Рейчел Джонсон - Ноттинг-Хелл
Гидди обожает Вусси даже больше меня. Может, отсутствие детей устраивает Гидеона? Может, ему нравится, что я принадлежу только ему? Он так занят своей работой в экоархитектуре, что иногда бывает очень раздражительным. Хотя я бы не зашла так далеко, как Мими, заявившая однажды ему в лицо, что он — единственный из ее знакомых мужчин, у которого бывают «критические дни». Замечание вполне в духе моей соседки. Я стараюсь никогда его не вспоминать.
На самом деле подруга много говорит о Гидеоне, или Гидди. Я даже как-то подумала, не запала ли она на него. В конце концов, мой супруг — известный и успешный архитектор, у него все еще есть волосы на голове, его работы всегда появляются в журналах. Не то чтобы я сама бездельничала. Особенно теперь, весной.
Весна — самое горячее время года. Мой бизнес занимает больше времени, чем когда бы то ни было. Вышло солнышко, хозяева вселенной впервые за много месяцев выглядывают из окон и провозглашают: «Нужно что-то сделать с садом», конкретно ни к кому не обращаясь.
Когда банкир с Ноттинг-Хилла говорит нечто подобное, это означает следующее. Он ожидает, что его жена наберет номер телефона и наймет самого дорогого специалиста. Даже и не думайте, что в выходные они отправятся на сельскохозяйственный рынок за семенами для газона, как все нормальные люди, потому что здесь, разумеется, нет нормальных людей.
Сколько бы я ни смотрела Тот Фильм, мне кажется странным, что в последней сцене показывают беременную Джулию Робертс и Хью Гранта, лежащих на скамье в саду Ноттинг-Хилла. Для меня эта сцена — предвестник будущих проблем для влюбленных, а не истина «и жили они долго и счастливо и умерли в один день».
Меня не интересует, как они туда попали. Я хочу знать, как они справятся с новым, чуждым им окружением. Не могу смотреть фильм, не думая о том, что Джулия и Хью, так же как и любая другая пара знаменитостей, и пяти минут бы не продержались в саду и по-быстрому не свалили бы в хорошенькое имение с забором в Хэмпстеде, где бы им ни с кем не пришлось пересекаться.
Когда я пытаюсь объяснить это друзьям, живущим в Челси, Белгрейвии или Хэмпстеде, я говорю, что наш сад следует представлять себе не как пять акров пасторальной местности с лужайками и клумбами в Кенсингтоне, а как конфликтную территорию, например, Боснию. В этой зоне проживают враждующие племена, но главные трения происходят между семьями с маленькими детьми и без собак, семьями со взрослыми детьми и собаками, парами с собаками и без детей, геями и американцами. Семьи с маленькими детьми ненавидят владельцев собак. Старики и геи любят владельцев собак, но ненавидят семьи с шумными детьми и подростками. Геи любят стариков и владельцев собак. И все втайне ненавидят американцев, но по разным причинам. Так что сад, может быть, и общий, но на самом деле это наименее идиллические пять акров земли в цивилизованном мире.
И тогда до друзей доходит. Особенно когда я говорю, что человеку, выдумавшему Большого Брата, идея пришла в голову, когда он жил в саду Ноттинг-Хилла. Там он понял, что не может поковыряться в носу в собственной гостиной, чтобы сто человек при этом не были в курсе происходящего.
Кроме того, многие полагают, что Кенсингтон и Челси — зеленые части Лондона. Это не так. Там едва ли найдешь открытое пространство. На самом деле, как однажды правильно заметил Ральф, лежа на уютной зеленой лужайке с бокалом охлажденного белого вина и перчеными орешками кешью летним вечером:
— Единственный доступ к траве детишкам из многоэтажных зданий дают наркодилеры.
Теперь вы понимаете, почему люди готовы переступать через своих бабушек, чтобы поселиться в доме кремового цвета.
Вы думаете, раз мы здесь, то слишком заняты, вдыхая аромат роз, чтобы обращать внимание на белые пластиковые столы на чьем-то заднем дворе (дозволяется только мебель из стали или тикового дерева) или что кто-то покрасил задний фасад дома в недопустимый оттенок кремового (разрешены только определенные тона)? Нет. Многие из нас познают истинное счастье, только заметив недостаток вкуса и другие проступки соседей, чтобы вынести все это на публичное рассмотрение на общественном собрании.
Мими
Выключив будильник, Ральф снова уронил голову на подушку. Утро уже десять минут как началось, но ни один из нас не сказал ни слова.
Я решила проскользнуть в туалет, чтобы пописать, прежде чем разбудить детей. Потянувшись к туалетной бумаге, я услышала мужской голос где-то позади меня: «Вот эту, Грег. Давай начнем с большой ветви».
Я и забыла, что сегодня в Лонсдейл-гарденс должны были обрезать деревья. Нам через дверь просунули листовку с советом держать детей подальше от падающих веток и обрезанных верхушек, но я не связала эту информацию с тем, что наш огромный ветвистый ясень с пятнистой неровной корой цвета камуфляжа, который оберегал нашу скромность и затенял окно в ванную много лет, должен пострадать.
У меня появилось чувство, что за мной наблюдают.
Я была права. В окне появился силуэт человека в шляпе и с пилой, в двух метрах от меня. Я решила не хвататься за полотенце. В конце концов, я в собственном туалете.
Он приподнял пилу, словно приветствуя меня.
Раздался зубодробительный шум, и большая ветвь упала на землю с рвущим сердце стоном.
У меня все сжалось в груди. Мне нравилось наше дерево. Оно мне казалось прекрасным и здоровым. Но в наши дни это ничего не значит.
Я вспыхнула и выбралась из ванной.
— Предупреждаю, что на дереве возле окна ванной сидит человек с пилой, — сказала я Ральфу, укрывшись в безопасности спальни. В конце концов, такое случается не каждый день. — Он смотрел, как я писаю.
— И тебе понравилось? — спросил муж, не отрываясь от экрана.
Я фыркнула и стала рыться в ящике для нижнего белья. Мне нужна только одна пара трусов, это все, о чем я прошу. Я давно забила на носки и не вспоминала о стрингах по ряду причин, но постоянное исчезновение нижнего белья заставляло меня склониться к безумной теории Ральфа, что Фатима иногда продает вещи, которые мы теряем, чтобы предаваться тайному увлечению кокаином.
— Интересно, почему женщины так стесняются естественных и необходимых потребностей? — продолжил муж, спуская с кровати длинные ноги, одетый только в васильково-синие пижамные штаны, так что я могла вдоволь налюбоваться его стройным торсом.
У моего супруга немного одежды, но то, что есть, неизменно отличного качества. Например, пижама, которую он надел (снял) сегодня. Может, он где-то и потерял верх (или его продала Фатима), но штаны, окантованные кремовым шелком, были от «Хилдитч и Кей».
