Татьяна Маркина - Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить
— Ну, уж не скажи. По-моему ты до сих пор смотришь на Ленку Петрушенко особенным взглядом, когда ее видишь. Так бы и выцарапала твои зенки.
— Аврора, не смеши, прошло три года, какой такой взгляд?
— Ага, ты считаешь дни с того времени, значит, ничего не забыл!
— А ты в то время с кем ходила? — пошел в наступление Александр.
Тане было смешно смотреть на их милую перебранку, нормальные ведь люди, как они могут дружить с таким негодяем, как Максим?
А Максим не заставил себя долго ждать, и как только выздоровел, тут же появился, соскучившийся, ласковый, обольстительный.
Глава 16
Еще не властвует весна,
но снежный кубок солнцем выпит!
И. АнненскийДевушки договорились с Таней, что она предоставит им свою кухню, чтобы налепить пельменей. Конечно же, она не возражала, девчонкам не придется мешать на кухне своим матерям, да и морозильная камера в холодильнике у нее практически пустая.
Вчетвером, с Мариной, Любой и Светой, они полдня провели на кухне. Большего количества народа ее кухня вряд ли бы вместила, и когда вечером забежала Аврора забрать часть уже замороженных пельменей к себе, и хотела помочь им прибраться, стало так тесно, что они отправили ее скорей домой, а сами, убравшись, сели пить чай. Интересно, насколько быстро они забудут о ней, когда Максим бросит ее? И смолчит ли Аврора? С тех пор как заболел Максим, Аврора стала часто заглядывать к Татьяне, они еще не стали закадычными подругами, но о прежней неприязни давно было забыто. Аврора призналась Татьяне, что очень удивлена отношением к ней Максима. Она разоткровенничалась, что у Макса девушки не задерживались больше, чем на пару-тройку месяцев, так что Татьяна держит абсолютный рекорд. Этот факт восхищал Аврору, с опозданием она разглядела в Татьяне не назойливое приложение к Максиму, а отдельную личность, способную удержать возле себя такую яркую фигуру, как Макс. Но о Максиме они разговаривали мало — находили более увлекательные темы для разговора. Тане импонировала в Авроре неуемная энергия, потребность в действии, но Авроре не хватало чуткости, женственности, нежности, может, поэтому она и тянулась к Тане. Если она наконец-то освободится от Максима, то, несомненно, будет скучать по Авроре.
Утро восьмого марта было ясным, набиравшее силу солнце обещало растопить небольшой утренний морозец днем. «Погодка, как раз то, что надо», — сказал Максим, проходя на кухню, где Таня допивала чай перед походом. Она отдала пакет с пельменями Максиму, пошла в прихожую — одеваться. Он положил пакет в свою сумку, в которой бренчали бутылки, и последовал за ней. В полумраке она не разглядела, что алеет между сапогом и курткой, словно свисает что-то из рукава. Она включила свет. В ее зимнем сапоге, как в вазе, на высоком черенке стояла ярко-красная распустившаяся роза. Максим ласково пожурил:
— Танюшка, носки-то стирать надо и ноги иногда мыть, а то смотри, развела в сапогах оранжерею.
— Очень смешно, — строго сказала Таня, но не смогла сдержать улыбку, было приятно, — ее нужно поставить в вазу.
Они вернулись на кухню, устраивать свою розу.
До места добирались на трамвае, вышли на следующей остановке после Дачной, и пошли по лесу в противоположную от реки сторону. Максим шел впереди по узкой тропинке, протоптанной в снегу, за ним проваливающейся походкой, в валенках шла Таня. Двигались минут пятнадцать, погрузившись в приятную задумчивость, вызванную очарованием снежного покрывала, переливавшегося всеми оттенками. В лесу снег оставался чистым и нетронутым. Максим на мгновение замер на развилке и свернул налево. Натоптанная поначалу тропинка стала скудеть и, еще немного пропетляв, растворилась между деревьями. Максим сделал еще два шага по снежной целине и повернулся к Татьяне:
— Так, мы пошли не туда, нужно возвращаться.
— Ах, ты Иван Сусанин, завел в непроходимую чащу, — набросилась на него Таня и толкнула обеими руками в грудь.
Максим отступил назад, но его нога застряла в снегу и он сел в сугроб, не выпуская сумку из рук. Ему пришлось немного побарахтаться, чтобы выбраться из снежного плена. Таня рассмеялась. Максим оставил сумку в снегу, и, поднявшись, пригрозил:
— Ну, теперь держись, Пенелопа, я тебя в сугроб зарою!
Таня была готова к такому повороту событий и предусмотрительно проверив, что сзади ровным слоем лежит снег, сама упала на спину. Максим этого не ожидал. Он подождал, что она будет делать дальше.
— Ну вставай уже.
— Нет уж, — Таня помотала головой, она утопала в снегу.
Какое чудесное ощущение — лежать в мягком снегу и смотреть на небо сквозь ветки берез. В последний раз она так беззаботно валялась еще когда училась в школе. Если лежа на снегу примять снег по всей длине рук, то остается отпечаток гигантской бабочки.
Максим немного помялся и сказал:
— Вставай, я тебя не трону.
— Сейчас, я бабочку сделаю.
Таня немного похлопала снег руками чуть выше и ниже уровня плеч, потом протянула правую руку Максиму:
— Помоги мне, чтобы отпечаток не испортить.
Максим наклонился и, поймав ее руку, рывком поднял ее из снега. Встав на ноги, она развернулась полюбоваться своим произведением.
— Разве это бабочка, это стрекоза какая-то, — усмехнулся Максим, — смотри как надо.
Максим лег напротив Таниной «бабочки» на спину и стал делать широкие взмахи руками по снегу. Помахав так несколько раз он осторожно поднялся, не опираясь руками в снег.
— Вот это я понимаю, — гордо сказал он, придирчиво рассмотрев свою «бабочку».
— Не похоже, — возразила Таня, — ты руки над головой почти соединил, у тебя получился какой-то одуванчик. Смотри как надо.
Таня отошла в сторону, и опустилась в снежную целину. Максим растянулся рядом, они помахали руками.
— Смотри, какое небо красивое, — остановился Максим.
Таня тоже замерла. Небо было разделено пополам: пронзительная синева с одной стороны и застывшая облачная рябь — с другой.
— Эти облака называются слоистыми, да? — спросила Таня.
— Понятия не имею, ты учитель, тебе лучше знать, — он как будто устыдился за проявленную сентиментальность.
Таня не стала обращать внимания на его слова:
— Я как будто лечу, даже вставать не хочется.
— Замерзнешь ведь.
Максим поднялся и подал руку Тане.
— Ну хоть что-то похожее на мотылька, — оценил он Танину работу.
