Татьяна Алюшина - Моя нечаянная радость
– Не произноси при мне это слово! – убрав руку от губ, потребовала придушенным голосом Майка. – Меня тошнит от него!
– Что? Опять?! – обалдела мама.
– Что случилось? – На встревоженный возглас жены поспешил в кухню Лев Егорович.
– Лева! – расстроенная до слез, пожаловалась мужу мама. – У нее снова этот психоз начался!
– Да не может быть! – удивился Лев Егорович. – С чего? Майка, ты ж давно замужем и даже венчанная жена и вон, мать молодая!
– Да не знаю я! – злилась дочь.
– Что у вас тут происходит? – спросил Матвей, входя в кухню с сыном на руках.
– У нее снова боязнь свадьбы! – пожаловалась зятю совершенно расстроенная Лариса Анатольевна.
– И что, – спросил весело Батардин, – ты уже начала выискивать во мне недостатки? Я, случайно, не чавкаю за столом?
– Не смешно, – буркнула недовольно Майка.
– Что случилось? – Естественно, пришла и Лиза.
– У Майи рецидив свадебного синдрома, – пояснил Матвей.
– Это невозможно, – твердо заверила Лиза, – она уже замужем, и ей совершенно нечего бояться! – И нежно обратилась к сестре: – Правда, Майечка? Ты же не боишься свадьбы?
Майка прижала ладонь к груди и принялась усиленно дышать.
– Не говори этого слова! – сипло потребовала она. – Меня тошнит, и воздуха не хватает.
– Ну, вот! – чуть не плача, констатировала очевидное мама.
Тут заговорили все разом:
– Дыши глубже! – советовал испуганно Лев Егорович.
– Тебя сильно тошнит? – беспокоилась Лариса Анатольевна.
– А если не произносить этого слова, то ты себя нормально чувствуешь? – выяснял Батардин.
– Да перестаньте вы все! – повысив голос, потребовала строго Лиза, пытаясь перекричать эту какофонию. – Никакая это у нее не паника перед свадьбой! Может, она беременна…
В кухне мгновенно повисла тишина, и все Веснины с Матвеем во главе ошарашенно и вопросительно уставились на Майку, даже Ванечка серьезно посмотрел на мать.
– …или она съела чего, – закончила рассеянно свою мысль Лиза.
– Ой! – пискнула Майя и прижала ладонь к губам.
– Так! – скомандовал Лев Егорович. – Матвей, срочно везем ее к врачу. На тесты всякие, как показала практика, надежды никакой!
И все засуетились, зашумели, забегали по квартире.
Вскоре на стульях у двери кабинета гинеколога сидели в ожидании вердикта Лев Егорович, Лариса Анатольевна, Матвей, державший на коленях Ивана, а Лиза нервно ходила перед ними вперед и назад по коридору.
Дверь открылась, и Майя вышла из кабинета.
– Ну? – подскочил первым папа.
– Что? – поднялась следом за ним мама.
– Майка, не тяни! – потребовала Лиза.
– Ну, что, – вздохнула Майя и посмотрела на Матвея: – Кажется, мы приросли чадами.
– Что? – не понял Лев Егорович.
– Девять недель, – пояснила Майка, – два месяца беременности.
– Боже, как замечательно! – хлопнув ладонями от восторга, улыбалась Лариса Антоновна. – Какое счастье!
А Матвей шагнул к жене, обнял одной рукой за плечи, притянул к себе и поцеловал в лоб, отклонился, посмотрел и еще раз поцеловал коротко в губы.
– Да, счастье, – улыбнулся он, глядя ей в глаза.
– Ну, все? – строго поинтересовалась Лиза. – Мы все выяснили, теперь можно вернуться к делам и провести уже эту вашу свадьбу?
Все посмотрели на Лизу, и в возникшей неожиданно тишине Майка громко произнесла:
– Меня сейчас вырвет!
Матвей повернулся, посмотрел на жену, хмыкнул и вдруг расхохотался, откинув голову назад. Его тесть не удержался и рассмеялся вместе с ним, а за ними и теща с Лизой.
Они хохотали до колик, успокаивались, смотрели друг на друга, на мрачную Майку, переводившую взгляд с одного на другого, и снова заходились приступом смеха, а Иван радостно махал ручками и гукал, поддерживая всеобщее веселье.
Свадьба была прекрасной!
Майю в великолепном длинном шелковом кремово-сливочного цвета платье вел в зал Лев Егорович и передал ее руку Матвею. Молодожены повторили свои клятвы. На этот раз торжественно и продуманно и обменялись кольцами. Теми же, что надели друг другу на пальцы во время церемонии венчания.
Только теперь в виде сюрприза для них Лиза сделала у ювелира надписи внутри каждого кольца – «В благословенной любви». Немного высокопарно, но им понравилось – все-таки, как ни крути, а свела их и поженила Богородица.
Когда церемония закончилась, молодые повернулись к сидящим на стульях родным и близким, и Батардин, обнимая Майю за талию и прижимая к своему боку, сказал:
– Я не умею произносить речи и не люблю признаний на публике. Всегда считал, что говорить про чувства должны только двое друг другу, наедине. Но сегодня утром, готовясь к торжеству, я вдруг понял, что ни разу еще не признавался своей жене в любви. Мне казалось, что это настолько ясно и естественно, что и не заговаривал об этом. – Он повернулся к Майе Батардиной и слегка дрожащим голосом сказал: – Дорогая, больше года назад самым невероятным образом нас свело с тобой настоящее чудо, и я благодарен Судьбе и Богу, что это случилось, потому что ты единственная любовь всей моей жизни.
Майка приложила пальчики к губам, судорожно сглотнула, и на глазах у нее выступили слезы. Матвей посмотрел на нее, наклонился, поцеловал коротко в губы и повернулся к родственному собранию, по большей части активно утиравшему слезы.
– И поскольку мою жену тошнит от моих высокопарных речей, – усмехнулся он, доставая из кармана брюк несколько небольших сухариков, специально приготовленных бабой Глашей для того, чтобы снимать приступы тошноты у Майки, и протянул ей на ладони, – предлагаю всем начать праздновать.
А Майка, быстренько схватив с его руки сухарики, закинула их в рот и чмокнула мужа в щеку.
В пустой полутемной церкви скрипнула входная дверь, пропуская человека внутрь. Он медленно вошел, зажег от лампадки у входа большую свечу и прошел вглубь к Иконе.
– Ну, вот, Матушка, все и исполнили, что ты наказывала, две семьи уложились светлые, теперь и дети великие родятся, стране нужные, и любви во крат прибавится. И неведомо им, что сами душами своими услышали, друг друга нашли, притянули и соединились. Люди не меняются, и все им чудеса подавай небывалые, а того не разумеют, что все сами творят в жизни: и зло страшное, и чудо великое. А ты лишь направляешь, подсказываешь и помогаешь поверить.
Никон поклонился в пол, прочитал Богородичную молитву, поставил свечу на подсвечник и всмотрелся в лик плачущей Богородицы.
– Велики дела твои и чудны, – прошептал он.
И показалось ему, что где-то высоко под самым куполом раздался легкий серебристый женский смех, благодатью отдаваясь в его сердце…
