С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя
Я раскатываю презерватив по его длине, пока Аксель с помощью смазки и своих пальцев нежно и любяще заботится о том, чтобы я была готова. Воздух покидает наши лёгкие, когда я направляю его к своему входу и начинаю опускаться. Я преодолеваю совсем немножко, после чего мне приходится остановиться и очень громко сказать очень плохое слово.
Он поднимает взгляд, и его лицо исказилось болью.
— Ты в порядке?
Его ладони скользят по моим бёдрам, по заднице, мягкими и успокаивающими касаниями.
— Извини.
— Не извиняйся, — говорю я ему, наклоняясь для медленного поцелуя. Его ладонь пробирается между нами и снова потирает меня, пока я опускаюсь ещё чуть ниже. — Хотя, может, ты и должен извиниться. Это ты виноват, что я такая.
Он хмурится.
— Почему?
— Потому что много месяцев назад я перестала хотеть чего-либо, только прикасалась к себе, думая о тебе и мечтая, чтобы это было по-настоящему. С тех пор всё так и было.
Он стонет — то ли из-за моих слов, то ли из-за того, что мне наконец-то удалось опуститься почти полностью. Его ладони скользят по моей спине, побуждая меня наклониться, пока наши груди не соприкасаются, и его рот опускается к моему уху.
— У меня тоже, — шепчет он.
Первобытная, собственическая радость охватывает меня от понимания, что он хотел меня так же, как я хотела его. Я поворачиваю голову и встречаюсь с его губами, мягко покачиваясь с ним, пока его бёдра движутся. Слушая, наблюдая, я шепчу:
— Скажи мне, чего ты хочешь.
— Жёстче, — натянуто говорит он. — Когда ты сможешь. Жёстко и медленно.
Двигаясь на нём ленивыми, размеренными движениями, пока не удается насадиться полностью, я чувствую, как он наполняет меня, как моё тело изысканно растягивается вокруг каждого его пульсирующего дюйма.
Аксель останавливает мои бёдра, прижимает к своей груди, пока наши сердца грохочут в одном ритме.
— Останься? — тихо просит он.
И это слово слегка разбивает моё сердце. Потому что я хочу, чтобы он имел в виду не только сейчас, но и на дни, недели, месяцы и годы. Потому что даже если мне нужно разобраться со своей жизнью в Калифорнии, я хочу быть с Акселем, где бы я ни жила. Куда бы я ни отправилась, моё сердце будет с ним (теперь я это понимаю), с этим мужчиной в его тихом доме в лесах, с его красками, книгами и домашней едой. Я надеюсь, что Аксель это тоже понимает.
— Именно так, — шепчет он.
Я киваю, смаргивая слёзы, целуя его, пока мы движемся вместе, в отчаянных объятиях и волнообразном ритме. Время растворяется в мире грёз из бесконечных минут, глубоких, медленных толчков, тёплой кожи, солёного пота и бездыханных вдохов.
Аксель чувствует, как дрожат мои бёдра, улавливает усталость моего тела, так что он отстраняется, мягко укладывает меня обратно на матрас, повернув так, чтобы я оказалась прижата спиной к его груди. Он оставляет медленные и горячие поцелуи на моей шее.
— Так нормально? — спрашивает он, проводя ладонью по моему бедру и ласково поглаживая задницу.
— До тех пор, пока ты используешь тот вход, о котором я думаю.
Его низкий хриплый смешок щекочет мою кожу.
— Я знаю, что это исключено. Ты сказала мне, и я сказал, что я не возражаю.
Я нервно оборачиваюсь через плечо.
— Ты правда не возражаешь? Тебе не будет не хватать попы?
— Эй, — он обхватывает мой подбородок, и его черты искажаются в знакомой хмурой гримасе. — Я же сказал, что не возражаю. Я говорил серьёзно. Поверь мне. Пожалуйста?
Я всматриваюсь в его глаза, пока его ладонь сдвигается вперёд, нежно проходясь по моему животу, который не плоский, не подтянутый и вообще не такой, который, как мне думалось, нужен, чтобы быть желанной. Его ладонь опускается ниже, скользнув по влаге, затем прикасается ко мне так нежно, что на глаза наворачиваются слёзы.
— Я верю тебе, — шепчу я.
Затем Аксель улыбается. Это новая улыбка. Мягкая, секретная улыбка, и я знаю, что её не заслуживал больше никто. Он целует меня, пока его ладонь оставляет меня буквально на мгновение, и он направляет меня совсем неглубоко в моё тело. Снова прикасаясь ко мне, в каждом томительно чувствительном месте, он входит в меня. Медленно, терпеливо, нежно.
Я опираюсь на одну из его рук как на подушку, и его пальцы играют с моими волосами, успокаивающе и приятно. Вторая его рука — увлечённый любовник моего тела, дразнит мои соски, затем клитор, доводя меня до безумия, пока я двигаюсь, невероятно наполненная им. Как бы ни было прекрасно тело Акселя во мне, не менее прекрасны и все наши чувственные касания — моя спина к его груди, его поцелуи на моём горле, моя ладонь в его волосах, мягкие и сладкие слова, что он шепчет мне на ухо.
Я чувствую, что он уже близок — как нарастает темп его толчков, как у него перехватывает дыхание, и тогда Аксель замирает во мне, контролируя себя ради меня, хотя он пульсирует, изнывает от желания кончить. Его пальцы ласкают то место, где мы встречаются, затем выше, терпеливо кружа по моему клитору, пока его губы льнут к моей шее. Он остаётся со мной, отказывая себе в удовольствии, пока я взбираюсь всё выше и выше к ошеломительной кульминации.
Я крепко сжимаю его, выдыхая имя Акселя, когда глубоко внутри меня зарождается разрядка. Ослепительные ноющие волны прокатываются по моей груди, внизу живота, по каждому моему дюйму, обхватывающему его.
— Пожалуйста, — шепчу я, умоляя его. — Двигайся внутри меня. Пожалуйста, Акс.
— Руни, — он выдыхает моё имя как мольбу и молитву с каждым мучительно медленным движением бёдер, после чего его отчаяние берёт верх, и он быстро и глубоко вбивается в меня. Как раз когда мой оргазм стихает удовлетворённым эхом, Аксель сжимает мой подбородок, наши губы встречаются в лихорадочном поцелуе, и он проливается длинными, прерывистыми толчками, раскрыв рот и не отрываясь от меня.
Я прикасаюсь к нему и целую на протяжении этих изысканных рывков его бёдер, этих беспомощных всхлипов моего имени. И когда он падает на спину, мягко отстраняясь, пребывая в облегчении и запыхавшись, я следую за ним и льну к нему с сонной улыбкой на лице, когда Аксель обнимает меня.
Наши взгляды встречаются, когда он целует меня и говорит:
— Счастливого Дня Благодарения.
— И тебе, — шепчу я. — Я чувствую себя очень, очень благодарной.
Глава 29. Аксель
Плейлист: Gregory Alan Isakov — San Luis
Три недели. Три недели завершения работ в шалаше, затем сбора всего, но всё равно возвращения в темноте к маленькому домику в лесах, потому что там дом. Три недели всевозможного секса на всевозможных поверхностях во всевозможное время. Три недели походов на рассветах и закатах. Три недели выходных в студии, где я пишу картины, а Руни читает, пока пёс и котёнок развалились на ней и дремлют на солнце. Три недели вечеров за карточными играми с Уиллой и Райдером, ужинов с Паркером, Беннетом и Скайлер. Три недели наблюдения, как она засыпает в моих руках, купающаяся в отсветах пламени, и ощущения, как время ускользает, совсем как угасающее пламя в изножье постели.
Потому что время правда поджимает. Приближается Рождество, когда Руни поедет домой и возобновит свою прежнюю жизнь. Мы не говорили о том, что дальше, потому что Руни не знает, что делать с обучением, что будет после Рождества с её отцом, и я отказываюсь спрашивать её, пока у нее нет ответа. Мне меньше всего хочется повторно причинять ту же боль, которую причиняли её родители, о чем Руни рассказывала мне в темноте после занятий любовью. Что её отец просит слишком много её сердца и даёт слишком мало своего, что её мать любит её с расстояния, но не такой любовью, в которой она нуждается.
Я не очень хорошо читаю между строк, но я неделями слушал и узнавал женщину, которую люблю, и вот что я знаю: Руни скрывала и причиняла себе боль, пытаясь любить людей, которые не любили её так, как она того заслуживала. Я знаю, что Руни даже слишком хорошо это понимает, благодаря им, потому что однажды она мне сказала: иногда любви недостаточно.