Наталия Гуревич - Осенний Донжуан
И получается, что современный гламур - вопрос исключительно доходов. Одежки, жратва и все прочее только тогда гламурны, когда они дОроги. Ну, положим, какой-нибудь Гуччи и не может быть дешевым (хотя, собственно, почему? Работают у него за три копейки те же китайцы и шьют они из земных тканей, а не с Марса их доставляют). Но забавность в том, что гламурный человек не отличит брэндовой вещи от просто качественной. При этом до последнего будет стоять на своем, доказывать, что кофточка из Парижа, хотя бы хозяйка кофточки и призналась бы со всей откровенностью, что вещь на прошлой неделе сшита соседкой по лестничной клетке. Гламурный человек зачастую ни в чем не компетентен, без ценника беспомощен, как слепой котенок, а в спорах берет всегда глоткой.
Без своих оберток он ничем не отличается от любого другого, не гламурного. Чтобы из вульгарной цветочницы сделать герцогиню, профессору Хиггинсу потребовалось полгода упорного труда. Потом она не смогла уже вернуться к прежнему обществу. Чтобы из любой девицы сделать по-современному гламурную особу, достаточно завернуть ее в дорогие тряпки и сводить к хорошему парикмахеру. И любая гламурная дива сойдет за свою на блошином рынке, только одень ее соответственно.
Какой уж тут духовный аристократизм. Безусловно, кого-то чужие доходы завораживают, и для них нынешний гламур сохраняет свой первоначальный смысл - «непреодолимое очарование». Но вообще-то это скучно. Как фильм ужасов с тупым поеданием каждого встречного.
Самое обидное, что в лучах прожекторов гламура бьются умные, талантливые люди. Вот, например, Чуча. Гламур идет ей, как корове седло. Не в том смысле, что ей не идет дорогая одежда. Одежда ей идет, да не доходит. Нет у Чучи дохода на гламурную одежонку, поэтому ей приходится делать вид, что надетое на ней - страшно дорогое, в разы дороже Юдашкина. То же самое и с занятием: приходится делать вид, что занята самым важным на свете делом. Потому что человеку с ее корнями, с ее духовным прошлым на самом деле не все равно, чем зарабатывать деньги - в отличие от подлинного гламурщика. Но она сурово уверена, что пиар - занятие для гламурного человека и что она непременно должна быть гламурной, потому как это в духе времени. Будто каждому времени - свой гегемон. Было время коммунистов, было время хиппи, а теперь вот настали времена гламура. И не быть в духе будто бы недостойно живущего.
Чуча изливает потоки яда на людей, с которыми вынуждена общаться (все членов местного гламура), но, излив яд, с восторгом говорит, как кто-то из них «сам себя сделал» (преуспел в биржевых спекуляциях, к примеру). Яд она льет свысока, восхищается, глядя снизу, и, словом, никогда не чувствует себя вровень с людьми гламура. Гламур ей чужой, и она гламуру чужая, и тем не менее она продолжает барахтаться в море блестящего серпантина этакой черной каракатицей, отказываясь признавать, что со стороны выглядит не только грустно, но и смешно. А ведь когда-то писала отличные стихи…
Глава 7. Бабьи рассказки
Итак, Чуча выстроилась в дверях комнаты и под салют гостевых взглядов провозгласила:
- Замуж я скоро выхожу, подруги!
- Ну, это ты зря, - сказала Галя, не выдержав и половины паузы, которая показала бы, как гостьи изумлены новостью.
- Нет, почему же, - возразила ей Алена. - Сходить замуж надо.
- Смотря за кого, - сказала Полина и вызвала залп поддерживающих и развивающих тему реплик.
- Да фиг ты угадаешь! - воскликнула Галя. - Я, например, выходила за приличного многообещающего парня, который десять лет охотно ходил на поводке, а тут как с цепи сорвался! Ну кто мог десять лет назад… да чего там десять лет - год хотя бы назад! Полгода! Кто мог бы подумать, что Левка всерьез затеет разводиться? Да он всю жизнь был буквоед, зануда, совесть эпохи! А тут - вишь! - ничего его больше не волнует! Дети, семья, работа - все готов коту под хвост. Ох, девки, страшная это штука замужество. Затянет, все соки высосет, хуже любой работы… - И Галя вдруг в момент осела, пригорюнилась.
- Да-а, - вздохнула Алена, - замуж мы выходим за свои представления о мужике, а уж насколько он захочет соответствовать нашим представлениям - вопрос удачи. Я вот представляла себе заботливого и любящего, а получилось - хер на ножках, прихлебала и лизоблюд.
- Ого! - сказала Полина, которая первый раз слышала от Алены столь сильные выражения в адрес человека. - Во всяком случае, на тебя замужество повлияло не худшим образом.
- Эй-эй! Але! - крикнула Чуча из дверей. - Ничего, что я здесь стою и подслушиваю? Вообще-то это мой девичник, а вы что-то слишком резко взяли старт, к тому же не в ту совсем сторону!
- Ах да! - спохватилась Полина. - Что же ты в дверях-то стоишь? Проходи, садись, рассказывай: кто жених, когда свадьба? Кстати, есть-то уже можно? Как там по протоколу?
Чуча замечание про протокол пропустила мимо ушей. Она была почти в панике от того, что все с самого начала пошло не по сценарию. По сценарию все должны были разахаться и забросать ее вопросами типа «Да как же это?», «Да когда ты успела?», «Да что же ты скрыла?». В панике Чуча едва ли уловила точный смысл произнесенных фраз, но почуяла: вернуть беседу в нужное русло прямо сейчас непросто. Она решила, что нужна пауза, после которой все можно будет начать сначала, и сказала:
- Давайте же выпивать и закусывать!
- А, вот так положено по протоколу, - пробормотала Полина и ястребом напала на тост с помидоркой.
Алена достала из сумки принесенный из дому коньяк. Галя жестом показала, что присоединится к ней. Полина отрицательно помотала головой. Чуча посмотрела с негодованием. Алена виновато развела перед Чучей руками и налила коньяк в свою рюмку и Галину. Чуча, все еще не снимая с себя негодующего вида, налила себе и Полине красного вина. Только Чуча раскрыла рот, намереваясь произнести тост, как Галя, не наблюдавшая за Чучей, а погруженная в свои невеселые думы, подняла бокал и сказала:
- За твою удачу, Чуча! Чтоб тебе не попался такой же мудак, как нам с Аленкой!
Чуча икнула от злости, но против произнесенного тоста не возразила. Стали выпивать.
Полина, в отличие от Гали за Чучей наблюдавшая, вцепилась в бокал зубами, чтобы не рассмеяться. Пока она запивала смех вином, ей вспомнился эпизод пятнадцатилетней давности; эпизод, долго смешивший ее, даже и в хмурые дни.
Знойной июньской ночью сидели на пороге колхозного Дома культуры три филолога. Они уже закончили обсуждать события своей фольклорной практики и молча смотрели в звездное небо. Они были не настолько близки, чтобы не чувствовать неловкости из-за затянувшейся паузы, и поэтому избегали смотреть друг на друга.
