Анна Берсенева - Неравный брак
Она видела, что Артем обладает острым чутьем к тому, что называется в жизни подлинностью. Эта подлинность была для него неизменно привлекательна, и ее воплощение было ему подвластно. Ева тогда еще это поняла, когда впервые рассматривала снимки, сделанные им во время октябрьского путча.
И хотя ей до дрожи в сердце дороги были долгие вечерние разговоры с Артемом, она не хотела мешать ему в том, что он должен был увидеть и понять сам. Не хотела страховать от ошибок, которые он сам должен был совершить.
Зато она ждала его всякий раз с особенным трепетом, и всякий раз представляя, что он расскажет ей сегодня, о чем спросит, какие покажет фотографии.
Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Ева не успела даже удивиться.
Квартира, оставленная Артему на год его другом, была обшарпанная и запущенная, «глазка» во входной двери не было, и следовало, конечно, спросить, кто там. Но Ева не успела об этом подумать, выходя в прихожую.
«Может, Тема ключ потерял?» – мелькнуло у нее в голове, когда она уже открывала дверь.
Но в тусклом свете лампочки Ева разглядела на лестничной площадке не Артема, а высокую женщину в длинной дубленке. Что-то знакомое было в ее силуэте, и в узком, неразличимом в полумраке лице, и в прямых распущенных волосах.
– Здравствуйте, Ева Валентиновна, – сказала женщина. – Я Ирина Андреевна, не узнали?
Только после этих слов Ева сообразила, что перед нею стоит мать Артема.
– Теперь узнала, – сказала она, чуть отступая в сторону. – Здравствуйте, Ирина Андреевна, проходите, пожалуйста.
Ева поймала себя на том, что даже не удивлена ее появлением. И чему, собственно, удивляться? Странно, что она не зашла раньше.
– Вы неосторожны, Ева Валентиновна, – усмехнулась Ирина Андреевна, входя в крошечную прихожую. – Открываете, не спросив. А если бы воры?
– Здесь нечего воровать, – усмехнулась в ответ Ева. – Вот сюда пальто повесьте, Ирина Андреевна, на гвоздь.
– Узнаю Темину непритязательность, – кивнула та, снимая дубленку. – Гвоздь в стенке вместо вешалки – вполне в его духе.
– Мы просто еще не успели вешалку купить, – смутилась Ева. – Здесь же вообще пусто было, все понадобилось… Чаю, Ирина Андреевна, кофе?
– Нет, спасибо, – покачала она головой. – Я ненадолго. Или – давайте кофе, если можно. Холодно на улице. У вас курят?
– Артем курит. Я сейчас принесу пепельницу, – сказала Ева, скрываясь на кухне.
Кухня в «хрущобе» располагалась так, что единственная комната видна была из нее насквозь. Ева заметила, как, усевшись на диван, Ирина Андреевна окинула комнату быстрым, оценивающим взглядом.
– А вообще-то здесь неплохо, – сказала она, когда Ева вошла в комнату с пепельницей в руке. – У вас хороший вкус, Ева Валентиновна.
– Спасибо, – ответила она. – Мне тоже очень здесь нравится.
Еве трудно было понять, что именно создало у матери Артема представление о ее хорошем вкусе. Она ничуть не покривила душой, сказав, что ей нравится здесь. Но при этом Ева отдавала себе отчет в том, что едва ли здешняя обстановка способна потрясти воображение.
Собственно, и обстановки никакой не было. Три месяца назад, когда Артем привел ее сюда, в комнате стояли диван, письменный стол и платяной шкаф, дверцы которого среди ночи открывались со зловещим скрипом. На кухне был трехногий обеденный стол и две табуретки. Все остальное они устраивали уже сами, вдвоем.
Да и что такого было остального? Множество фотографий на стенах, для каждой из которых Ева купила подходящую рамку с немецким небликующим стеклом. Серебристо-серый плед, скрывающий убожество потертого дивана. Такая же, как плед, накидка на кресле, которое они купили одновременно со стеллажом из белых сосновых досок. И такого же серебристо-серого тона палас на полу.
– Шалашик вполне подходит для рая. – Ирина Андреевна затянулась сигаретным дымом. – Итак, Ева Валентиновна, это все-таки произошло? А ведь я вас предупреждала!
– Что произошло, Ирина Андреевна? – глядя ей в глаза, переспросила Ева. – И о чем вы меня предупреждали?
– Произошло то, что произошло. А предупреждала, что Тема не из тех, кто изживает чувства, – усмехнулась она, выпуская изо рта длинную сизую струйку. – Помните наш разговор накануне его выпускных экзаменов?
– Помню, конечно, – кивнула Ева. – Поверьте, Ирина Андреевна, тогда я была с вами совершенно искренна. Мне и в голову не могло прийти…
– Ну уж! – Она стряхнула пепел в перламутровую бабушкину пепельницу, подаренную Юрой сестре к новоселью. – Правда, вы тогда не произвели на меня впечатления женщины, способной заманивать мальчишку. Но и училкой – синим чулком, которая дальше домашних заданий ничего не видит, вы мне тоже не показались. – Говоря все это, Ирина Андреевна с беззастенчивым спокойствием разглядывала Еву. – Слишком женственны, – продолжала она, – слишком несовременны, если можно так выразиться. Особенно глаза – как это называется, поволока, кажется? Что-то в вас тогда было прямо-таки экзотическое! Да и сейчас, пожалуй, есть. При всей вашей, извините, неброскости, – добавила она, улыбаясь.
– Может быть, – улыбнулась в ответ Ева. – И тем не менее я говорю вам чистую правду. Тогда это было так. Потом переменилось.
– А как это вы, кстати, с ним встретились? – с неприкрытым любопытством спросила Ирина Андреевна. – Ведь вы, насколько я знаю, отбыли с супругом в Вену?
– Я приехала в Москву, – сказала Ева, – пошла на выставку в Пушкинский музей и…
– И, случайно встретив Тему, немедленно изменили с ним мужу, – закончила та. – Да не волнуйтесь, Ева Валентиновна, не волнуйтесь, я не ханжа! Я вам больше скажу: у меня у самой был однажды молодой любовник – ну, не такой молодой, как Тема, но все-таки ему было двадцать пять, а мне сорок – и я прекрасно понимаю, что может в этом привлекать. Очень хорошо вас понимаю! – повторила она. – Более того, я даже рада. Не за вас – за Тему, – уточнила она и спросила после хорошо выдержанной паузы: – Почему же вы не поинтересуетесь, что меня так во всем этом радует?
Глаза у Ирины Андреевны были точно такой же формы и такого же цвета, как у ее сына, – серые, большие, широко поставленные и чуть удлиненные к вискам. Но того серебряного, внимательного взгляда, которым смотрел сын, у матери не было вовсе, и поэтому их сходство оставалось неощутимым.
– А почему я должна этим интересоваться? – пожала плечами Ева. – Вы рады за сына. По-моему, это хорошо само по себе, без объяснения причин.
– Да-а?.. – протянула Ирина Андреевна. – Да вы счастливая женщина, раз позволяете себе жить так интуитивно! Без объяснения причин! – хмыкнула она. – И все-таки я позволю себе объяснить, Ева Валентиновна, даже если мое объяснение покажется вам неприятным. Дело в том, что меня вообще, по жизни, очень трудно шокировать тем, от чего другие приходят в ужас. Ах, она его вдвое старше, ах, его учительница! Я со своим бывшим мужем, папашей Теминым, такого навидалась, что этим детским лепетом меня не напугаешь. А для Темы гораздо лучше начинать самостоятельную жизнь с вами. – Она еще немного помедлила, видимо, все-таки ожидая от Евы вопросов, но, не дождавшись, продолжала: – Во-первых, это лучше с житейской точки зрения. По крайней мере, можно не опасаться, что через пару месяцев ко мне ворвутся разъяренные родители и предъявят справку о беременности какой-нибудь доверчивой соплячки. А во-вторых… Вы, кажется, кофе предлагали? – вдруг прервала она свой монолог. – Вы забыли, Ева Валентиновна.
