Кристин Ханна - Домашний фронт
Майкл наливал себе вторую чашку кофе, когда в кухне появилась Бетси.
— По телевизору опять рассказывают про маму и Тэми.
Майкл ничуть не удивился. В последнюю неделю местные каналы только и говорили, что о раненых женщинах, пилотах вертолета и лучших подругах.
— Садись завтракать, — ответил он.
Пока девочки разделывались с гренками и кофе, Майкл составлял план на день. Работа над делом Келлера была в полном разгаре, и суд уже скоро. Мысли его должны быть заняты стратегией и вопросами свидетелям.
Но думать Майкл мог только о Джолин. Он разочаровал ее. Возможно, они все. После возвращения Джолин Бетси стала угрюмой и замкнутой. Она была уверена, что рана у матери серьезная, возможно, даже опасная для жизни, и еще больше злилась на Джо. Злилась, что та пошла воевать, что ее ранили, что она вернулась домой изменившейся.
В 8:20 обе девочки сели в автобус и отправились в школу. Майкл на пароме добрался до Сиэтла и направился на север города.
Через пятнадцать минут он был у реабилитационного центра. Снял пальто, перебросил его через руку и вошел в здание.
— Мистер Заркадес?
Навстречу ему шел физиотерапевт. Конни, как обычно, был одет в просторный медицинский костюм розового цвета; седые дреды подпрыгивали при каждом шаге, как у инопланетянина в фильме «Чужой».
— Привет, Конни, — поздоровался Майкл. — Как Джолин? Готов поспорить, она не дает вам отлынивать.
— Сомневаюсь.
— Что вы имеете в виду?
— Она встает с постели только в туалет, причем очень не любит этого, потому что ей требуется помощь. Не желает учиться ухаживать за усеченной конечностью. Даже не смотрит на нее. Конечно, такое бывает. Чтобы смириться, может потребоваться не один год. Но она даже не пытается.
— Джолин не пытается? — нахмурился Майкл.
— Она страдает, — сказал Конни. — И не только из-за потерянной ноги. Я все понимаю, но уже прошло десять дней. Ей нужно начинать курс физиотерапии.
Майкл кивнул. Потом повернулся и пошел к палате Джолин по длинному, ярко освещенному коридору.
Она сидела на кровати, безразличным взглядом уставившись в экран телевизора. Ее длинные светлые волосы были всклокочены, они выглядели неопрятно и потемнели у корней. Майкл заметил, какая Джолин худая и бледная. Скулы обострились, губы стали бесцветными и потрескались. Лиловые тени под глазами говорили о бессонных ночах. Он даже не заметил пустое место под одеялом. Майкл смотрел на нее, на свою жену.
Она была напугана, это очевидно. И подавлена.
— Конни говорит, ты не хочешь начинать физиотерапию, — сказал он, закрыв за собой дверь и подходя к кровати.
— Уходи, Майкл.
— Ты не должна сдаваться, Джо.
Она откинула одеяло, открыв забинтованную ногу. Громадную, распухшую.
— Я сдаюсь.
Майкл слышал, как дрожит ее голос, и сердце его пронзила жалость и боль. Он хотел сказать ей об этом, чтобы Джолин поняла, как остро он чувствует ее страдания, но теперь они так отдалились друг от друга. Она даже не станет его слушать.
— Зачем ты здесь?
— Я люблю тебя, Джолин.
— Думаешь, я не вижу жалость в твоих глазах? — спросила она. — Думаешь, я не знаю, что ты пришел сюда из чувства долга? Я стала твоим долгом.
Майкл молча сглотнул. Он заслужил ее гнев и придется терпеть. Есть вещи более важные, чем их развалившийся брак. О них и нужно думать.
Не позволяйте ей оттолкнуть себя.
Корнфлауэр прав. Если Майкл хочет вернуть жену — а он этого хочет, — то должен за нее бороться. И это не будет легкой прогулкой.
— Хватит! — резко сказал он. — Речь не только о тебе. Это наша жизнь. Ты ведешь себя эгоистично.
— Как ты смеешь говорить это мне?
— Нельзя просто лежать и горевать о том, чего не вернешь.
— Ты имеешь в виду отрезанное. Говори прямо, Майкл. Посмотри на это.
— Ты хотела летать. Ты, Джо. Ты хотела воевать, делать то, что ты умеешь. Ты это получила — и вот кто ты теперь.
Джолин побледнела:
— Заткнись!
— Я помню твои рассказы о тренировочных лагерях, о летной школе. О тех случаях, когда мужчины садились в твой «Черный ястреб», видели «конский хвост» у тебя на затылке и заявляли, что не полетят с женщиной. Ты говорила, что заставила их взять свои слова обратно. Говорила, что была сильной.
Джолин швырнула в него синий пластмассовый кувшин, стоявший рядом с кроватью. Он пролетел в нескольких дюймах от его головы и ударился о стену, забрызгав ее водой.
— Убирайся к черту из моей комнаты! У тебя я попрошу помощи в последнюю очередь.
— Джо…
— Убирайся!
— Зачем? Чтобы ты могла снова без помех себя жалеть?
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую, Майкл.
— Я хочу, чтобы ты вернулась, Джо. А если тебя это не волнует, подумай о девочках, ты нужна им.
При упоминании о дочерях Джолин обмякла. Он хотел сказать что-то еще, надавить сильнее, но не смог — она была такой потерянной, несчастной.
Майкл вышел из палаты и закрыл за собой дверь.
В коридоре его ждал Конни. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди огромные руки.
— Она очень вспыльчива, наш солдат. Как прошло?
— Не хочет меня видеть.
— Разве Джолин может приказывать всем, кто входит к ней? — задумчиво произнес Конни. — Я имею в виду вот что. Женщина не желает вставать с кровати. И ей нужна мотивация, вы согласны?
Майкл посмотрел на физиотерапевта.
— Не думаю, что она будет швырять предметы в детей.
Конни ухмыльнулся:
— Я тоже так не думаю.
В субботу Джолин сидела в кровати, через открытую дверь наблюдая за потоком посетителей с цветами и воздушными шариками в руках, оживленно разговаривающих с родными, которых они пришли навестить.
Она выгнала Конни, затем попыталась читать книгу. Но сразу же забывала только что прочитанное предложение. Наконец сдалась и закрыла глаза.
И в эту же секунду снова оказалась в падающем «Черном ястребе».
Нас сбили. Тэми…
Джолин открыла глаза. Господи, как она устала, устала от боли, от ночных кошмаров, просто устала…
— Привет, Джолин!
Повернувшись, она увидела стоящего в дверях Конни. Хотела сказать, чтобы он убирался к черту, но тут в палате появился Майкл, а с ним девочки. Они шли все вместе — руки Майкла лежали на плечах дочерей. Лулу надела детскую камуфляжную форму, которую Джолин сшила ей в прошлом году; к воротничку были приколоты крошечные крылышки. Волосы девочки напоминали воронье гнездо из спутанных прядей, обрамлявших маленькое личико. Носки у нее были разные.
