С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя

— Тебе не нужно извиняться. Это твоё будущее, и тебе с ним разбираться, а не мне.

Она хмурит лоб.

— Я надеялась… может, пока я разбиралась с этим, ты тоже с чем-то разобрался?

— Например? — спрашиваю я.

Она смотрит на свои руки и кусает губу.

— Я думала, может, ты тоже хочешь сказать что-то мне. Или спросить?

Непонимание тревожными обручами стискивает мои рёбра. Что, по её мнению, я должен сказать ей, когда она уезжает, а я остаюсь?

— Я не уверен, чего ты от меня ожидаешь, — медленно отвечаю я. — Ну кроме того, что я счастлив за тебя, Руни, и за все те великолепные вещи, что ждут тебя. И… для меня честь быть даже временной частью твоей жизни, пока ты не вернулась на путь погони за этим ярким будущим.

— Аксель… — она качает головой, моргнув так, будто я её шокировал. — Я никогда не была так счастлива, как здесь. Я люблю все то, что мы выстроили во всех смыслах слова, хотя я никогда не ожидала, что это случится. Откуда ты взял идею, что мы что-то временное? Мы разделили такую… безопасность, доверие, любовь. Разве нет?

— Конечно, — говорю я ей, проглатывая ком в горле. — Но ты сама мне сказала, иногда любви недостаточно.

Её глаза наполняются слезами.

— Ч-что ты хочешь сказать?

Мне так сильно хочется сказать, что я беру свои слова назад, что я уверен в том, что нашей любви достаточно. Что когда Руни вернётся к своей настоящей жизни, то, что мы делили, всё равно будет ощущаться реальным. Что всякий раз, когда она приедет в гости, когда я наберусь смелости для визита к ней, это будут лихорадочные, любящие, насыщенные недели за часы и попытки извлечь из этого максимум, пока она не приедет сюда насовсем.

Но что насчёт моих жалких социальных способностей? Ужасно разговариваю по телефону, скуп в сообщениях. Что насчёт моей необходимости оставаться дома, в моём пространстве? Отшельник, затворник, одиночка. Что насчёт того факта, что я едва могу поддерживать отношения на расстоянии с моей понимающей семьей, что уж говорить о женщине, которая процветает от прикосновений, разговоров и интимной связи?

Что насчёт её потребностей, которые не были удовлетворены людьми, которые должны были любить её лучше всех? Что насчёт того, когда она причиняла боль себе, пытаясь любить их в ответ с обманчивой «я-в-порядке» улыбкой и её упрямой решимостью наладить всё, если она приложит достаточно усилий? Что, если мы станем такими — искажёнными и травмирующими (последнее, чего я хочу), и наша любовь начнёт вредить ей?

Что, если мы попробуем, она уедет, вернётся и больше не захочет меня?

Я смотрю на свои руки.

— Я говорю, что нам лучше позволить этому закончиться. Если ты захочешь меня после того, как снова побудешь в настоящем мире, повидаешь всё, что там есть, то я буду здесь.

Она отшатывается, будто я её ударил.

— «Повидаю всё, что там есть»? Аксель, я не присматриваюсь к вариантам. Я люблю тебя.

Слыша эти слова, я хочу взять их в руки и крепко сжать. Я хочу, чтобы они неразрывно связали нас. Я хочу верить, что они сильнее любой внешней силы, которая может на нас обрушиться. Но я знаю. Я знаю свои ограничения, и я знаю её вредоносные тенденции. И я так боюсь, что любви друг к другу окажется недостаточно, чтобы преодолеть это.

— Я тоже тебя люблю, Руни. Поэтому и говорю это. Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я счастлива. Ну, или была счастлива пять минут назад. Ну то есть, я пи**ец как нервничала, потому что отношения на расстоянии — это непросто, и за последние недели ты ничего не говорил. Например, «Эй, Ру, я хочу, чтобы у нас всё сложилось. Приезжай сюда как можно чаще. Или, чёрт, я буду прилетать к тебе». Но теперь, — говорит она, вытирая слёзы, — я понимаю. Ты ничего не говорил, потому что не хочешь, чтобы у нас сложилось. Ты хотел меня лишь тогда, пока я не требовала работы, пока я была удобной, а теперь, когда это прекратилось, ты рвёшь отношения.

Эти слова вызывают едкую и резкую боль, будто моё сердце — один сплошной порез от бумаги, а её ответ — чистая кислота.

— Это неправда. Я ничего не рву. Это завершается само собой. Ты уезжаешь обратно. Я остаюсь здесь. Это естественный конец.

— Но всё не должно быть так! — восклицает она. — Всё кончено, потому что я на время уезжаю? Потому что у меня квартира в Калифорнии? Хрень собачья, Аксель. Ты говоришь так, будто дело в моём отъезде. Но тебе пора принять свою роль в этом. Ты отстраняешься. Ты отталкиваешь меня.

«Потому что мне так надо, чтобы справиться. Потому что если я прочувствую всё это, я утону и утащу тебя за собой».

— Я здесь, Руни.

Она качает головой.

— Нет, не здесь. Ты ведёшь себя как парень, с которым я познакомилась в начале, а не как мужчина, которого я узнала. Не как мужчина, за которого я вышла замуж.

— Пожалуйста, не говори так, — рявкаю я, ибо это ранит слишком глубоко. — Мы поженились не по любви. Это не настоящее.

Она смотрит на меня — глаза мокрые, подбородок дрожит.

— Не настоящее? Если это для тебя не настоящее, тогда что? Ты показал мне, что любил меня, даже когда моя жизнь пребывала в бл*дском раздрае. Ты помог мне почувствовать себя храброй, признать эту правду и попросить о любви, даже когда всё станет сложнее. А как только я пользуюсь этим шансом, ты вырываешь эту любовь из моих рук.

Слова ускользают из моего мозга как сквозь решето. Я в ужасе смотрю на неё. В ужасе из-за того, что причинил ей боль, тогда как всего лишь хотел любить её так, как она того заслуживает. В ужасе от того, чего боялся всегда: что моя любовь — не та, которая ей нужна; что лучшее для меня — не лучшее для неё.

— Поговори со мной, — умоляет она, хватая меня за куртку. — Пожалуйста!

Я инстинктивно отшатываюсь и пячусь назад, пока не встаю вне пределов её досягаемости. Я паникую, я так сбит с толку и ошеломлён, что как будто готов выползти из собственной шкуры, если ко мне прикоснутся.

Руни с болью и обидой смотрит на меня. Её лицо искажается. Затем она берёт рюкзак, закидывает на плечо и убегает с поляны.

Впервые я не беспокоюсь о том, как Руни найдёт дорогу домой.

На сей раз это я потерян.

***

Через несколько часов, преодолев дорогу до дома и ничего не запомнив, я вхожу в дом, зная, что она уехала. Я плюхаюсь на стул и тру лицо; резкая, горькая боль скручивает меня изнутри, когда мои мысли становятся унылыми и отчаявшимися.

Мой телефон пиликает, и это сильно раздражает, поскольку я ненавижу этот звук и всегда стараюсь оставить устройство на виброрежиме. Я достаю телефон из кармана, готовясь переключить на беззвучный, но тут вижу на экране уведомления от электронной почты. Уведомления, которые я игнорировал, потому что был слишком занят, упиваясь каждым моментом с Руни.

Я так отчаянно желаю отвлечься от гложущей боли, нарастающей внутри, что разблокирую экран, готовясь погрузиться в подавляющие административные детали и давно игнорируемую корреспонденцию. Счета. Ещё больше счетов. Мой агент, подталкивающий меня (вполне по праву) и желающий узнать, когда будут новые картины.

— Скоро будет много синего и капец какого депрессивного, Эмори, — бормочу я, листая почту. — Сплошь синее, чёрное и серое и…

Мои мысли резко обрываются, когда я вижу тему письма и отправителя. Я вижу новое письмо от исполнителя завещания дяди Якоба. Я открываю письмо и начинаю читать.

«Дорогой мистер Бергман, — значится там. — Ниже прикреплён конфиденциальный файл, который ваш дядя просил переслать вам в первое 13 декабря после заключения вашего брака. Я выражаю свои сожаления, ибо сначала файл не отправился, и теперь я высылаю его заново. Прошу принять мои глубочайшие извинения за задержку».

Нахмурившись, я нажимаю на вложение в письме, начинаю читать и застываю.

— Какого хера?

Аксель,

если ты читаешь это, значит, теперь ты женат, будь то по любви или ради денег. Если правдив второй вариант, то, полагаю, ты не слишком в восторге от меня, и это твоё право. Кто я такой, чтобы просить тебя жениться? Тихий, уединённый дядя Якоб — что мне знать о любви?