Дениз Робинс - Больше чем любовь
Теперь я не смогу надеть мою клетчатую блузку. И завтра я никуда не поеду. Мне будет совершенно нечего делать – я даже не взяла никакой работы на дом. Боже, как медленно будет тянуться время! Как ужасно!
Я посмотрела по сторонам. Тюльпаны в фарфоровой вазе на моем столе печально опустили головки. Они завяли, пока меня не было.
В комнате было пыльно и не убрано. Теперь у меня появилась помощница – очень милая женщина миссис Минкин, которая приходила каждое утро. (Я оставляла ей ключ под ковриком у двери.) Но она сказала, что сегодня не сможет прийти, потому что у нее болен сын. Обещала зайти и навести особый блеск завтра, когда меня не будет.
Теперь я проведу весь день дома.
Интересно, что заставило Ричарда отложить наш уикэнд? Я чувствовала, что его задержало что-то серьезное.
Может быть, Марион? Да нет. Марион не должно быть дома. Но за два года моей жизни с Ричардом я узнала, что его жена – женщина капризная и, хотя она не любила его, ей иногда нравилось пользоваться своими правами и удерживать его дома или устраивать ему сцены, если он не соглашался с ее планами. И еще я знала, что Веллинги для Ричарда были настоящим мучением… Леди Веллинг жила слишком близко от дочери и всегда во все вмешивалась, вечно командовала: сделайте то, сделайте это – и была очень недовольна, когда Ричард пытался уклониться.
Я могла только предполагать, что его задерживает какое-то семейное обстоятельство, но от этого мне было не легче. Слезы текли у меня по щекам, хоть я и понимала, что плакать глупо, но я сидела и думала о том счастье, которого буду лишена. В тот вечер я даже есть не могла, только бесцельно бродила по квартире и ждала, что Ричард позвонит.
Я знала, что мне сразу станет легче, когда я услышу его голос. Он все объяснит и успокоит меня, мы вновь договоримся о встрече, и тогда я уже не буду так несчастна.
Дорогой Ричард! Куда ни посмотришь, меня повсюду окружали знаки его любви.
Например, моя спальня теперь разительно отличалась от той, которую мне помогла обставить миссис Диксон-Родд. Теперь эта комната напоминала комнату замужней женщины: тут стояла двуспальная кровать, обтянутая светло-серым стеганым атласом (мы с Ричардом вместе выбирали), а на окнах висели тоже серые мягкие атласные шторы. Стены выкрашены в нежный персиковый цвет, а над камином висела очаровательная картина Дега, изображающая сцену из балета. На туалетном столике – подарки Ричарда: расчески из слоновой кости, большой флакон французских духов, прекрасное раскладное зеркало; на стене – изящное бра в форме свечей, под шелковым абажуром с оборками.
Ричард превратил мою скромную комнату в прелестную и даже роскошную спальню, потому что всегда старался сделать так, чтобы меня окружали красивые и уютные вещи. Он хотел, чтобы я переехала в более просторную и дорогую квартиру, но я тоже отказалась. Я могла позволить себе лишь эту небольшую квартиру на площади Маркхем и была решительно настроена сохранить свою финансовую независимость. Когда бы мы ни начинали обсуждать этот вопрос, он смеялся и в конце концов уступал.
– Ты моя маленькая упрямица, но я восхищаюсь твоим упорством, – говорил он.
Правда, я соглашалась носить тонкое обручальное кольцо, на внутренней стороне которого были выгравированы его имя и дата нашего первого приезда во Фрайлинг. В те дни, когда я надевала кольцо, я называла себя миссис Браун, потому что это было необходимо – для миссис Минкин или когда мы ездили куда-нибудь с Ричардом. Но это не имело для меня никакого значения, ведь он любил меня и ему никогда не было скучно со мной. Он, как и раньше, мой.
– Теперь ты – неотъемлемая часть моей жизни, Роза-Линда, – недавно объявил он мне. – Я не мыслю своей жизни без тебя. Спасибо тебе за доброту и нежность, которыми ты наполнила этот унылый мир.
Я сказала ему, что это он превратил мою печальную жизнь в чудо. Мир не казался пустым и унылым, когда мы были вместе. Он расцвечивался радужными красками, потому что у нас были общие интересы… вкусы… музыка, балет и эти волшебные вечера, которые мы проводили у меня или где-нибудь за городом.
Конечно, иногда мне было очень обидно, что я не могу поехать с ним за границу, но Ричард сказал, что об этом не может быть и речи. Когда он уезжал по делам туда, где его очень хорошо знали, он мог взять с собой только жену. Из-за ребенка ему совсем не хотелось рисковать и портить отношения с женой, и я никогда не спорила. Я только радовалась его письмам и телеграммам и представляла себе те места, где он находится.
Прошлой зимой он уезжал в Канн с Марион и ее родственниками на целых две недели.
Ужасно – просто сидеть и ждать. Целых две недели не видеть Ричарда и лишь изредка получать от него письма. Я была лишена даже самой маленькой радости – написать ему, а мне так хотелось. Но мы решили этого не делать. Письма могли попасть в чужие руки. Когда он был в Канне, я помню, как дала волю своей лупой фантазии и прямо воочию видела его на роскошных, залитых солнцем пляжах Ривьеры вместе с Марион – его красавицей женой. Хотя он мог бы поклясться мне, что они никогда не спят в одной постели и между ними нет никакой близости, я, безумно влюбленная в Ричарда, поверить не могла, что Марион не питает к нему никаких чувств, а он абсолютно равнодушен к ней. Я думала, он что-то скрывает от меня, чтобы пощадить мои чувства. И тогда начинала убеждать себя, что Ричард не будет лгать мне, это на него совершенно не похоже, и что я глупо, беспричинно ревнива, что сама по себе такая ревность была предательством. Но хоть я и упрекала себя, я не могла избавиться от гнетущего страха, что он принадлежит мне не целиком.
Бывало, во всех иллюстрированных журналах я просматривала колонки светской хроники, прежде чем эти журналы попадали в комнату, где пациенты доктора Кейн-Мартина ожидали приема. Однажды я увидела фотографию из Канна: «Мистер Каррингтон-Эш со своей очаровательной супругой». Помню, как я схватила журнал, впилась глазами в фотографию и почувствовала, что вся дрожу. На фотографии был мой любимый, мой дорогой, мой милый Ричард, в сером костюме, с сигаретой он сидел за маленьким столиком под полосатым тентом и пил аперитив, с улыбкой глядя на Марион. А она улыбалась ему… Как я ее ненавижу! Я внимательно рассмотрела ее – ухоженные светлые волосы, солнечные очки, прекрасно сшитое льняное платье и жакет, в тонкой изящной руке – бокал, который она подносит к губам. Она смотрела на Ричарда так, будто она любит его… моего прекрасного, милого Ричарда, а может быть, так оно и есть… Я сказала себе, что глупо обманываться ее улыбкой или дружеским настроением этого снимка. Все это напускное, «для прессы», реклама для светской красавицы. И улыбка Ричарда тоже ровным счетом ничего не значит. Но как же я ненавидела Марион Каррингтон-Эш и как мне хотелось, чтобы Ричард скорее вернулся в мои объятия!
