Анна Смолякова - Замок из песка
Юлька Десятникова задумчиво курила, слушала нас и качала головой:
— Нет, убегать не годится! Константин Львович только срок заключения продлит. Или озвереет и еще что-нибудь похуже выдумает… Слушай, может, тебе самой вести себя как-нибудь по-другому…
— Как?! Я что, неприлично себя веду?! Глазки там строю или бедрами вихляю?
— Не неприлично ты себя ведешь, а тупо! Детский сад какой-то: «Я с вами среди ночи неизвестно куда, конечно, поеду, только вы меня, добрый дядя, и пальчиком не троньте, пожалуйста!»
Я опускала голову и бледнела. Краснеть у меня не получалось по каким-то там природным особенностям. Смертельной бледностью выражался стыд. Со стороны ситуация с Вадимом Анатольевичем и в самом деле казалась дурацкой и двусмысленной. Но ведь он-то и чувствовал, и понимал, что я в самом деле не собираюсь с ним спать.
В конце концов выход предложила Кристинка, объяснив, что мне нужно вести себя так, чтобы вызывать одно только отвращение. Разнузданная шлюховатость отменялась, поскольку могла быть оценена совсем не так, как нужно. Отменялась и скучная молчаливость, в определенных обстоятельствах грозящая сойти за томность и загадочность. Поразмышляв с полчаса, все та же Кристинка предложила изобразить мне дебилку, чем вогнала меня в крайнее изумление, а Юльку в полуистерический смех.
— В каком смысле дебилку? — Я удивленно наморщила лоб.
— В прямом. Ну, не дауна, конечно, а тихую шизофреничку. Но чтоб заметно было сразу!.. Отвечай невпопад, какие-нибудь детские сказочки рассказывай, криво хохочи…
Кристинка ужасным образом искривила свою хорошенькую мордашку и утробно захохотала, иллюстрируя понятие «шизофренический смех». Мы с Юлькой прыснули, а она с деловым видом продолжила:
— А что? Может быть, ты у нас — народный самородок! Мозгов тебе Бог не дал, только талант и внешность. Вот ты и танцуешь в меру своего скромного разумения. Тебе показали — ты собезьянничала!
— Ох, Криська, Криська! — вздохнула Юлька, отсмеявшись и слезая с подоконника. — И какая только в твоей головенке фигня не водится? Где гарантия, что это строго наоборот не сыграет? Как попадется извращенец, на дурочек падкий! У нас же тут козу в пуантах на сцену выпусти, и то, глядишь, желающие найдутся… Господи, бордель, он и есть бордель!
Та обняла свои колени и печально кивнула, а потом вдруг спросила:
— Юль, а ты Ленку помнишь?.. Ну, которая все надеялась, что какой-нибудь из этих козлов в нее влюбится и в Рио-де-Жанейро увезет?
— Помню, — отозвалась Юлька и для меня добавила: — Под машину попала, несчастный случай… Нет, там в самом деле несчастный случай был!
Говорила она вроде бы искренне и убедительно, но мои руки и ноги тем не менее мгновенно покрылись противными мурашками. Наверное, и лицо сделалось жалким и испуганным. Чтобы не демонстрировать всем собственную слабость, я отошла в угол и принялась суетливо копаться в сумке со сменной одеждой.
— А знаете что? — мечтательно пропела Кристина, затягиваясь сигаретой из Юлькиной пачки. — Вот как в следующий раз меня кто-нибудь решит подснять, я тоже в рожу вином плесну. И смоюсь отсюда к чертовой матери!
— И куда пойдешь? В модели? Ростом не вышла. В секретарши? Так там то же самое… — Десятникова пожала плечами. А Криська вызверилась:
— Да хоть в больницу горшки мыть! Зато подстилочкой доступной себя не чувствовать!
Но, похоже, ее минутный порыв никто всерьез не воспринял. Между тем день спектакля неотвратимо приближался.
В пачку, переливающуюся и шелестящую так маняще, я влезла с глубоким отвращением. Венок из белых перьев нацепила, словно терновый. Но самое страшное, гениальная музыка Чайковского, несущаяся из огромных колонок, не вызвала во мне на этот раз ничего, кроме животного страха перед надвигающейся опасностью.
Станцевала я, опять же, соответственно. Да у меня и не было никакого желания проникаться любовными страданиями девушки-лебедя. Потому что было совершенно ясно: отзвучат последние аккорды, артисты выбегут на поклон, а ко мне потащится очередной мерзкий хрыч. Уж об этом Константин Львович позаботится!.. Хотя вполне возможен был и другой вариант: оставив надежду перевоспитать строптивицу постепенно, хозяин сразу передаст меня с рук на руки Вадиму Анатольевичу…
Больше всего я боялась именно второго варианта. Тем более что события развивались в подозрительном направлении. После спектакля никто не подошел ко мне с цветами, никто не стал слюнявить ручку и со значением подмигивать маслеными глазками. Гости просто снисходительно похлопали с высоты своего величия и с миром отпустили нас за кулисы.
— Ну все, Настюха, теперь тебе только пару часов на банкете продержаться, — порадовалась за меня Кристинка, — а потом можешь идти в нашу спаленку и мирно задрыхать. Прикинь, всего три спектакля тебе осталось!
— Да уж… Хоть бы и в самом деле сегодня пронесло! — отозвалась я и отправилась переодеваться.
Подкраситься и одеться самым безобразным образом посоветовала мудрая Десятникова. Общими усилиями мне заплели тугой «колосок», гарантированно уродовавший мое лицо и делавший голову похожей на небольшую тыковку. Вместо привычных джинсов или юбки с мягкими складками предложили тоже юбку, но «колокол» — с длинным рядом декоративных пуговиц и высокой талией. Сама по себе юбка была, конечно, ничего. Но сшита точно на Люську, у которой талия сантиметров на шесть шире моей. Корсетный пояс заканчивался почти под грудью, и выглядела я в этом наряде как толстый и немного продавленный с обеих сторон тюбик зубной пасты.
— До чего же неподходящая одежда может человека изуродовать! — ахнул кто-то из девчонок, когда меня подвели к зеркалу.
И это было правдой! Подружки постарались на славу. В своей открытой борьбе я оказалась одинокой, но втайне со мной были солидарны почти все.
Когда мы явились в зал, Константин Львович едва ли зубами не заскрипел от досады. Впрочем, лезть на рожон было глупо. И самым мудрым мне показалось опустить очи долу и тихонько, незаметненько прибиться к какой-нибудь кучке девчонок. Благо, «разбирали» далеко не всех. С полчаса никто на мою особу не покушался, и я уже готовилась праздновать первую маленькую победу, когда услышала за спиной покашливание и неуверенное: «Мадемуазель…»
Я резко обернулась. Мужчина лет тридцати в дорогом сером костюме и белоснежной рубашке стоял передо мной, смущенно улыбаясь. У него были темно-русые волосы и довольно привлекательное лицо, но дела это не меняло. Сволочной Константин Львович подсуетился и очередной раз ткнул меня лицом в грязь.
— Мадемуазель, вы позволите пригласить вас на танец?..
