было. Ей хотелось только, чтобы он был здесь опять, а тогда пусть все будет как угодно.
Она нащупала в кармане бриллиант, выудила его оттуда и поискала глазами мешочек, чтобы спрятать в него дурацкий камень.
«Правду говорят, что от них одни несчастья, – сердито подумала Полина. – Самоубийства всякие… Еще не хватало!»
Кончать жизнь самоубийством она не собиралась, зато собиралась отыскать Платона и… Что она сделает при встрече, этого Полина пока не знала и ручаться за себя не могла.
Когда она прятала бриллиант, в мешочке еще что-то хрустнуло.
«Ну а это что? – вздохнула она. – Листовое золото?»
В мешочке лежало не листовое золото, а билет на самолет и записка.
«Полина, не забудьте мое предложение, – прочитала она. – Мне будет лестно, если вы украсите стены моего дома. Билет с открытой датой, вы можете приехать в любое удобное для вас время».
Глава 13
Лошадиную выставку выжили из дорогостоящего помещения раньше, чем предполагала Глюк, – всего через три дня. Сердитая и расстроенная Дашка позвонила Полине часов в восемь утра, наплевав на общую их привычку поздно вставать, и велела приехать и разобрать инсталляцию, потому что «эти гады уже завтра каких-то пафосных дизайнеров сюда запускают».
Полина с трудом сообразила, кто это звонит и зачем. Она уснула примерно за час до Дашкиного звонка, и то только после того, как выпила снотворное, найденное под крышкой рукодельного столика. Наверное, то самое, что Юра принес Георгию. Она никогда не пила снотворного, поэтому оно подействовало мгновенно – Полина провалилась в сон, как в яму. Да она ведь этого и хотела.