Дениз Робинс - Больше чем любовь
Но, несмотря на все это, я ни о чем не сожалела, стараясь придерживаться своего основного принципа: никогда не жаловаться и не заставлять его делать то, чего ему не хочется, или то, что он делать не в состоянии. В основном это было связано с его маленькой дочкой.
Роберта была его дочерью, и поэтому я думала о ней с нежностью и очень жалела, что никогда не смогу с ней познакомиться. Но она все-таки была и ребенком Марион, и кроме того, она постоянно отнимала у меня Ричарда. Бедное дитя, она не знала, что такое для меня ее каникулы! При мысли о них у меня начинало сосать под ложечкой. С началом каникул Ричард на некоторое время исчезал из моей жизни, с началом очередного семестра он вновь возвращался.
Конечно же, я ревновала… Глупо, но я завидовала Берте, которая проводила с ним долгие недели в Рейксли. Или, когда она приезжала в Лондон, Ричард возил ее на концерты и спектакли, а ведь, если бы не она, рядом с ним могла бы быть я!
С моей стороны было нехорошо и неразумно ревновать Ричарда к ребенку. Но я всего лишь человек и так люблю его, что хочу, чтобы он принадлежал только мне.
Я знала, мне будет очень тяжело согласиться с тем, что мы сможем видеться только тогда, когда позволяют время и обстоятельства. Но по крайней мере я была уверена, что он любит меня, так как он никогда не давал мне повода усомниться в этом. Несколько раз он с сожалением говорил, что несвободен и не может жениться на мне, но я убеждала его, что вполне довольна своей жизнью. Видимо, он чувствовал, что это не так. Но, как правило, мы избегали обсуждать эту тему.
Однажды мы собрались на уик-энд в Нью-Форест, мы оба очень любили это место. Марион должна была куда-то уехать, а в Рейксли намечалась генеральная уборка. Ричарду, как и мне, нравилось бывать в лесу ранней весной, и мы решили провести выходные на свежем воздухе, как всегда, остановиться в маленькой деревенской гостинице, где нас вряд ли увидел бы кто-нибудь из его знакомых.
Хорошо, что хоть мне было не о чем беспокоиться. За мной никто не следил, никого не заботила моя жизнь, разве что моих старых друзей, Китс Диксон-Родд и Кэтлин. Но им я доверяла. Хотя имя Ричарда им было неизвестно, они только знали, что я живу с женатым человеком. Мне было незачем скрывать это от них. Они этого не одобряли. Особенно Кэтлин, так как ей очень хотелось, чтобы я вышла замуж и была счастлива. Но она и Китс согласились с таким положением вещей, потому что, я думаю, мне удалось убедить их, что я люблю этого человека и скорее останусь его возлюбленной, чем выйду замуж за кого-нибудь другого.
К тому времени я уже работала секретарем у доктора Кейн-Мартина. Ричард хотел, чтобы я бросила работу и согласилась быть на его содержании, но я отказалась.
– Ничто не заставит меня стать содержанкой, – как-то сказала я ему со смехом. – Ты можешь иногда делать мне подарки, но на жизнь я буду зарабатывать сама.
Он заметил, что такое решение очень характерно для меня – я принадлежу к той категории людей, которые отдают все, а взамен не получают ничего. Но благодаря его заботам я ни в чем не нуждалась и даже часто спорила с ним из-за того, что он тратил на меня слишком много денег. Очень скоро у меня было все, чего только могла пожелать душа, включая самый лучший проигрыватель, любимые пластинки, книги, цветы и еще много всяких вещей, которые, по мнению Ричарда, хотелось бы иметь каждой женщине.
Он совершенно избаловал меня, хотя считал, что у меня ничего нет. Действительно, в сравнении с роскошным домом, драгоценностями и дорогими мехами Марион у меня не было ничего. Но я имела то, в чем нуждалась больше всего, то, от чего она отказалась. Любовь Ричарда… его сердце… его душу.
Перед поездкой в Нью-Форест я очень устала, была взвинчена и с нетерпением ждала, когда мы вместе с Ричардом наконец отправимся за город. После бесконечно длинной зимы, проведенной в Лондоне, человек всегда чувствует себя не лучшим образом, нуждается в отдыхе и смене обстановки. Ричард надеялся, что ему удастся освободить еще и понедельник, я договорилась о том же, так что у нас впереди было целых три дня.
Каждая такая поездка становилась для нас новым медовым месяцем. Мы не могли встречаться часто, особенно зимой, когда Марион была в Лондоне и Ричарду приходилось жить в их городской квартире. Изредка, по вечерам, ему удавалось вырваться на площадь Маркхем. Тогда из печального, одинокого жилища мой дом превращался в маленький райский уголок. Я жила в ожидании таких вечеров. И он тоже. Бывало, я с радостью замечала, как он сбрасывает с себя груз усталости и уныния, будто пальто в прихожей… как расправляются морщинки вокруг глаз и губ… и он говорит мне, что только здесь может найти покой и отдых. Ричард признался, что каждый раз, поднимаясь по лестнице моего дома и подходя к двери квартиры, он чувствовал, что для него открываются врата рая.
В последнее время он не мог навещать меня, потому что у Роберты были пасхальные каникулы, а потом он ездил в Скандинавию. Мы не виделись полтора месяца, и эта поездка была для меня как дождь после засухи. Ожидание этих редких поездок придавало новый смысл моей жизни: появлялась надежда, что впереди меня ждет нечто необычайно прекрасное. Такое ожидание очень много значит для любящей женщины. Думаю, я смогла бы вынести любые невзгоды и трудности, зная, что впереди у меня встреча с Ричардом.
В пятницу, вернувшись с Харли-стрит, я обнаружила телеграмму. Она лежала на коврике у двери. Какое-то время я с удивлением смотрела на нее. Я не ждала телеграммы (если только это не было очередное послание от Ричарда… он отправлял мне телеграммы из самых разных мест Англии, из-за границы, потому что он редко писал письма). Но он должен рано утром заехать за мной, и ему незачем присылать телеграмму, если только… Сердце у меня екнуло… если только он не сможет приехать…
Разорвав желтый конверт, я прочитала:
«Страшно сожалею, но наш уик-энд откладывается, позвоню позднее. Р.».
Я вошла в гостиную и села. Мне хотелось плакать. Я уронила на пол коробку с новой блузкой, которую хотела завтра надеть с брюками. Очень красивая, веселенькая блузка, в красную и белую клетку. Ричарду нравилось, когда я носила яркие вещи спортивного стиля. Как-то он сказал:
«Роза-Линда, никогда не надевай черное! Кто бы ни умер, не носи траур. К твоей белой коже и темным волосам идут только яркие цвета!»
Теперь я не смогу надеть мою клетчатую блузку. И завтра я никуда не поеду. Мне будет совершенно нечего делать – я даже не взяла никакой работы на дом. Боже, как медленно будет тянуться время! Как ужасно!
Я посмотрела по сторонам. Тюльпаны в фарфоровой вазе на моем столе печально опустили головки. Они завяли, пока меня не было.
