Кэти Келли - Мужчины свои и чужие
После ужина Эмма отправила всех в гостиную и включила телевизор.
– Я скоро приду, – весело сообщила она, не имея ни малейшего желания к ним присоединяться.
Она собиралась прибраться, вымыть кастрюли и сковородки и пойти отдохнуть в оранжерею. Родственники обойдутся без нее. Но ничего не вышло. Джимми разыскал ее там и погнал в гостиную, как отбившуюся от стада корову.
Неожиданно пришло спасение – раздался звонок в дверь.
– Я открою, – быстро сказала Эмма, вскочила и выбежала в холл. К ее удивлению, в дверях стояли Патрик и Кирстен с зеленым лицом.
– Мы не могли позволить тебе мучиться здесь в одиночестве, – сказал Патрик.
– Очень даже могли, – проворчала Кирстен, проходя мимо сестры и поспешно направляясь на кухню, чтобы попить воды.
– Я заставил ее рассказать мне, что случилось с вашей мамой, – прошептал Патрик Эмме. – Все это ужасно.
– Только ты и Пит относитесь к этому серьезно, – сказала Эмма, радуясь присутствию Патрика. Он был очень сильным человеком, Джимми никогда им не помыкал, хотя Кирстен себе в этом не отказывала.
– А где Пит?
Эмма подняла глаза к потолку.
– На это Рождество мы должны были идти к его родителям, но папа настаивал, чтобы мы пришли сюда. Вот мы и решили разделиться. Я позже туда поеду.
– Почему бы тебе не поехать сейчас? – сжалился над ней Патрик. – Мы останемся до вечера.
– Ты не можешь уехать! – прошипела Кирстен, которая как раз вышла из кухни и услышала последнюю фразу. – Не собираюсь сидеть весь вечер с этой проклятой… О, привет, тетя! Как вы поживаете? Какое на вас красивое платье, – защебетала она, потому что в дверях гостиной появились тетка и отец.
– Кирстен, радость моя! Счастливого Рождества! – воскликнул Джимми О'Брайен.
Последовали поцелуи и объятия, даже Анна-Мари, казалось, вышла из транса и приветствовала вновь прибывших.
– Твои подарки под елкой, – радостно сообщила она младшей дочери. – Я и о тебе не забыла, Патрик.
Иногда Эмма, наблюдая за ней, начинала думать, что материнская проблема существует только в ее воображении. Еще несколько минут назад Анна-Мари молча сидела, односложно отвечая на вопросы мужа. Но сейчас она была душой компании, смеялась и шутила. Или она так любит Кирстен, что приходит в себя только в ее обществе?..
В полном смятении Эмма схватила пальто и сумку. – Поехала к Питу, – тихо сказала она Патрику. Он сочувственно кивнул, и она выскользнула из дома, прежде чем кто-либо успел заметить. Наверняка родители обидятся, что она не расцеловала всех на прощание, но она не могла больше разыгрывать из себя послушную дочь. Теперь ей хотелось поскорее присоединиться к мужу.
– Может, я все придумала? – спросила она его час спустя, после того как все встретили ее с распростертыми объятиями, осыпали подарками и напоили чаем. – Может быть, мне только кажется, что мама больна? Она была совершенно нормальной после приезда Кирстен. Наверное, это у меня крыша поехала. Пит обнял ее.
– Не придумывай, малыш. Ты самая разумная в этой семье. И ты ведь только что рассказала, как она пыталась открыть банку сбивалкой для яиц. Это ведь не слишком нормально? Просто твоя мать обожает Кирстен и все сделает, чтобы не огорчать ее. Она изо всех сил старается при ней казаться нормальной и только с тобой может позволить себе расслабиться и показать, как она себя в самом деле чувствует. Эмма с сомнением покачала головой.
– Не может же человек по собственной воле выбирать время, когда тебе во всем путаться, а когда нет. – Она устало потерла глаза. – Жаль, что я так мало знаю про болезнь Альцгеймера. Может быть, книгу поискать? Или пойти к врачу и с ним поговорить?
– О чем с врачом поговорить? – спросила миссис Шеридан, которая пришла спросить, не хотят ли они поиграть в слова.
– Так, ни о чем, – улыбнулась Эмма. Ей совсем не хотелось нарушать праздничное настроение еще и в этом доме.
На следующий день Патрик и Кирстен появились в доме Эммы и Пита с бутылкой шампанского и огромной коробкой дорогих шоколадных конфет.
– В честь примирения! – заявила Кирстен, проходя кухню. – Давайте прямо сразу и откроем.
На этот раз она прекрасно выглядела – ничего зеленого, кроме сережек с изумрудами, которые Патрик подарил ей на Рождество.
– Они подходят к моему кольцу, – сказала Кирстен, наклоняя голову, чтобы Эмма могла оценить серьги.
– Прелестные, – признала Эмма, вынимая бокалы для шампанского. – И пальто тоже новое?
– Господи, нет, оно как раз древнее, – ответила Кирстен, небрежно проведя рукой по длинному кожаному пальто, которого Эмма раньше не видела. – Кстати, Патрик едва не убил меня, когда я ему рассказала о маме. Но, Эмма, мы ведь не знаем ничего наверняка, и я думаю, что ты чересчур болезненно на все реагируешь…
Эмма вырвала бутылку из рук сестры.
– Вот этого не надо! Если хочешь выпить, неси бокалы в гостиную.
Пит, Патрик и Эмма пришли к единому мнению, что с Анной-Мари что-то неладно.
– Моя бабушка стала такой же перед смертью, – сказал Патрик. – Тогда это называли старческим маразмом. Теперь используют разные названия: слабоумие, болезнь Альцгеймера… Я тут передачу видел по телевизору, это какой-то кошмар.
Они немного помолчали – даже Кирстен, потягивающая шампанское с таким видом, будто у нее нет никаких забот.
– Так что же нам делать? – спросила Эмма. – Ведь она может попасть в автокатастрофу, да мало ли что… Я никогда не прощу себе, если с мамой что-нибудь случится только потому, что у меня не хватило смелости сказать о своих подозрениях отцу.
Все они сошлись в одном: поговорить с отцом лучше всего Кирстен.
– Просто скажи, что ты беспокоишься о маме и хотела бы показать ее врачу. Кто знает, может, это лечится, и мы все ошибаемся, – добавила Эмма, хватаясь за соломинку.
У этого плана был всего один недостаток: Кирстен решительно отказалась.
– Не выйдет! – заявила она. – Я считаю, вы все рехнулись. С мамой все в порядке, так что я не собираюсь ничего говорить.
– Кирстен! – сердито одернул ее Патрик.
– Слушай, ты ведь вчера тоже ничего не заметил? – возразила Кирстен. – Сам же сказал: она кажется вполне нормальной.
– Ну да, и еще я сказал, что не мне судить, и если Эмма считает, что с ней беда, значит, так оно и есть. Не надо меня передергивать.
Он явно очень разозлился, и Эмма призадумалась: все ли в порядке между ним и Кирстен. Патрик, как правило, на жену не нападал, позволяя ей говорить все, что вздумается. Что-то определенно изменилось.
– Мне плевать на то, что вы все думаете! – заявила Кирстен упрямо. – Я ничего не буду говорить папе. Мама вела себя абсолютно нормально, мне этого достаточно. Если ты считаешь, что она сходит с ума, ты и сообщи об этом отцу. Пошли, Патрик, нам надо еще успеть на вечеринку.
