Мэй Сартон - Преображение любовью
— А ты никогда даже не взглянула на кого-нибудь еще. Тебе никто больше не был нужен. Я помню, ты говорила мне, что…
— Все это так, — согласилась Луиза. Она повлекла Элис назад по камням, отполированным тысячами ступней, и они присели. Сзади бил ключ, питавший ручей, который пенился и шумел по камням. Но в стороне от потока царили тишина и покой; все спустились к музею, и кроме них двоих здесь никого не было.
— Я была совсем опустошена, когда мой жених умер, — вернулась к разговору Луиза, — я глубоко скорбела о нем, но он был мертв и ничто не могло его вернуть. Во всяком случае я знала, что мы были бы счастливы вместе. У тебя и Титуса все совсем по-другому.
Не обращая внимания на протестующий жест Элис, она твердо продолжала:
— Ты рассталась с Титусом скверно, твои чувства в сумятице. Я не думаю, что ты все перечеркнула.
«Можешь снова повторить это», — подумала Элис с внутренней горечью. Все было куда хуже, чем описала тетушка. Ее душевные раны оставались по-прежнему свежими, они кровоточили после того ужасного столкновения. Ей было так плохо тогда, что она не могла остаться. И раз уж она ушла, то обратной дороги нет, хотя ей хватило времени осознать, как отчаянно она тоскует и нуждается в Титусе. Она слишком горда, слишком потрясена, а Титус слишком непреклонен, чтобы просить ее вернуться к нему, даже если хочет этого, что, впрочем, непохоже, потому что он и не пытался найти контакт с нею после их разрыва.
— Я знаю, что тебе будет очень трудно и потребуется много усилий, сказала тетушка Луиза. — Я видела, как ты боролась с собой, и у меня сердце болело за тебя. Я думала, что ты забудешь его со временем, но ты терзалась все сильнее и сильнее. Поэтому, когда я узнала, что Титус займет место одного из лекторов в круизе, на который записались мы с Хелен, то решила, что само небо послало тебе возможность разобраться в ваших отношениях.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты должна либо осознать, что он для тебя единственный мужчина во всем мире, но ты потеряла его навсегда и должна с этим смириться, либо убедиться, что он тебе безразличен, и ты можешь забыть его и начать новую жизнь.
— Если бы все было так просто, — в отчаянье вымолвила Элис. — Ты не представляешь, как я переживала. Я не смогу пройти через это.
— Думаю, что сможешь, для своего же блага. Элис, ты очень изменилась, оставив его. Ты была такая жизнерадостная, такая живая. Я хочу, чтобы ты снова была счастлива.
— Это не поможет, только разбередит старые раны. Все кончено. И хватит об этом. Ты можешь понять?
— Я вижу, что все обстоит иначе. — Тетушка схватила ее за руку. — Надо изгнать его из сердца раз и навсегда. Иначе это будет изводить тебя: ты испортила свою жизнь, совершила ошибку, полюбив недостойного человека. Поговори с ним, Элис. Попытайся взглянуть на него глазами, а не сердцем. И тогда он исчезнет.
— А если я не смогу?
— Тогда попытайся вспоминать только лучшее. Сохрани это в сердце, а все плохое выброси. Помни того мужчину, которого ты любила, а не того, которого ненавидела. У тебя хватит на это мужества, дорогая?
— Не знаю. Может быть, мне просто выпрыгнуть за борт?
Тетушка улыбнулась.
— О нет, ты у меня не трусиха, и уже доказала это.
Мысли Элис обратились в прошлое, к тем нескольким неделям, что она провела в доме тетушки после того, как оставила Титуса. Только сейчас Элис осознала, что Луиза никогда не оставляла ее одну, всегда настаивала, чтобы она приходила и сидела рядом с ней, и что таинственным образом исчез однажды ключ от ванной комнаты.
— Ты заботилась обо мне больше, чем я думала, — сказала она тихо, нежно погладив покрытую веснушками руку тетушки.
— Я не хотела потерять тебя, А сейчас не хочу, чтобы ты даже вспоминала былые страдания.
Элис долго смотрела в спокойные серые глаза тетушки Луизы, потом глубоко вздохнула.
— Хорошо, я попытаюсь.
— Ладно, — Луиза проворно поднялась на ноги. — А теперь почему бы нам не пойти и не выпить немного? Я столько наговорила, что у меня пересохло во рту.
Они пошли обратно в сторону Святилища.
— А что бы ты сделала, если бы я отказалась вернуться на судно? — спросила вдруг Элис.
— Ты бы не смогла этого сделать, твой паспорт хранится у казначея, а он обещал, что возвратит его только по окончании круиза.
Элис издала негодующий возглас, но тут же через силу рассмеялась.
— А как твоя приятельница Хелен, она не расстроилась из-за того, что лишилась поездки?
— Нет, потому что я уже заказала билеты на другой круиз, в сентябре, его мы проведем вместе.
Что-то в тоне тетушки заставило Элис пристально посмотреть на нее, потом она сказала:
— Ты знала, что я разозлюсь, знала, что я легко могу сделать это путешествие невыносимым для тебя, хотя думала лишь о моем благе?
Тетушка кивнула:
— А теперь я думаю, что ты пройдешь это испытание ради моего блага.
Они вышли к тому месту, где тропа сливалась со Священной Дорогой, и Элис передернула плечами.
— Может быть, нам повезет, и мы обнаружим, что Титус вместо нас решил спрыгнуть с судна, — ехидно заметила она.
— Разве он трус?
Даже не задумавшись, Элис покачала головой:
— Нет, никогда им не был.
— Значит, он останется, — доверительным тоном заключила тетя. Дорога к музею была долгой, солнце пекло вовсю, поэтому они шли медленно. Оглянувшись назад на руины, теснящиеся по склону, Элис поняла, что теперь Дельфы будут означать для нее одно: фигура Титуса, шагнувшего из тени на солнце, из прошлого в настоящее. А что с будущим? Элис постаралась отогнать эту мысль. «Я буду принимать каждый момент таким, как он есть, — подумала она. — Но я не буду прятаться в каюте, буду вести себя так, как хочу. Я обещала тетушке Лу, что встречусь с ним лицом к лицу, и сдержу свое обещание — как получится, так и получится».
Музей представлял собой современное сооружение из бетона и стекла, не делавшее никаких уступок ни возрасту представленных в нем произведений искусства, ни красоте окружающей природы. Сравнительно небольшой по размерам, он вмещал некоторые из самых прекрасных памятников старины, когда-либо найденных здесь, в частности — бронзовую, в натуральную величину статую Возничего. Но Элис лишь мельком обозревала экспонаты, все ее чувства были сосредоточены на возможном появлении Титуса. Он вышел из прохода, ведущего в зал, где был выставлен Возничий, как раз тогда, когда они входили туда, так что было невозможно сделать вид, что она не заметила его. Теперь он мог быть уверен, что именно ее видел на стадионе.
Сделав глубокий вдох, Элис напрягшейся рукой взяла тетушку под локоть, и лишь затем, остановившись, взглянула на него. Титус тоже остановился. Если он и был потрясен встречей с ней, то сумел взять себя в руки, и она ничего не могла прочитать в брошенном на нее быстром взгляде. Но было что-то угрюмо-сардоническое в его голосе, когда он произнес:
