Вера Ветковская - Любовь под облаками
И все же Варя собрала две дюжины своих лучших рисунков и отнесла на конкурс.
— Варвар! Тебя взяли? — вскричала Галя, не поверив своим ушам. — Я знала, я всегда знала, что тебя ожидает великое будущее. Предчувствия меня никогда не обманывали.
Но Варя никогда не отличалась честолюбием. Великое будущее ее не манило. На лавры Кардена и Юдашкина она никогда не претендовала. Варя мечтала одеть самых обычных женщин, которые покупают себе обновки на многочисленных вещевых рынках — столичных барахолках. Скоро, скоро наступят цивилизованные времена, когда женщины станут регулярно посещать фирменные магазины одежды — «Наташа», «Ева», «Елена», — на каждой улице будет открыт такой маленький или многоэтажный «Женский мир». И из десятков моделей они смогут выбрать приглянувшийся костюм или платье. Это светлое будущее Варя и рисовала в своих мечтах.
Глава 23
Галя любит летать с Женечкой Голубевой.
Когда Женя на борту самолета, все внимание мужской части пассажиров устремлено на нее, а не на Галю, которую это внимание тяготит. Женечка не просто красавица, а ослепительная красотка. Непонятно, почему она не участвует в конкурсах красоты. Прими она в них участие — быть бы ей мисс Вселенной или мисс Галактикой.
И в самом деле, вторую такую красавицу не найти. Синие Женечкины глаза под темными длинными ресницами — истинно северные озера, губы — лук Афродиты, благородный, точеный нос, шелковистые каштановые волосы, туго схваченные простой аптекарской резинкой, лебединая шея, белоснежная кожа, изумительная фигура, словом, женщина — находка для поэтов!
И при этих многочисленных дарах Божиих — подвижный, острый ум, масса талантов... Женя отлично готовит, играет на скрипке, она — выдающаяся бегунья, в прошлом чемпионка своего родного Ростова-на-Дону в беге на какую-то дистанцию, вышивает гладью так, что залюбуешься!
Но почему-то до сих пор это сокровище не имеет на пальце обручального кольца. И это для Гали и для всего «Аэрофлота» — загадка. Хотя всем известно, что Женя Голубева уже несколько раз побывала в ЗАГСе, имея самые серьезные намерения, заполняла анкету, писала заявление, получала талоны в салон для новобрачных — но подходил день свадьбы, и что-то случалось: то ли выяснялось, что жених скрыл от нее существование внебрачного ребенка, то ли против Жени восставали родители нареченного, то ли любовь самой Евгении не могла перешагнуть через необходимые формальности... Одним словом, эта замечательная девушка, бывало, уезжала на такси от ЗАГСа за десять минут до звучания марша Мендельсона, удирала буквально из-под венца, оставляя полную церковь приглашенных на венчание, как какая-нибудь авантюристка, смывалась сразу же после примерки подвенечного платья, исчезала из дому, бросив взгляд на богато убранный стол.
— Женюра, неужели мы так и не погуляем на твоей свадьбе? — после третьей попытки это сделать спросила Галя однажды и получила ответ:
— Ах, Галочка! Кто бы знал, как мне самой охота замуж! Но все время что-то мешает, черт побери! Мужчины все какие-то душой неказистые, невзрачные.
— Может, это ты чересчур требовательная? — пробовала уличить ее Галя.
— Да что ты! Мне ничего от человека не нужно, только искренности, чтобы меня любили не за одну только рожу!
— Рожа и впрямь заслоняет все твои достоинства, — придерживаясь терминологии Жени, соглашалась Галя. — В таких глазах можно утонуть, а разве утопленник способен заметить твой ум... или услышать сонату Шумана в твоем исполнении?..
...Женечка начала давать информацию о полете в двухпалубном «Иле», а Галя обходила салон, чтобы проверить, все ли пристегнули ремни. Еще на телетрапе она увидела писателя Р., который, по словам ее матери, чуть не расстался навеки с женой из-за Федора Ступишина. Худое, желчное лицо прозаика было знакомо всем, кто мало-мальски интересовался современной литературой.
«Ишь, — подумала Галя, — летит отдыхать в Гавану после пережитых потрясений. Или в Люксембург. — Они летели через Люксембург. — А может, не отдыхать, может, на какую-то конференцию, которых сейчас пруд пруди...»
Лицо маститого писателя было искажено гримасой отвращения, адресованного, очевидно, не Гале... Гале же он сказал:
— Простите, вы не могли бы мне подыскать другое место?
Галя удивилась. Рядом с писателем сидел приятного вида американец, который еще на телетрапе поприветствовал ее на английском с американским акцентом. По виду — молодой профессор в темных очках, высокий, стройный, с прической-ежиком, которую, по ее наблюдениям, носили молодые американские ученые, в отличном темно-сером джемпере... Соседство вполне приятное, но Галя почувствовала, что Р. имеет претензии именно к этому симпатичному американцу.
— К сожалению, все места заняты, — мягко сказала она.
Р. вздохнул и позволил Гале пристегнуть себя.
— Please, help me[2], — обратился к ней американец, беспомощно вертя в руках привязные ремни.
Галя заметила, что писателя передернуло. Он отвернулся к иллюминатору, вместо того чтобы пожирать глазами заканчивающую информацию Женечку Голубеву, и уставился взглядом в предзакатные облака.
Самолет поднялся в воздух. С самого начала полета Галя почувствовала, что в этом рейсе будут какие-то незадачи. Ну, во-первых, этот Р., ерзавший в своем кресле. Во-вторых, подвыпившая шведка, попытавшаяся в проходе раздеться догола, — бригаде едва удалось предотвратить сеанс стриптиза и утихомирить скандинавку... В-третьих, Галю стал терзать американец.
Случались в полетах такие — выберут себе в жертву кого-нибудь из бригады и как начнут терроризировать бедную женщину! Сейчас Галя напрасно надеялась на Женюру, умевшую укрощать самых капризных пассажиров. Профессор хотел ее, Галю, и только ее. Видимо, он прочитал на ее лице следы образованности. Он и не думал кокетничать с Галей, не делал ей комплименты на своем американском-английском, не улыбался ей, не отпускал остроты, не таращил на нее глаза, пардон, очки — но требовал к себе повышенного внимания.
Не успели они подняться в воздух, как на коленях иностранца появился журнал с кроссвордом, который он с азартом принялся разгадывать.
Сначала он спросил у Гали фамилию автора романа «Жерминаль».
— Золя, — удивляясь невежеству «профессора», сказала Галя.
Писатель Р. раскрыл рот, очевидно для какой-то колкости, но сдержал себя и снова отвернулся.
Галя увидела, как американец печатными русскими буквами вывел в клетках:
— Зола.
— Золя, — поправила Галя.
— Сенк ю, — поблагодарил американец.
