Вера Ветковская - Любовь под облаками
— Классический тип деревенской женщины, так художественно запечатленный нашими писателями-деревенщиками, — тут же классифицировала бабулю Ольга Петровна. — Мудрая, добрая, бескорыстная. Раечка говорит, будь она настоящей писательницей, а не халтурщицей, написала бы хороший роман, а то и двухтомник о своей свекрови.
Прасковью Ивановну привезли в Москву маленькой девочкой. Большая семья староверов бежала из Вятской губернии от раскулачивания. Они были не фанатиками, а людьми, почитающими традиции и установления, по которым столетия жили деды и прадеды — вятичи. Прасковья Ивановна шестьдесят лет прожила в столице среди отпетых атеистов, но чудом сумела сохранить свою веру.
Вскоре Варя поняла, что ей посчастливилось получить в родственницы не лубочную старушку из патриархальной деревни, а мудрого наставника и путеводительницу в жизни. Да и характерами они были схожи. Галя возмутилась, услышав про родство душ:
— Что общего между тобой и этой древней бабулей, женщиной из другого мира, другого времени? Просто когда дошло до развода, Раиса завопила о сострадании к ребенку-сироте, а бабуля извлекла из сундука пожелтевший от веков «Домострой», где прописано: «Да прилепится жена к мужу своему, какой бы он дурак ни был».
С этим Варя не могла согласиться. Все было несколько иначе. Еще Раиса ей рассказывала, какой непутевый муж достался бабуле. Пил без просыпу, пропадал неведомо где месяцами, а потом как ни в чем не бывало возвращался. Она работала на фабрике, дворничихой в ЖЭКе, одна растила двоих детей. И вот однажды Варя спросила:
— И почему ты жила так долго с этим чудовищем, бабуля?
Прасковья Ивановна ответила очень просто и спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся:
— Какой кому муж даден, кому какой достался, с тем и живи. Я за него сама пошла, никто не неволил.
Варя запротестовала, пыталась бабулю вразумить. Тогда она еще относилась к старушке с нежной снисходительностью, так же как Роман, почитавший свою бабуленьку ценной реликвией, домашней и общечеловеческой. На худой конец, рассуждала Варя, можно было попытаться перевоспитать этого дикого мужика, выгнать его из дому. Прасковья Ивановна почему-то заступилась за мужа с явным сочувствием:
— У него было что-то на душе нехорошее, червячок точил, вот он и напивался. А трезвый он был человек хороший, детей любил.
Варя тогда махнула на бабулю рукой: что поделаешь, иная, патриархальная ментальность. Но долгие месяцы носила в себе и обдумывала ее слова. И вдруг высказалась как-то Ольге:
— А ведь она права. Я сама выбрала свою судьбу. И как за нее боролась! Преодолела столько препятствий, почти порвала с матерью и сестрой. Мы в ответе за наших близких и домашних. Не имеем права бросать их, если они несовершенны. Как ты думаешь?
— Конечно. Мы в ответе за тех, кого приручаем, — поразмыслив, процитировала начитанная Ольга.
Галина бурно протестовала, Ольга Петровна умоляла, тем не менее через полгода после дня рождения Романа две половинки тахты были вновь сдвинуты в широкое супружеское ложе, а ширма выдворена в угол комнаты до новых семейных катаклизмов.
— Мне нужно тебе рассказать что-то очень важное.
Галина еще войти не успела, как сестра потащила ее за руку в свою комнату, где в беспорядке были разбросаны по дивану и столам карандашные эскизы.
Заметив вспыхнувший в Галкиных карих глазах интерес, Варя ее успокоила:
— Не радуйся. Речь пойдет не о твоем любимом зяте. Разводиться с ним не собираюсь. Муж как муж. Не лучше других, но и не хуже. Брак просто перешел в новую фазу. Любви больше нет. Ее сменила привычка — терпение, бытовое сожительство.
Галю даже передернуло.
— Представляю, какими будут следующие фазы, — бросила она. — У нас в соседнем подъезде жена отравила мужа. Вот что тебя ждет.
Но Варя вовсе не хотела говорить о такой рутине, как ее собственная семейная жизнь. Варю сейчас занимали совсем другие проблемы, более глобальные.
— Ты знаешь, Галка, я стала много думать! — сообщила она сестре. — О своем будущем, о работе, о карьере.
Галина изобразила такое притворное изумление, что Варя расхохоталась:
— Да-да, ехидна, представь себе! У твоей сестрицы-квочки еще не засохли мозги, не распрямились извилины. Помнишь, как мы с тобой спорили раньше о женской судьбе, о предназначении женщины. Так вот — ты была права. Сейчас я полностью с тобой соглашаюсь. Никогда бы не смогла я стать матерью пятерых детей и хорошей женой. Все равно бы заскучала. А сейчас мне вдруг так захотелось работать, учиться, чего-то стоящего достичь в жизни. Ты не представляешь, как сильно это желание!
Галина внимательно слушала и вдруг усмехнулась:
— Эту ситуацию можно определить так: из пункта А и пункта Б одновременно вышли два пешехода навстречу друг другу. Я ведь тоже собиралась сказать тебе при случае, что ты была права. Стыдно вспомнить, какой я была высокомерной, самоуверенной дурой. А теперь признаюсь честно: мне тоже порой хочется этого примитивного, маленького, будничного счастья.
Но этот раз пришел черед удивляться Варе. Галка вовсе не синий чулок. У нее есть ребенок, был муж и какая-то вихрем промчавшаяся страсть. И все же по глазам сестры Варя видела, что та не очень счастлива.
— Наверное, решение проблемы где-то на полпути, между пунктами А и Б, где встретятся путники, — предположила она и смущенно поспешила перевести разговор на другое.
Ей не терпелось рассказать сестре, какие грандиозные события назрели в ее жизни, еще недавно такой убогой, предсказуемой, неинтересной. Как трудно угадать свое призвание!
Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Ее скоропалительный брак и рождение Сержика заставили бросить институт. За эти годы истинное призвание созрело, окрепло и властно заявило о себе. С детства Варя шила — платья куклам, халатики матери и сестре, потом платья по выкройкам из «Бурды». Но больше всего ей нравились воплощения собственных фантазий. Все считали ее занятие очень полезным хобби и, возможно, прибавкой к скромному семейному бюджету в будущем.
Но Варе все больше нравилось шить. Она испытывала что-то вроде вдохновения, когда брала в руки красивую ткань и представляла себе будущее платье. Это представление требовалось запечатлеть. Варя хватала карандаш, лист бумаги и набрасывала будущий силуэт. Вскоре это стало привычкой. Варя даже завела специальный альбом, потом другой.
Она выбрала текстильный институт, хотя Ольге Петровне и Гале он казался слишком прозаическим. Когда на втором курсе началась специализация и объявили о наборе в группу модельеров, у Вари даже заныло сердце. Это была ее мечта. Скорее всего, несбыточная. На эти места претендовали выпускники художественной спецшколы. Она же в свое время не догадалась всерьез заняться рисованием. Родичи сватали ее в медицинский.
