Ива Одинец - Бестии
Есть один. У двери в приёмную.
Тут цветок стоял. Который уже год как сдох. А ещё раньше – аквариум. С тем же эффектом. Помню, Суханов Шахову жаловался…
Значит, измеряю правильно.
Но – не то. Далеко.
Не то что узел – хоть бы линия попала на подсобку…
Так. Теперь – сетку Карри. «Стены» найти легче. Пересекают линии Хартмана по диагонали, между собой перпендикулярны… Ага, вот. Полосочка второго порядка. Тридцать сантиметров в ширину – с северо-запада на юго-восток. Наискось через подсобку.
Маловато будет. Вот если б ещё одна – в пересечении… D-зона, как их называют.
А хоть бы и D-зона.
Мало.
Мало для источника такой свирепой мощи.
Та-ак… А что у нас по линиям Витмана?
Да то же самое. Ни одна не попадает.
Что сетка Стальчинского не в тему – без индикатора ясно, могла б не брать. В её G-зонах вода «живой» становится. А здесь – ничего живительного.
Линии Пейро, Альберта… нет, это уже мелочь. Погоду делают лишь решётки Карри-Хартмана. Особенно узлы. Мощней и хуже их влияют лишь подземные воды. Которые я искать не умею – но точно знаю: под этим районом их нет. Иначе «ЗИП» построили бы в другом месте.
Но даже подземные воды не дают такой страшной мощи. Такой леденящей жути, которой буквально тянет из подсобки.
Я свернула лист с распечатками. Машинально убрала в сумку.
Подошла к двери в подсобку.
Разгильдяйски распахнута. Как сломали замок ещё при Суханове – так и есть.
Крошечная – два на три – комнатёнка. Где и что тут может таиться?
А факты – налицо. Геопатогенки дают чёткую симптоматику: бьют по центральной нервной системе (падают память и работоспособность, возрастает раздражительность; на пустом месте возникают мигрени), по гормональной. Особенно по иммунной – всякие хронические вялотекущие и т. д. В худшем случае – онкология. В лучшем – бессонница или т.н. «мертвоподобный» сон, что не освежает, а истощает сильней тяжёлой работы. А судороги в ногах, жжение, зябкость, онемение конечностей, дистония… это уже так, мелочёвка.
Примеры.
Тиг. Спортсмен-экстремал, ещё и морж. На третий месяц пребывания здесь свалился с воспалением лёгких. Две недели в больнице. Не раз, входя с документами, замечала на столе пузырьки с иммуномодуляторами.
Суханов Георгий Валерьевич. Предшественник Тига. По вечерам частенько забегал к Шахову – принять коньячку. От бессонницы. Последние пару месяцев перешёл на корвалол. И из простуд не вылазил. Резко – меньше чем в неделю – уволился. По слухам – сердце. Странно. Из московского офиса, матёрый управленец – а тут за десять месяцев спёкся?
Суренцова Милана Кирилловна. Предшественница Суханова. Пять лет пробыла директором по внешнеэкономическим. Лично знать не довелось. Но, если верить местному радио ОБС (одна-баба-сказала) – страдала жесточайшими мигренями. Особенно в последние месяцы здесь. И даже в июне под строгие пиджачки надевала лишь водолазки – кашемировые или из ангоры. Дама хладнокровная во всех отношениях. Правда, стоило уйти в ЗАО «Элтима Метроникс» – вроде пошло на лад. Но инфа не проверена.
Все трое – трудяги. Буквально ночующие на работе. И как один – с бессонницей.
А ещё не будем забывать про Эльгу Ремез, бессменную секретаршу Суренцовой. Раздражительность, гормональные скачки, иммунитет ниже среднего… и это лишь то, что бросалось в глаза. А ведь сидела в приёмной. В подсобку заходила лишь забрать посуду. Её преемница Лиза к кардиологу ходит, как на работу. Двадцать лет девчонке! И ведь началось это безобразие уже здесь. И вряд ли потому, что так уж Суханов обижал. Тем более – Тиг.
А сами они имели обыкновение сидеть там до полуночи. За столом, что пожизненно стоит так, что сидеть приходится спиной к подсобке. Сдвинь кресло на метр вправо – по правой руке сидящего – спинка окажется точно в дверном проёме. Но и без того дозы будешь получать, как чернобыльский ликвидатор.
Совпадения?
Не слишком ли много?
Но откуда взяться аномалии? Этот несчастный узелок Хартмана в углу – мимо которого лишь пробегают?
Мало. Просто – тьфу.
Но жутью тянет…
Да ну тебя навзничь… Маньячка. Приключений захотелось.
Ещё бы. Шесть лет среди людей. Двухмерных – и глубоко нормальных. Озвереть можно.
Когда-то в детстве мы с друзьями нашли одно такое место. У самого дома. Находили и ещё – но в тот раз от пережитого ужаса отходили три дня.
Потому что там был генератор ультразвука.
А это идея. Вдруг – диверсия? Мало ли покушений на бизнесменов? То трубку отравой опылят, то опять же генератор за стенкой пристроят…
Типун тебе на язык. Ещё чего не хватало. Слава богу, что уехал…
А всё же – проверю.
Я не пропущу. Я знаю, как оно выглядит.
Проверила тумбочку с DVD. Напольную вазу. Даже диванчик – лёгкий, кожаный, из трёх секций – отодвинула. По частям.
Вот только в сейф не забраться.
А там и не прячут.
Нету.
А больше спрятать негде. Всё на просвет.
Ну не бывает ничего из ничего. Только глюки.
От чего? От пассивного курения?
У других, может, и не бывает. А у нас в Новоивлинске что угодно может быть. Не город, а заповедник фантазмов. Хоть «Секретные материалы» снимай. На три сезона хватит.
Пора наконец рискнуть – и войти с маятником.
Туфли оставила за порогом. Шпильки плавности не способствуют.
Ключ не качается. Ни по углам, ни в центре. Ни в поднятой руке, ни в опущенной.
Хм.
А если покачать мыслью?
А фиг вам.
Вот это пространство. Вот это плотность…
Если это геопатогенка – то в доску неправильная.
Веселуха. И так-то мороз по хребту. На улице светло – а здесь полумрак. Не включать же свет.
Терпи, исследователь непознанного. Главные критерии профпригодности: отсутствие брезгливости – и страха.
Взялась – соответствуй.
Та-ак. Что я ещё не пробовала?
Воду.
Босиком пробежала к столу.
Ну и крышка. Как примёрзла. Придётся одолжить у Тига… нет, уже у Панкова ножницы.
С тем же успехом могла бы побрызгать на пол водичкой из-под крана. Или «Спрайтом» из холодильника.
О'кей. Остаётся огонь.
В пучке, плотно обмотанном лейкопластырем – одиннадцать свечек. Загребла в церковном киоске все, что оставались. В принципе не обязательно церковные – но раз уж там оказалась…
Уверенно открыла нижний ящик стола. Тиг здесь держит сувениры с логотипом фирмы – для гостей. Ручки, брелки, органайзеры… должны быть и зажигалки.
Ну и бардак. Панков, что ль, наследство изучал?
Вместо сувениров – кипа бумаг. Визитница. С десяток гелевых ручек.
Без особой надежды сунула руку под бумаги.
Есть. Точно – зажигалка. А рядом – что-то ещё.
Зажигалка. Не из сувениров. Золотая, с гравировкой.
И – фото. Как на паспорт – и по размеру, и в смысле страшности. Что за мымра… Не может быть, чтоб Тиг оставил.
Ох и вкус у вас, Виталий Сергеевич…
Ладно, о вкусах не спорят. Тем более – об отсутствии.
Щёлкнула зажигалкой. Вернула вещицы обратно под бумаги.
Одиннадцать огонёчков. Соцветие. Или созвездие. В темноте красиво.
Сначала – поводить по углам. Вверх, вниз.
Потом – обвести окно.
И лишь на выходе – дверной проём.
Наклоняться неохота. Еще голова закружится. Да и не нужно. На уровне колен – доста…
Резкая боль в сердце. Будто воткнули спицу – и бьют молотком.
Ноги подломились. Грудную клетку сдавило – словно в рывком стянутой смирительной рубашке.
Свечки погасли разом. Раньше, чем упали на пол.
Совсем темно.
Или это в глазах…
Господи, да что ж такое… Чтоб у меня – и сердце?!
Дышать…
Глубже. Ровней. Мизинцы… жёсткий массаж. По десять движений.
Отпускает. Вроде бы.
Вдох. Ещё глубже…
Кашель.
Жесточайший приступ. Обдирающий стенки горла. Выворачивающий наружу больше, чем остаётся внутри.
Горло заполнилось чем-то, похожим на томатный сок – по вкусу и вязкости. Что бы это ни было – взлетело, как ртуть в термометре, прижатом к лампе.
Ещё одна попытка – не вздохнуть, прокашляться хотя бы… Лёгкие должны гонять кислород, а не кровь. Несовместимо с жизнью…
Кровь выплеснулась на грудь. В темноте белая блузка кажется облитой смолой. Такой же тягучий блеск – и медленное сползание. Но от смолы ткань не промокнет в считанные секунды – до самой кожи.
Только б в телефон не… точно, сотовый! На груди под блузкой – несмотря на все страшилки про излучение и т. д.
Но кому звонить?
Что с подсветкой… а-а, кровь. Уже залепила экран…
Звонок.
Кто меня услышал? По какому интуитивному каналу?
Неужто Тиг?!
– Зайчик, что делаешь?
(пытаюсь не подохнуть)
В горле хрип и бульканье.
– Зайчик! Не слышу.
Словно полстакана крови с размаху выплеснули на пол. Слишком вязкая, чтоб разлететься брызгами.
