Массимо (ЛП) - Торн Оливия

Она подняла пистолет на два дюйма.

― Фаусто Розолини! ― закричал Джотто. ― Фаусто Розолини заплатил мне за это!

Мои внутренности скрутило, и кровь застыла.

Это было первое подтверждение ― первое реальное доказательство ― вероломства Фаусто.

Одно дело ― думать, что близкий человек предал тебя, но совсем другое ― знать это наверняка.

Какая-то часть тебя держится за крупицу надежды, что все это просто недоразумение, что, возможно, все это какая-то ужасная ошибка.

Но теперь моя последняя надежда исчезла, уничтоженная словами Джотто…

И холодная, ужасная уверенность в предательстве Фаусто сомкнулась вокруг моего сердца, как ледяной кулак.

Это был мой дядя.

Брат моего отца.

Человек, который в детстве качал меня на коленях.

Тот, кто давал мне конфеты из своего кармана…

Тот, кто утешал меня, когда умерла моя мать, а отец был слишком подавлен горем, чтобы говорить.

Мой дядя ― человек, которого я любил и на которого равнялся всю свою жизнь, пытался убить меня.

Не один, а несколько раз.

Нападение во Флоренции, когда я был с Алессандрой и Валентино.

Турок, вторгшийся в наш дом…

Меццасальма…

И вот теперь это нападение на la Vedova.

Фаусто был моей плотью и кровью.

И все же он заплатил незнакомцам за попытку лишить меня жизни.

У него даже не хватило смелости сделать это самому.

La Vedova, похоже, тоже была потрясена, хотя и не так сильно, как я.

Она опустила пистолет и спросила:

― Когда?

Теперь, когда он сломался, все силы покинули Джотто.

А может быть, la Vedova, опустившая пистолет, заставила его думать, что он вне опасности, если только скажет правду.

― Я брал у него деньги месяцами, ― всхлипывал он. Он опустил взгляд на трупы наемников в черной одежде. ― Но тут откуда ни возьмись позвонил Аурелио и потребовал, чтобы я впустил их.

А вот и доказательство вероломства Аурелио.

Но это было не так больно, как предательство Фаусто.

Отчасти потому, что я уже поверил в то, что Бьянка рассказала нам в кабинете…

А отчасти потому, что я всегда ненавидел своего кузена.

Аурелио был злобным, высокомерным ублюдком, и я презирал его с самого детства.

Теперь я начал сомневаться, насколько далеко яблоко упало от яблони.

― Это потому, что синьор Розолини пришел сюда сегодня? ― грубо спросила la Vedova.

Джотто кивнул.

― Да.

― Сколько?

― …Синьора?

― Сколько он заплатил за то, чтобы ты предал меня?

― Синьора, он поклялся мне, что они не причинят вам вреда ― они только хотели взять вас в плен…

― О, тогда это вовсе не предательство, ― сказала она с насмешливым сочувствием. Затем ее голос снова стал холодным, как сталь. ― Сколько.

Джотто вздрогнул.

― Миллион евро.

― Миллион, ― пробормотала она с отвращением. ― Это все, чего стоила твоя честь.

Джотто, казалось, почувствовал, что ситуация изменилась к худшему.

― Синьора, я мог бы стать для вас двойным агентом ― я мог бы сказать ему, что…

La Vedova подняла пистолет и выстрелила.

БАХ!

Из горла Джотто вырвалась красная струйка крови, а затылок окрасился в пунцовый цвет.

Он смотрел на нее расширенными от ужаса глазами, пытаясь вздохнуть ― серия булькающих, захлебывающихся звуков.

И медленно обмяк, захлебнувшись собственной кровью.

Выражение лица la Vedova не менялось все это время. Она просто бесстрастно и отстраненно наблюдала за его смертью.

Когда свет погас в его глазах, и он обмяк, поддерживаемый только двумя мужчинами по обе стороны от него, старуха протянула пистолет в сторону.

Тот же телохранитель, который дал его, забрал и спрятал в кобуру.

― Уберите этот мусор с глаз моих, ― приказала она.

Телохранитель наклонился, чтобы схватить одного из наемников.

― Возьмите Джотто, а их пока оставьте, ― прошипела она. ― Я хочу поговорить с синьором Розолини наедине.

― А как же наши люди? ― спросил другой наемник.

― Они мертвы, ― отрывисто ответила она. ― Они никуда не денутся через десять минут. А теперь идите.

Никто не сомневался, что ее безопасно оставить со мной наедине.

Они просто оттащили тело Джотто, ноги которого безвольно болтались за спиной, и вынесли его из зала.

Остались только я… la Vedova… и десяток трупов, лежащих вокруг нас.

Глава 7

Массимо

Как только ее люди ушли, la Vedova обратилась ко мне.

― Что ж, синьор Розолини, похоже, я должна перед тобой извиниться.

― За что?

― За то, что не поверила тебе насчет вашего дяди. Если бы я послушала тебя с самого начала, мы могли бы избежать этого…

Она оглядела все трупы.

― …фиаско.

Затем она снова повернулась ко мне.

― Ты можешь быть уверен, что я поддержу вашу семью в любых действиях, которые вы предпримете против вашего дяди и кузена.

― Спасибо, синьора.

Она прищурилась.

― Что случилось, синьор Розолини?

Она была проницательна, надо отдать ей должное.

― Просто… не лучше ли было бы оставить Джотто в живых для допроса? ― спросил я.

― Мы выяснили то, что нам было нужно. А после такого эпизода иногда лучше показать устрашающий пример, чем получить какие-то обрывочные сведения.

Я не был в этом уверен, но не стал высказывать свои сомнения. В конце концов, она была Доном мафии ― точнее, Донной. Великая Донна Cosa Nostra. Она управляла империей своей семьи железным кулаком с тех пор, как я был ребенком.

Но в одном я был уверен ― мой брат Адриано одобрил бы это.

Ему тоже нравилось убивать людей до того, как они были допрошены.

― Вы же понимаете, что Джотто мог быть не единственным предателем, ― сказал я.

Она нахмурилась.

― Прекрасно понимаю. Я об этом позабочусь.

Ну что ж.

Очевидно, она не любила, когда посторонние задавали вопросы о ее организации или о том, как она ею руководит.

Я подумал, что она злится на меня за то, что я перешел границы дозволенного, но внезапно ее голос смягчился.

― Я не должна была сомневаться в тебе, Массимо.

Я удивленно посмотрел на нее.

Употребление моего имени, тем более такой властной женщиной…

Это было как признание.

Как будто меня приняли в ее ближний круг.

А получить извинения от столь влиятельного человека?

Реже, чем полное солнечное затмение во время соединения всех планет.

Однако я не стал называть ее по имени, когда отвечал. Разница в нашем положении требовала, чтобы я обращался к ней с максимальным почтением.

― Не стоит сожалений, синьора.

Она одарила меня улыбкой мрачного веселья.

― Это было не столько сожаление, сколько констатация факта.

Я усмехнулся. Даже когда она просила прощения, она не говорила, что ей жаль.

― Понятно. Но сейчас мы должны позаботиться о вашей безопасности, а также всех членов вашей семьи.

Ее глаза расширились, и она задохнулась от ужаса.

― О, Боже…

― Что?

― Моя внучка…

Я точно знал, о чем она думает.

Если la Vedova хотели похитить, то велика вероятность, что могут похитить и ее единственного живого родственника.

Особенно после того, как Фаусто узнает, что его план по захвату la Vedova провалился.

― Где она? ― Спросил я.

― В Университете Ca’ Foscari.

Самый престижный университет в Венеции.

― Подожди, ― сказала la Vedova, а затем громко крикнула: ― Родериго!

Один из телохранителей просунул голову в дверь.

― Синьора?

― Позвони моей внучке, немедленно!

Мужчина достал телефон, бросившись к la Vedova.

Затем он набрал номер, включил громкую связь и протянул телефон, чтобы мы могли слышать.

Мы прослушали гудки.

Затем последовала запись молодого женского голоса.