Кэти Келли - Мужчины свои и чужие
– Еду, – улыбнулась Ханна. – Звони мне, хорошо?
– Тебя никогда нет! – сказала Анна. – Постоянно где-то бродишь. И правильно делаешь.
Дорога домой короче не показалась. Ханна ехала, и сердце ее пело. Она чувствовала себя так, будто родилась заново. Что с того, что Феликс не умеет держать слово? Это его проблема. Ей он не нужен. Она сильная и умная. Что актеру и плейбою делать с такой женщиной?
Ханна начала заново планировать свою жизнь. Пора пускать корни, покупать дом. Если бы она не промотала все свои заработки на шикарные платья для тусовок, чтобы Феликс мог ею гордиться, у нее были бы сейчас деньги на первый взнос. Что же, она снова накопит денег! Она сделает карьеру, у нее будет собственный дом и независимость. А Феликс путь пойдет и повесится!
18
Эмма так и не поняла, каким образом Кирстен удалось отговориться от рождественского ужина. Но Джимми пребывал в полной уверенности, что его любимая дочь больна и не может оставить постель ради куска фаршированной индейки и укрепления семейных уз.
– Бедняжка, она так устает, – сказал он, вешая трубку и возвращаясь на кухню, где Эмма с прилипшими ко лбу волосами, наверное, уже в десятый раз переворачивала индейку и поливала ее жиром. – Знаешь, что я думаю? – Джимми подмигнул жене: – Кирстен беременна! Она пока ничего не говорит, но я уверен. Она рассказывала, что ее тошнит.
Он весь раздулся, как жаба, от гордости, и Эмма резко захлопнула дверцу духовки. Она была абсолютно уверена, что беременностью там и не пахнет. Скорее вчерашнее похмелье. Каждый год накануне Рождества Кирстен с группой старых друзей направлялись в бар «Подкова», где бурно проводили время за коктейлями из шампанского. Затем ехали к кому-нибудь домой, где веселье продолжалось до утра. Одного из невезучих назначали водителем, и он развозил пьяных собутыльников по домам. Обычно короткую соломку вытягивал Патрик.
Эмма готова была прозакладывать свой новый лиловый мохеровый свитер, который Пит подарил ей на Рождество, что сестра ее сейчас валяется в кровати, пьет сельтерскую воду и стонет, что никогда больше не прикоснется к коктейлю. Зараза!
Эмма всей душой ненавидела эти рождественские вечера у родителей, куда также приглашалась их старая тетка и холостой брат Джимми Юджин. Эмма боялась, что это и без того мучительное предприятие будет еще тяжелее перенести в этом году. Правда, мать вела себя вполне нормально последние несколько недель, но Эмма понимала, что это лишь дело времени, а предпраздничные хлопоты вполне могли вызвать новый приступ.
Анна-Мари обычнЪ заказывала все заранее, за месяц до Рождества, но на этот раз она ничего не сделала, и Эмме пришлось бегать по магазинам чуть ли не в последний день. Она очень надеялась, что Кирстен ей поможет, но не тут-то было.
– Я позвоню Патрику, – внезапно сказала она. – Спрошу, как Кирстен. Ты ведь знаешь, она настоящий ипохондрик. Наверняка у нее простой насморк.
– Не вздумай! – прорычал отец. – Бедная девочка болеет, а тебе просто не хочется помогать матери готовить ужин. Лень, вот в чем все дело.
Эмма открыла было рот, чтобы возразить, сказать, что все готовит она, но увидела лицо Анны-Мари, на котором было написано смятение, и прикусила язык. В одной руке мать держала банку с бобами, а в другой – сбивалку для яиц и пыталась этой сбивалкой открыть банку.
– Ладно, папа, – пробормотала Эмма. – Я не стану звонить Патрику. Ты прав. – Она осторожно взяла банку и сбивалку из рук матери. – Мам, ты все уже сделала. Не хочешь посидеть и поболтать с тетушкой? Я принесу вам шерри, и вы сможете послушать хоралы по телевизору.
Оставив их в гостиной, Эмма пошла на кухню и оттуда позвонила Питу домой. Он собирался ужинать со своими родителями. Обычно они проводили Рождество по очереди с одной из семей, но в прошлом году пообещали друг другу, что нарушат традицию и останутся ужинать в своем собственном доме. Все могло бы получиться, потому что родители Пита прекрасно понимали сына. Зато Джимми О'Брайен выразил недовольство.
– Пусть Пит тоже сюда приходит, – распорядился он, – вот и будете вместе.
– Не в этом дело… – пыталась объяснить Эмма. Напрасно старалась. Чтобы облегчить себе жизнь, она снова пошла на компромисс.
– Привет, Пит, – сказала она в трубку, жалея, что его нет рядом.
– Привет, милая, – отозвался он. – Жаль, что тебя здесь нет. Я скучаю.
– Не надо! – простонала она. – Я сама не могу дождаться вечера. Ты уверен, что твоя мама не станет возражать, если я появлюсь позже?
– Да нет, она ужасно хочет тебя видеть. Она сказала мне, какой приготовила тебе подарок. Уверен, ты будешь в восторге.
Эмма ничего не могла поделать, на глаза навернулись слезы. Как бы ей хотелось оказаться сейчас с Питом на кухне у Шериданов! За стол они обычно садились в половине шестого. В доме редко бывало спиртное, но этой дружной семье не требовалась ни выпивка, ни телевизор. В родительском же доме Эмме больше всего нравилось время после ужина, когда все, изрядно выпив, садились перед телевизором смотреть какой-нибудь фильм. На время воцарялся мир. Она мечтала об этих двух часах покоя, но прежде надо было пережить ужин.
Со слезами распрощавшись с Питом, Эмма позвонила сестре. Трубку снял Патрик.
– У тебя грустный голос, – сказала Эмма.
– Есть от чего! Мадам в постели с жутким похмельем, и в доме нет ничего на рождественский ужин, – мрачно сообщил ее зять. – Она ничего не ест, потому что утверждает, что каждый раз, как открывает глаза, у нее кружится голова.
– У нее не так бы голова закружилась, будь она ко мне поближе! – обиженно сказала Эмма. – Я бы придушила ее за то, что она увернулась от ужина здесь. Тут настоящий кошмар. Индейка повесилась бы, если бы уже не была мертвой.
– Веселенький денек, как обычно? – спросил Патрик.
– Ты все правильно понял. И я беспокоюсь о маме. Вдруг ее снова понесет? Я боюсь, мне одной не справиться, вот почему я хотела, чтобы Кирстен была здесь.
– Что значит «понесет»? – удивленно спросил Патрик.
– Ну, знаешь, как тогда в магазине.
– Ты не обижайся, Эмма, но я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Ты хочешь сказать, Кирстен тебе не рассказала? – Эмма была вне себя от возмущения. Поверить невозможно, но Кирстен даже не упомянула о материнских проблемах. – Я не могу сейчас разговаривать, – прошептала она, – но попроси жену рассказать тебе, что случилось в начале месяца, когда мы с мамой ходили по магазинам. Я очень за нее беспокоюсь…
Ужин был сплошным кошмаром. Тетка объявила, что индейка жесткая, брюссельская капуста несъедобная, а подливка напоминает матрац. Джимми с ней согласился, поскольку во всем была виновата Эмма. Анна-Мари без всякого интереса ковырялась в тарелке. Только дядя Юджин ел с аппетитом холостяка, который соскучился по домашней пище.
