Наталия Гуревич - Осенний Донжуан
Она приехала домой с больной головой. Павел, лежа на кровати, смотрел в потолок, полон задумчивости. Обычно он, сгорбившись, чахнул за компьютерной игрушкой про страшных монстров и героического героя в лабиринтах космического корабля. Так что Лене и подозревать неладное не пришлось - неладное было налицо. Но Алена отложила выяснения на потом, пообещав себе, что если сможет, то и вовсе ничего не станет выяснять. Она пошла готовить ужин и приготовила его: макароны из твердых сортов пшеницы (варить 10 минут), чесночные колбаски (бросить на сковородку, не размораживая, обжаривать с двух сторон в общей сложности 10 минут), блинчики с клубничным джемом (разморозка в микроволновке 4-5 минут, столько же - обжаривание на подсолнечном масле). Не ресторан при Гранд-отеле, но и не одинокая сарделька все-таки.
За столом Павел жевал с тем же мечтательным выражением лица, с каким лежал на кровати. Алена сначала косилась на него, но потом отвлеклась на телевизор. Новости с американских бирж были неутешительные.
- Я сегодня понял, - сказал Павел, - что я, как не крути, не моногамное существо.
- А? - не отрываясь от телевизора, отозвалась Алена. - Да, я давно поняла, что для жизни вполне хватает одного партнера.
- Нет, ты не поняла, - терпеливо и настойчиво сказал Павел. - Мне, наоборот, одной женщины недостаточно.
Алена медленно прожевала и проглотила кусок колбаски.
- Да? Вот как? И как же ты это понял? - невозмутимо спросила она, отрезая посеребренным столовым ножом еще кусочек.
Павла тут же и понесло. Он рассказал о какой-то старинной, давно не виденной, знакомой, которая позвонила ему сегодня и попросила о встрече. И хотя Павел сразу же, в ответ на ее вопрос «как дела?», сказал, что четвертый год женат гражданским браком, эта неугомонная женщина все равно желала его видеть. Что же делать, делать нечего, Павел покорился. А тем более, Алена все равно оставила его одного, прямо с субботнего утра убежала по зову ненаглядной Чученьки. Итак, они повстречались. И она сначала про погоду да про природу. Дескать, вот, докторскую защитила, вот, в Бостон зовут, но сперва хотелось бы отдохнуть, и она думает, что отдыхать лучше всего в предгорной Франции, вдали от парижского туристического кошмара, в тихом пансионате, со свежим молоком о утрам… Но вдруг прямо от альпийских лугов да ему в лоб и говорит: «Хочу - не могу! Два месяца назад приснился и с тех пор нет покоя. Лежу в солярии - о тебе грежу. На работу еду - о тебе думаю. С работы домой возвращаюсь и весь вечер - о тебе, о тебе!». Разреши, говорит, мои муки. Давай потрахаемся, что ли.
Павел, конечно, как честный человек - в отказ. Но! нелегко ему это далось, ох, нелегко! Потому что старинная знакомая за годы разлуки похорошела не по-земному.
- Как интересно, - сказала Алена, сохраняя невозмутимый вид. - Значит, ты хотел бы полигамии… А еще чего? Нет, в самом деле, давай поговорим об этом.
Павел доверчиво, как ребенок, рассказал ей все:
- Я хотел бы жить в Израиле и чтобы ты была еврейкой. И тут нет ничего невозможного! Хотя и очень просто не будет. Ты должна будешь убедить раввина в том, что быть еврейкой - твое желание, независимое от наших с тобой отношений. Потому что если ты придешь и скажешь: я хочу замуж за Павлика, - с тобой никто не станет разговаривать вообще…
Пока он говорил, Алена смотрела на него. Когда он замолчал, она надолго задумалась. Павел не торопил ее, он понимал, что решение-то непростое.
- Вот что, - с расстановкой заговорила Алена. - Еврейкой я, пожалуй, становиться не буду. Ты мне преподносишь на блюдечке свою полигамность, а я за это должна отрекаться от культуры, в которой выросла? Ну уж нет. В Израиль я тоже не хочу, там жара, террористы и вода дорогая. И получается, что нет у нас с тобой общих желаний. Я вижу отсюда только один исход. Я хочу, чтобы завтра же ты собрал свои вещи, желательно все, и съехал бы с квартиры.
Алена никогда не узнала, почему Павел беспрекословно послушался ее: то ли потому, что почувствовал бесполезность любых возражений, то ли потому, что обалдел от неожиданности, то ли потому, что ему и самому хотелось уйти. Они больше не разговаривали.
Павел сразу же позвонил какому-то приятелю, и тот согласился помочь с увозом вещей. Кое-как скоротали вечер, Алена в кухне с ноутбуком, Павел в комнате за компьютерными играми. Спать легли в единственную имеющуюся кровать, и Павел уснул быстро, Алена же, проворочавшись часа три, вернулась в кухню и очень продуктивно до утра поработала, закончила, наконец, работу, которую никак не могла кончить в предыдущие две недели. С утра она поспала пару часов, собралась и ушла - до прибытия приятеля-помощника.
Она напилась кофе в любимом кафе, посидела в кино на дурацком мультфильме, пообедала в центре и вернулась домой, в изменившуюся квартиру, где остались раскрытыми дверки теперь полупустого шкафа, откуда исчезли бритва, крем и лосьон после бритья, где не было больше дисков с песнями на иврите, и куда не придет отныне смешной и трогательный полумужчина, полумальчик… А Алена-то искренне думала, что проживет с ним до конца жизни.
Алене хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, но она понимала, что в добропорядочном обществе сочувствия не найти. Любой скажет ей: ну и давно надо было выгнать его! Поэтому Алена решила тихо напиться в одиночестве и лечь спать. О приглашении Чучи она напрочь забыла.
Чуча напомнила о себе, когда Алена уже выставила на стол коньяк, ликер, мартини и размышляла, с чего начать. По телевизору играли увертюру к «Риголетто». Алена убавила звук и взяла трубку.
- О… черт… Я сегодня… Нет, правда, послушай… Черт… Ладно. Да! Ну, хорошо же!
Осушив на дорожку стопку коньяка, Алена прихватила с собой бутылку и в препаршивейшем настроении вышла из дома.
Полина крепко спала, когда зазвонил телефон. И когда назойливый звонок все-таки вытащил ее из уютного сна, она какое-то время не шевелилась, надеясь, что телефон успокоится, и она сможет заснуть опять. Но телефон не успокаивался. Полина, проклиная свою недогадливость (можно ведь было отключить телефон? Ведь можно было??), доползла до трубки.
- Мммм? А… Да… Только я вообще-то сплю, я попозже… Что? Неееет, я так быстро не… Что? О господи, Чуча!.. (спустя три минуты беспрерывного монолога Чучи): Ой, ну ладно, ладно, уже надеваю штаны! У тебя хоть поесть-то будет чего?
Через десять минут сонная, голодная и злая Полина отправилась принимать участие в необыкновенном девичнике.
Итак, три дамы прибыли к дому Чучи в наихудшем расположении духа и встретились у подъезда. Каждая поведала о своей неудовлетворенности жизнью, а также о причине неудовлетворенности. Объединенные сочувствием друг к другу и испытывая одинаковое раздражение по отношению к Чуче, они поднялись в квартиру.
