Майор Бойцов желает познакомиться (СИ) - Коваль Лина

— То есть я еще и виновата? — дуюсь.

Вдруг все раздражает. И его ментовская правильность, и то, что критикует, и блондинка эта грудастая, поглядывающая в нашу сторону.

— Виновные наказаны, я уже сказал, — строго произносит Бойцов. — Надеюсь, больше повторять не придется. — Он разминает шею и поправляет кобуру. — Учись не перечить начальству, Завьялова. На службе это не приветствуется.

А как не перечить, если он не прав?

Затихаю, растирая под столом ледяные коленки.

— Вот и поговорили, — резюмирует Бойцов, отодвигая пустой бокал. Повернувшись в сторону бара, он поднимает руку: — Надо бы повторить.

Спустя еще пару раз «повторить»

— Ну, Завьялова. — Майор смотрит на меня с хитрым прищуром. — Рассказывай, из-за кого это ты, не считая родственничков-козлов, решила удариться в феминизм? Что это вообще за надобность такая? — Он иронично приподнимает бровь.

Я без конца перебираю пальцами пуговицу рубашки на вздымающейся от волнения груди.

— Не из-за кого. — Ежусь от холодных мурашек. Ноги можно резать без анестезии. — Обязательно надо из-за кого-то, что ли?

— У всего в жизни есть причинно-следственная связь.

Тимур грозит пальцем, за которым я слежу как за молотком на приеме у невропатолога.

— Значит, у меня ее нет. — Давлю звонкий смешок. — Я феминистка без причинно-следственных связей. А вы… Тимур Иванович, почему пришли в полицию?

Он вздыхает тяжело, будто не ожидал вопроса. Вновь поправляет кобуру.

— Потому что отец был капитаном.

— Был?

— Ну да… Погиб на службе, — говорит Бойцов абсолютно безэмоционально. Будто зачитывает сводку.

— Ясно, соболезную.

Он кивает.

Мы в сотый раз разглядываем друг друга. С каждым бокалом будто заново знакомимся. К примеру, никогда не замечала, что глаза у Бойцова вовсе не черные, а темно-серые. Цвета мокрого асфальта, если быть точной. С блестящими желтыми вкраплениями на радужке.

Ну и есть еще новость. У небритого подбородка майора появился конкурент — заманчивый ежик на голове, который тоже непременно хочется потрогать, пропустить сквозь пальцы.

Что-то мне подсказывает, волосы Бойцова, как и он сам, — только с виду жесткие, а на ощупь приятные и податливые.

Черт. Кусаю губы под тяжелым взглядом.

— А вы… давно были женаты? — ляпаю я не знаю зачем.

Тут же соображаю, что несу, и сжимаю ладони под столом.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — отвечает Бойцов мрачновато и трет щетину пальцами.

Да блин!

— Я в любом случае состарюсь, — безразлично пожимаю плечами. — Подумаешь! Просто интересно… почему разводятся с такими красивыми… как та девушка на фотографии?

Еще раз ласкаю взглядом крепкие руки и широкие плечи. И почему от таких мужиков уходят? Тоже интересно.

— Ты же будущий оперативник, Валерия. Должна знать, что по статистике с красивыми все в жизни случается чаще. И хорошее, и плохое. Особенно плохое.

— Ну да.

— Так что будь осторожнее, — вкрадчиво предупреждает Бойцов.

Лицо, кажется, вот-вот сгорит, как огарок свечи. Прикладываю к щекам прохладные ладони.

Это что, комплимент был? Тимур меня красивой считает?

— А лучше поскорее найди мужика, — советует он. — И посильнее, со стержнем. Или лучше с двумя. Чтоб и внутри, и снаружи, — хохочет.

— Вот давайте только без пошлостей, — дую губы, кладя дрожащие руки на стол.

— Тихо-тихо. — Тимур протягивает ладонь и сжимает мое запястье. — Неужели нравится ведра самой таскать? По ночам подушку мять от неприкаянности? Быть одинокой?

— Одинокой? — округляю глаза. Просто ушам своим не верю. — Это меня вообще возмущает. Вот вы… — Тянусь и импульсивно тычу в твердую грудь пальцем. — Вы одинокий, товарищ майор?

Он опускает голову и смотрит на мою руку. Снова обхватив запястье, убирает ее обратно на стол.

— Я — свободный. Это… совсем другое.

— Вот как?

Я сейчас на воздух взлечу от злости. Приглаживаю кудряшки у висков, чтобы успокоиться.

— То есть женщина без отношений одинока, а мужчина — свободен? — уточняю эту сексистскую чушь.

— Че ты завелась, как пила? — спрашивает Бойцов, откидываясь на спинку стула. Еще раз заинтересованно зыркает в сторону блондинки за соседним столиком и поигрывает челюстью. — Может, и мужики есть одинокие. Чудаков на свете нелеченных тыщи.

Эгоист проклятый!

— То есть женщине одиночество — грусть, тоска, серые тучи и розовый вибратор, а мужчине свобода — шум моря, встречный ветер и солнце над головой?

— Не я это сказал, — самодовольно улыбается Тимур.

Склоняюсь над столом и заглядываю ему в лицо:

— А может, я тоже свободная? Никогда не чувствовала себя одинокой.

— Хорошо, раз так. — Бойцов тоже придвигается.

Вздрагиваю от его близости и запаха туалетной воды, раздражающей рецепторы.

— Кхе-кхе… извините, пожалуйста.

Я резко поднимаю голову. Блондинка с обвисшей грудью (стараюсь быть объективной) возвышается над нашим столиком.

Бойцов лениво усмехается.

— Вы мне не поможете?

Как же тебе помочь? Тут и лифчик-то не справляется.

Хихикаю в бокал с пивом. Пора, наверное, завязывать с алкоголем. Еще ведь с места вставать.

Я молча наблюдаю за тем, как майор одним ловким движением открывает бутылку пива, с которой отлично справился бы получающий за это жалование бармен.

— Спасибо, — расцветает грудастая и прячет в накладном кармане джинсовой рубашки Бойцова смятую салфетку.

Подозреваю: с накарябанными цифрами мобильного телефона.

Не закатить глаза — подвиг. Поэтому отвожу их в сторону и улыбаюсь тому самому бармену. Парень молодой, не больше двадцати трех. Высокий брюнет. Он тоже улыбается, с интересом рассматривая нашу нелепую троицу.

— Пойду в туалет, — сообщаю я довольно громко, разворачиваясь и подхватывая сумку со спинки стула.

Блондинка довольно скалится, майор кивает.

Задираю подбородок и пошатываясь встаю из-за стола. Твою мать. Это оказывается сложнее, чем я думала.

Пытаясь держать верную траекторию, добираюсь до туалета. Первым делом закрываюсь и подхожу к зеркалу. Показываю своему отражению язык.

Красивая? Я бы не сказала.

Оставив сумку на тумбе у мойки, делаю мокрые дела, а затем закрываю крышку унитаза и плюхаюсь сверху.

Боже мой… Уже и забыла, что такое вертолеты. Веки сами собой смыкаются. В груди беспокойно бьется сердце, а во рту сушняк, от которого начинается противная икота. Я тысячу раз задерживаю дыхание, повторяя про себя: «Икота-икота, перейди на Федота. с Федота на Якова, с Якова на всякого…» Потом в алкогольным дурмане рассуждаю, чем же Федот с Яковом так провинились, что вся икота в старину доставалась именно им? Наверное, тоже были слишком свободными? Обнимаю себя руками и покачиваюсь.

Не знаю, сколько сижу в таком положении. Чуть не упав, я вскакиваю, когда слышу отчетливый стук в дверь.

— Стажерка Завьялова, — говорит Бойцов. — Отставить спать.

Поправив юбку, быстро дергаю щеколду.

Майор заходит внутрь и по привычке озирается. Нахмурившись, пялится на мои еще больше побелевшие от холода ноги.

— Почему не оделась?

— Не хочу. Так доеду.

— Где твои колготки?

— В сумке. — Я снова икаю.

Стены в туалете будто сужаются, и возникает ощущение, что Бойцов стоит ко мне вплотную.

— Доставай, — произносит он строго, становясь на одно колено.

— Зачем?

— Я их на тебя надену, Гвардеец.

— Вы что… Пётр Первый?

Майор смотрит снизу вверх, сжимает мою лодыжку.

— Я хуже, Валерия, но ты об этом не узнаешь.

Я достаю колготки из сумки.

— А та блондинка…

— Что?

— Она узнает? — Сонно зеваю.

Тимур на вопрос не отвечает.

— Садись уже, — приказывает грубовато, роняя меня на закрытую крышку унитаза.

— Ай! — пищу, потому что она снова холодная и, соприкасаясь с кожей, кусается. — Вы хоть раз это делали? — спрашиваю, передавая Бойцову аккуратный сверток.